– Воды дать? Пить хочешь?
Девочка перевела взгляд на нее и не ответила.
– Думаешь, она свихнулась? – спросил Гвоздарь.
– Да хрен ее знает, – покачала головой Пима, а затем взяла серебряную чашечку и налила в нее воды. Поднесла к лицу девочки, внимательно на нее глядя. – Будешь пить? Вода.
Девочка чуть шевельнулась. Пима поднесла чашку к ее губам, и она неуклюже отхлебнула. Взгляд прояснился. Пима снова приблизила чашку к ее лицу, но она отвернулась и попыталась сесть. Ей удалось поджать ноги и обхватить их руками. Пламя костра бросало на ее кожу оранжевые блики. Пима снова предложила воду, и на этот раз девочка выпила всю чашку. А после жадно посмотрела на кувшин.
– Дай еще, – сказал Гвоздарь.
Девочка снова выпила целую чашку, на этот раз держа ее трясущейся рукой. Пила так торопливо, что вода текла по подбородку.
– Эй! – крикнула Пима, выхватывая у нее посудину. – Поаккуратнее! Больше воды до утра не будет.
Мрачно посмотрев на девочку, она порылась в мешке с фруктами. Нашла апельсин, разделила его на дольки и протянула спасенной. Та сжевала дольку и взяла другую. Она следила за движениями Пимы, как голодный хищник, но, съев всего лишь пару долек, снова легла – вернее, свалилась в изнеможении.
– Спасибо, – слабо пробормотала она и слегка улыбнулась.
Закрыла глаза и умолкла.
Пима сжала губы. Встала и поправила одеяло на девочке.
– Похоже, будет жить.
– Да, похоже.
Гвоздарь не понимал, радует его, что богачка выкарабкалась, или печалит. Она лежала с закрытыми глазами, глубоко дыша. Должно быть, уснула. Если бы умерла или сошла с ума, все было бы намного проще.
– Очень надеюсь, что ты понимаешь, что делаешь, – тихо сказала Пима.
10
Если честно, Гвоздарь не имел ни малейшего понятия о том, что он делает. Он оказался в какой-то новой версии будущего и принимал решения на ходу. Единственное, что он знал точно: незнакомка – часть этого будущего. Богатая девочка с бриллиантом в носу, с золотыми кольцами на пальцах – на целых пальцах, всех десяти. С темными блестящими глазами, живая, а не мертвая.
Он сидел по другую сторону костра, обхватив колени руками и глядя, как Пима скармливает спасенной остатки апельсина. Две девочки, две разные жизни. Пима темнокожая, сильная, в шрамах и татуировках – рабочих и на удачу. Коротко стриженная, мускулистая и очень живая. И вторая, смуглая, но намного светлее, не тронутая солнцем, с длинными струящимися черными волосами, с плавными, мягкими, выверенными движениями, без следов насилия, химических ожогов и шрамов от проводов на лице и голых руках.
Две девочки, две разные жизни, две разные удачи.
Гвоздарь подергал толстое кольцо, вдетое в ухо. Они с Пимой были сплошь покрыты разными знаками – от татуировок, позволяющих работать в команде, до тщательно продуманных меток с благословениями Ржавого Святого и норн. А у этой девочки – никаких татуировок. Ни для красоты, ни рабочих, ни групповых. Ничего. Пусто. Он был немного ниже ее ростом, но знал, что легко прикончит ее, если понадобится. Пиму ему в драке не победить, а эта совсем слабая.
– Почему вы меня не убили?
Гвоздарь вздрогнул. У девочки были открыты глаза, она смотрела на него через костер. В глазах отражались горящая мебель и рамы картин.
– Почему вы меня не убили, хотя могли?
Говорила она очень правильно и красиво, коротко и четко. Как боссы, которые иногда приходят посмотреть на работу и платят премию за хорошую добычу. Слова произносились идеально, без запинок, без пауз. Она взяла из рук Пимы последнюю дольку апельсина и съела ее неторопливо, с видимым наслаждением. Потом медленно села.
Перевела взгляд с Гвоздаря на Пиму.
– Вы могли бросить меня умирать. – Она вытерла рот ладонью и слизнула с нее сок. – Сама я бы не выбралась. А вы бы взяли мое золото и разбогатели. Почему не поступили так?
– Спроси Счастливчика, – с отвращением ответила Пима. – Это была не моя идея.
– Тебя зовут Счастливчик? – спросила девочка у Гвоздаря.
Гвоздарь не мог понять, серьезно она спрашивает или смеется над ним, и решил отшутиться:
– Ну, я же нашел твое судно.
Ее губы дернулись в улыбке.
– Выходит, я тогда Счастливица? – Она прищурилась.
Пима расхохоталась и присела рядом с ней на корточки.
– Да уж точно. Везучая девчонка. – На мгновение она задержала жадный взгляд на золоте, блестевшем на смуглой коже. – Чертовски везучая.
– Тогда почему вы не забрали мое золото и не ушли? – Девочка вытянула руку, на которой виднелись тонкие следы от ножей. – Из пальцев можно сделать амулеты норн. Вам достались бы и золото, и кости.
Нежное лицо стало жестким. Гвоздарь вдруг понял, что она умна. Что она нежная, но не глупая. Он не мог отделаться от мысли, что ошибся, решив оставить ее в живых. Не так-то просто понять, когда ведешь себя умно, а когда слишком умно, во вред самому себе. А девочка… уже взяла над ними верх прямо здесь, у костра. Она уже задает вопросы, а не отвечает.
Лаки Страйк любил повторять, что граница между умом и глупостью очень тонкая, и при этом обязательно смеялся. Глядя через костер на дразнящую его девочку, Гвоздарь вдруг осознал, что хорошо понимает Лаки Страйка.
– Думаю, мой палец стал бы чудесным амулетом, – сказала она. – Сделал бы тебя особенно везучим.
Пима снова рассмеялась. Гвоздарь нахмурился. У него десятки вариантов будущего, зависящие от удачи и воли норн… и от переменной в лице этой девочки. Он как будто видел эти пути, расходящиеся в разные стороны. Сейчас он стоит на перекрестке, просматривает пути по очереди, но каждый только на шаг вперед, максимум на два.
Встретив резкий взгляд идеальной мажорки, Гвоздарь понял, что кое-что упустил. Он ничего о ней не знает. Но зато неплохо разбирается в золоте. Золото можно обменять на безопасность, на свободу от работы на судах, на выход из команды. Этой дорогой пошел Лаки Страйк. Гвоздарю следовало повести себя умнее, просто дать Пиме зарезать девочку.
А если существуют и другие пути? Что, если за богатую девку полагается награда? Что, если она может принести какую-то пользу?
– У тебя есть команда, которая будет тебя искать? – спросил он.
– Команда?
– Кто-то, кто хочет, чтобы ты вернулась домой?
Она не отвела взгляда.
– Конечно. Меня будет искать отец.
– Он богатый? – спросила Пима. – Мажор вроде тебя?
Гвоздарь мрачно взглянул на нее. По лицу Счастливицы промелькнула усмешка.
– Он заплатит, если ты об этом, – ответила она и растопырила пальцы. – Заплатит куда дороже, чем стоят мои украшения. – Она сняла кольцо и бросила Пиме. (Та удивилась, но поймала.) – Намного дороже. Больше, чем все, что было на моем судне. – Она стала серьезной. – Живая я дороже золота.