Дом там, где твое сердце

Откинув голову, та радостно засмеялась. А зубки-то хороши!

– Мы втроём будем, да? Это же та самая?

– Какая та самая? – прорычала Лиз, вырываясь, злость не дала ужасу от первой фразы поглотить мозг. Стронберг лишь ухмыльнулся. Похоже, понимал, что за любой звук с его стороны получит пощёчину.

Девка развела руки в стороны, демонстрируя вдвое более пышную, чем у Элизы, грудь. Покачала своё мерзкое вымя на ладонях.

– Я вам не нравлюсь, мадам?

Взгляд Мариса не отрывался от лица Элизы, его интересовала только её реакция. Жена наклонила голову точь-в-точь молодым бычком.

– Потаскуху убью.

Лили взвизгнула, оценив решимость. Бойко спрыгнула с полки, попятилась к двери по стеночке.

– Мсье, мы так не договаривались…

Прыжком бросившись на Элизу, притиснув к бокам царапающиеся руки, Марис крикнул:

– Беги! Да дверь закрой поплотнее!

В парной стало меньше на одного человека. Элиза стояла, оцепенев, не успевая переключить сознание с исчезнувшей цели. Да и супруг не разжимал объятий. Силён, мерзавец! А когда Стронберг отодвинулся, и можно было продолжить его убивать, женщина обнаружила внезапно – её руки связаны в запястьях у неё за спиной. Плечи от этого выгнулись и уже начинают ныть.

– Рехнулся? Немедленно развяжи меня! – крикнула Лиз.

Стронберг разглядывал её и ухмылялся правым уголком рта.

– Ты лишила меня интересного досуга. Придётся предложить что-нибудь взамен.

Женщина сверкнула глазами.

– Разумеется. Публичная казнь подойдёт?

– На что мне твоя казнь, – демонстративно зевнул Марис. – Хочу радостей плоти.

– Освободи мне руки, – сладко предложила Лиз. – Я тебе этих радостей отсыплю выше неба.

Глядя в её глаза, Марис верил – отсыплет. Вот она, прежняя Элиза Линтрем, бросающаяся на него на берегу Эльмарена, он вернул её. Остаётся слегка сместить направление да закрепить полученный эффект.

– М-м… нет. Побудь некоторое время беспомощной, тебе это состояние идёт. Разозлилась, поди, вон как глазки сверкают. Кто тебе доложил про Лили?

– Ты привёл девку в дом, не скрываясь. Совсем слепой и глухой надо быть…

– Не Рене, конечно, – продолжал размышлять Марис. – Твоя сестричка давно на моей стороне.

– Ты тронул её? – Лиз страшно побледнела. Вращение точек перед глазами остановило неподдельное удивление Стронберга.

– Сдурела? Я не интересуюсь малолетними. Твоя сестра попросила разрешения учиться в школе для девочек, а потом устроить ей брак. Я дал слово.

Элиза оперлась затылком о стену, тоже влажную. С одной стороны, Рената вроде как предала её. А с другой – умница, что подумала о своём будущем.

– Мне нехорошо, – пробормотала она. Сердце и впрямь теснило. – Душно.

– Бани – самый правильный способ для чистоты и расслабления, – объявил Марис. – Ходят в хамам, однако же, не в одежде.

Двигая, словно куклу, он развернул Элизу к себе спиной, уткнул лбом в стену. И кинжал у рачительного хозяина оказался припрятан в парной. Прежде чем Лиз успела сообразить, что последний раз надевала любимое домашнее платье, Стронберг одну за другой перерезал все верёвочки корсета, надрезал и разорвал юбку прямо до пола. Обрывки откинул в стороны, управился с рукавами. Груди, лишённые поддержки, слегка обвисли, однако Стронберг тут же накрыл их ладонями.

– Такая ты мне и нравишься, – жарко шепнул на ухо. – Голая, молчаливая, беспомощная.

Отодвинулся, похоже, избавляясь от штанов. Потёрся о ягодицы Лиз жарким, потным телом. И едва уберёгся, успев отпрянуть, когда прямо возле щеки щёлкнули её острые зубы.

– Вот как, значит, – пробормотал. – Маловато ограничителей?

Если он решит привязать её к полке и оставить здесь, сердце не выдержит. И так вон бухает, словно кузнечный молот. Стронберг, похоже, знал это. Из волос начал по одной выдёргивать шпильки, а когда те рассыпались, отросшие уже почти до плеч, собрал их в хвостик, связал верёвочкой, а конец притянул к зафиксированным запястьям. Теперь Элиза не могла повернуть головы, подбородок смотрел строго вверх, любое движение отзывалось болью в корнях волос.

– Идиот…

– Зови меня просто господином, – любезно предложил Марис. Лиз не видела ни его лица, ни рук, только чувствовала их. Сильными и ритмичными нажатиями большие ладони растирали её повлажневшее тело – плечи, руки до локтей, спину, бёдра и ягодицы. Движения были не угрожающие, Лиз разрешила себе чувствовать удовольствие. Поцелуи ей тоже не грозили, кажется.

Когда стало совсем жарко, мутно в голове, томно, Стронберг открыл дверь, вытолкнул Элизу. И безжалостно, без предупреждения швырнул в ледяную воду бассейна. Сразу же прыгнул следом, не давая нахлебаться воды. Вытаращив глаза, разинув рот, Лиз завизжала:

– Совсем с ума… – закончила реплику она под водой. Тут же была извлечена, закашлялась и далее благоразумно молчала, стараясь отдышаться. Подняв на руки, Стронберг поволок её куда-то. Сначала показалось, назад в парную, но нет, путь лежал дальше по коридору.

И снова зал из восточных сказок. Мраморные высокие ложа, подогреваемые изнутри, необычные, сладкие ароматы, два факела для света на стене. Их не хватает, чтобы осветить всё помещение, в нём чуть ярче, чем полумрак. Стронберг укладывает её на живот на скамью, нажатием рук вытягивает в струну всё тело. Шепчет умоляюще:

– Не порть удовольствие, наслаждайся, – перерезает путы, а в руках у него уже чудной мешок с мыльной пеной внутри, и этим мешком он начинает разминать, разглаживать её тело. Немыслимые ощущения бегут по рукам, ногам, охватывают каждую клеточку. Так и в раю не бывает – лениво скользит по краю сознания мысль.

Стронберг переворачивает её и повторяет процедуру спереди, не избегая сосков, но Лиз слишком ленива и расслаблена для возмущения и даже для возбуждения. Он разминает пальчики на её ступнях, потягивает их, наслаждение заставляет стонать, слегка выгибаться в пояснице. Вновь животом на скамью, руки мужа меж бёдер, они беззастенчиво трогают, теребят её складки, подсовывают валик – упругий, но не мраморный – под бёдра. Ноги раздвинуты шире уверенными руками, Марис сзади становится на четвереньки и начинает своим органом проникать в неё. Даже толчки не могут вывести Лиз из расслабленного состояния, но Марис и не нуждается в её содействии, всё делает сам. Крики и стоны удовольствия не доносятся к слугам из-за толстых дверей. Элиза в голос кричит, царапая мраморные плиты. А Стронберг неумолим – он крутит её, ставит на четвереньки, задирает ноги выше головы…

Элиза уснула на тёплой скамье спустя час, так и не почувствовала, как муж обмывал её, одевал в халат и относил на руках наверх в спальню.

Глава 33

Элен-Франсуаз Грандье отступаться не собиралась. Не того склада характера она была, чтобы сдаваться перед ничтожным препятствием. Детство её и юность прошли удивительно благоприятно, родители, люди именитые и состоятельные, никакому капризу любимой дочери не отказывали, просили лишь об одном – составить достойную их партию. Элен-Франсуаз была уже помолвлена с бароном Грандье, на беду свою отправившимся воевать в императорских войсках, поэтому в свои девятнадцать лет не считалась невостребованной, мир всё так же крутился вокруг неё. Барон был нехорош собой и немолод, после дурной болезни, перенесённой в молодости, он едва ли мог продлить свой род наследником. Такое положение очень устраивало Элен-Франсуаз: чем позже вернётся жених из своей армии, тем меньше опасений скандала, невеста давно была не девственной. А светское общество вдруг оживилось – в Париж прибыл на проживание экзотический экземпляр, не меньше чем саудовский король с сыном своим, принцем. Омар Лалие разительно расходился внешностью с представлениями о берберах. Смугл кожей, да, но заметно, что это воздействие палящего солнца, а не природная особенность, под зимним небом Парижа он постепенно светлел. Совершенно белые волосы, ни на каких приёмах он не носил париков. А глаза… в них кипел жар солнца, постоянное желание и страсть. Впервые в жизни Элен-Франсуаз бегала за мужчиной, а не наоборот. Караулила его, подстраивала «случайные» встречи, разве что не позволила бандитам напасть на себя – и то лишь потому, что не была до конца уверена, бросится ли Омар Лалие спасать её. Они сошлись стремительно, как только он узнал о её положении «вечной невесты», отчего можно было не опасаться ответственности. Встречались в гостиницах и на постоялых дворах, прикрывая лицо маской, Элен-Франсуаз сбегала от служанок, сопровождавших её. А когда отгремела Июльская революция, и Луи-Филипп начал награждать своих союзников, домой вернулся опостылевший жених. К тому сроку Элен прочно обосновалась в доме, принадлежащем барону, да и в его состояние успела ручку запустить на правах невесты – но она готова была ради своего аманта на любой скандал. Умолила Омара Лалие о встрече, кинулась на шею своему принцу, а потом и в ноги ему, упрашивая увезти её, сделать своей супругой. А любовник решил иначе, не нужно ему было любви Элен и проблем, связанных с нею. В ту же неделю он покинул Париж, и что оставалось Элен, кроме постылого замужества? Повезло ещё, что боевые раны свели барона в могилу за два года, не пришлось брать греха на душу, травить его. А Омар Лалие вернулся в столицу с супругой. Беленькая, хорошенькая, ещё и моложе её, Элен… отбившая её мужчину. Тут уж все средства хороши.

Надёжный слуга баронессы Грандье был приставлен к входу дворца на Вандом-Пляс отслеживать передвижения мадам Лалие. Именно эта блондиночка была слабым местом Омара, не станет её – желанный плод сам упадёт в руки Элен. Внедрить «уши» в ряды прислуги дворца, увы, не удалось, экономка никого не нанимала. Мадам Лалие выезжала редко, модистка посещала её на дому, а подруг женщина себе в Париже не завела. Напрасно прокараулив удачного шанса почти две недели, Элен перешла в наступление. Она явилась с визитом после полудня, едва стало известно, что Омар Лалие уехал на конезавод, в котором имел свои интересы. Как и следовало ожидать, блондиночка растерялась от такой наглости, не нашла предлога баронессу Грандье не принять. Абсолютно непригодный типаж для высшего света, жалкое создание.

Переходя от доверительного тона к слезам, от хрупких светлых улыбок к жалобам на судьбу, Элен-Франсуаз разыграла для единственной зрительницы целый спектакль. Вершиной мастерства стало застенчивое признание, вырванное из кровоточащей напоказ души.

– Алис, милая Алис, вы не можете не знать, как мечтает наш дорогой Омар о наследнике…

Светловолосую женщину явственно передёрнуло.

– Насколько я знаю, вашим дорогим он был довольно далёкое время назад.

– Ах! – баронесса всплеснула руками, страдальчески и вместе с тем понимающе улыбнулась. – Разве он мог сказать вам!

– Сказать что? – мадам Лалие прищурилась.