Лорд и леди Шервуда. Том 1

Глаза и лицо Робина приняли самое внимательное выражение.

– Ты можешь спросить меня обо всем, что пожелаешь узнать, ласточка. С чего начнешь? С рассказа или вопросов?

– С рассказа, – ответила Марианна и так же, как Робин в последний вечер во Фледстане, сказала: – Только мне нужна ясная голова, а когда ты меня обнимаешь… Оденемся и сядем за стол.

– Сделаем проще, – предложил Робин и, выпустив руку Марианны, перебрался на другой край кровати, сел и взглядом предложил Марианне сделать то же самое.

Теперь они сидели напротив друг друга. Наполнив кубок вином, Робин дал Марианне сделать из него глоток и сказал:

– Говори, ангел мой!

И она рассказала обо всем, что этим днем произошло во Фледстане: о разговоре с отцом, о том, как он поведал историю ее давней помолвки. Помня упрек Робина в том, что она умолчала о планах Лончема, Марианна рассказала и о сватовстве Ричарда Ли, закончив рассказ тем, как она смогла вырваться из Фледстана и уехать в Шервуд.

Робин мелкими глотками пил вино, не пропуская ни одного слова, сказанного Марианной. Когда она замолчала и вопросительно посмотрела на Робина, он, опустив глаза, вгляделся в рубиновую глубь вина и едва заметно усмехнулся.

– Признаться, я глубоко тронут и отзывом твоего отца обо мне, и великодушием, которое он был готов проявить, если бы оказалось, что твой первый ребенок мой, а не Ричарда Ли. Теперь же ты хочешь спросить меня… Да, это я, – сказал он, вскинув на нее глаза, и отчетливо произнес: – я наследный сын Альрика Рочестера графа Хантингтона, помолвленный с тобой волей наших отцов. Ты все правильно поняла, Мэриан.

Целый вихрь мыслей пронесся в голове Марианны, а Робин смотрел на нее так, словно листал эти мысли как страницы книги.

– Почему я не открыл тебе прежде ни своего имени, ни правды о нашей помолвке?

– Не объясняй, – тихо сказала Марианна, взяв из его рук кубок и пригубив вино. – Ты не хотел, чтобы я попала в плен иллюзий, полюбив тебя как графа и наследника знатного рода. Если бы ты сейчас не был уверен, что я люблю тебя таким, какой ты есть, то опять нашел бы способ не лгать, но уйти от ответа. Единственное, что для меня остается непонятным, это то, что ты наследовал отцу, хотя мне известно, что у тебя был старший брат по имени Уильям.

– Ну почему же был? Он жив и здоров и по-прежнему мой брат. Это Вилл, которого называют Скарлетом, – ответил Робин.

Марианна от неожиданности едва не выронила кубок. Богатый событиями день оказался еще и щедрым в открытии тайн. Вилл Скарлет – старший брат Робина! Значит, и брат Клэренс. Как же понять враждебность, с которой Клэренс говорила о нем? Горячо любя одного брата, с такой же горячностью не любила второго? Сам же Робин говорил, что у него нет ближе друга, чем Вилл. При этом Вилл – старший брат, но наследным сыном был не он, а Робин.

– Но… – только и смогла она сказать, не зная, как продолжить дальше, запутавшись в странных отношениях рода Рочестеров и особенно в том, что связано со старшинством и наследными правами.

– Обо всем, что касается Вилла, вправе говорить только Вилл, и никто более, – довольно жестко отрезал Робин в ответ на ее так и не заданный вопрос.

По его тону Марианна поняла, что ей пока открылись не все тайны, но торопиться не стала: всему свое время. Ее больше волновал другой вопрос, который она и задала Робину, вспомнив, как резко он отчитал Клэренс во Фледстане за безразличие к судьбе старшего из братьев.

– Как ты думаешь, мы с ним поладим?

– Поладите? – переспросил Робин и беззаботно рассмеялся. – Я уверен, что вы полюбите друг друга. Вилл – замечательный человек, самый надежный друг, и лучшего брата, чем он, я бы не нашел, да и не желаю искать.

– И мой отец, несомненно, знает, кто ты на самом деле, – утвердительно сказала Марианна.

– Да, он узнал меня еще в ту ночь, когда я увез тебя из монастыря, – усмехнулся Робин. – Сэр Гилберт ведь и прежде вместе с твоей матерью леди Рианнон был частым гостем моего отца, он хорошо знал меня. А с возрастом, как говорили многие, кто помнил отца, я стал очень похож на него. Так что меня даже ваш старший ратник узнал, когда я освобождал твою охрану, которую связали те, кто похитил тебя. На второй день моего пребывания во Фледстане, когда ты была занята делами, а у моей постели сидела Клэр, сэр Гилберт пришел, отослал Клэренс, и мы долго говорили с ним.

– И когда ты так внезапно решил покинуть Фледстан…

– Я и сам понимал, что мне пора возвращаться в Шервуд. Но в тот день твой отец, застав нас в тренировочной зале, просто потребовал, чтобы я уходил. Он довольно резко выговорил мне за то, что я стараюсь вызвать в тебе влюбленность, и попытался взять с меня слово, что я не открою тебе своего настоящего имени и, покинув Фледстан, не буду искать с тобой встреч. Я же неменьшей резкостью ответил ему, что мое имя находится исключительно в моей власти, и он забыл добиться от меня обещания выполнить и второе его требование.

– Да, я помню, как ты был рассержен, и удивилась этому. Теперь понимаю, что тебя рассердило. Но ты казался мне одновременно и расстроенным, – и Марианна пытливо посмотрела на Робина.

Он с грустью улыбнулся и вскинул на нее глаза, в глубине которых тенью мелькнула давняя печаль.

– Знаешь, я ведь почти сумел успокоиться после того, как видел тебя на турнире. Мне нелегко далось это спокойствие, которое почти граничило с безразличием к тебе. И вдруг отец Тук присылает мне зов. Я приезжаю к нему и узнаю, что ты в опасности. Все мое спокойствие словно водой смыло. Если бы с тобой тогда что-нибудь случилось, я не простил бы себе этого до конца своих дней! А потом две недели во Фледстане рядом с тобой… С каждым днем я понимал, что моя любовь к тебе крепнет и растет. Она оказалась подобна птице Феникс. Вот ты уже уверен в том, что Феникс умер, и вдруг он взлетает ввысь из собственного пепла и победно парит в небе еще более живой и яркий, чем был! Каждая минута, проведенная возле тебя, уменьшала мои надежды справиться с собственным сердцем. Знала бы ты, как я радовался твоему крепкому сну! – неожиданно признался Робин.

– Почему? – удивилась Марианна.

– Потому что каждую ночь я вслушивался в твое дыхание и, когда уверялся в том, что ты уснула, приходил в твою спальню, садился рядом в кресло и смотрел на тебя, пока ночь не сменялась рассветными сумерками, – совершенно обыденным тоном ответил Робин.

У Марианны даже перехватило дыхание от его признания. Отец Тук, Клэренс, Джон, а сегодня и Кэтрин – все они говорили ей, как давно и сильно Робин любит ее. Но она и представить себе не могла, насколько давно и с какой силой.

– И тогда я попросил сэра Гилберта подождать еще немного с твоим замужеством, – продолжил Робин. – Он упрекнул меня в самоуверенности, спросил, на что я рассчитываю, и попытался в ответ потребовать от меня обещания. Ну, об этом я тебе уже рассказал. Поэтому я и был расстроен – его решительным отказом дать мне хотя бы надежду, что однажды ты все-таки станешь моей женой. Он сказал, что ты могла быть невестой графа, но никогда не станешь женой изгоя, объявленного вне закона. Еще сказал, что тайный ход – единственная причина, по которой он разрешил тебе оставить меня в твоих комнатах. Иначе он позаботился бы о том, чтобы я оказался как можно дальше от тебя.

– Почему убийство графа Альрика король оставил безнаказанным? – тихо спросила Марианна, надеясь на то, что ее вопрос не причинит Робину душевной боли. – Отец сказал, что имена его убийц до сих пор не называют вслух.

– А зачем их поминать всуе? Они и так всем известны: нынешний шериф Ноттингемшира и отец Гая – Лайонел Гисборн, – с горечью усмехнулся Робин. – Отец обладал в Средних землях такой властью, что ничего не происходило без его ведома и воли. Это не могло не раздражать его врагов, но, что самое печальное, стало раздражать и короля Генриха. Они чутко уловили момент, когда благоволение короля к отцу в очередной раз сменилось раздражением, и последовал донос, что отец втайне является сторонником принца Ричарда, поддерживает его деньгами и войском в наших владениях в Аквитании. В доносе не было ни слова правды – отец хранил верность вассальной присяге Генриху, и, думаю, король это прекрасно понимал. Но донос оказался на руку, и король согласился на расправу. Когда отец возвращался из Лондона, на его отряд напал Лайонел Гисборн, на стороне которого оказались внезапность и значительный численный перевес ратников. И отец погиб. Правда, в поединке с ним погиб и Лайонел Гисборн, но вряд ли это большое утешение! Из тех, кто сопровождал отца, уцелел только один ратник, и тот был весь изранен. Отец приказал ему известить меня о случившемся и умер у него на руках.

Робин одним глотком допил остатки вина и посмотрел вдаль сухими, сузившимися в неумолимом прищуре глазами. Марианна попыталась дотянуться до его руки, но он слегка склонил голову и улыбнулся невеселой улыбкой.

– Хочешь знать, что было дальше? Гонец примчался в нашу резиденцию Веардрун, поведал о гибели отца и передал мне его рыцарскую цепь с гербом Рочестеров. Так я унаследовал титул графа Хантингтона. Мой ратный наставник и командир гарнизона Веардруна сэр Эдрик обрушился на бедного парня с упреками, что он бросил тело господина, оставил воронью и его, и остальных погибших ратников. А тот лишь успел ответить, что выполнял приказ, упал и отдал Богу душу. Я успел призвать вассалов Рочестеров с дружинами, приказал поднять мост, запереть ворота и готовиться к осаде. Она не замедлила последовать – на следующий день Веардрун был окружен войсками. Сэр Рейнолд, сославшись на королевскую волю, потребовал сдать замок, я же в ответ предложил ему предъявить письменное подтверждение воли короля. Ох, как он неистовствовал, когда я выставил его подлецом! Он отдал приказ начать штурм, но Веардрун построен так, что его невозможно взять штурмом! Все равно что биться головой об одну из его стен! Если только уморить всех, кто в нем заперся, длительной осадой, на которую у шерифа не было времени и сил.

– Нашелся предатель? – тихонько спросила Марианна, вспомнив рассказ отца.

– Да, – глубоко вздохнул Робин, – к сожалению, в любом деле может найтись предатель. Один из вассалов оказался подкупленным, и его ратники опустили мост и открыли первые ворота. Мы долго держались, сражаясь за каждый участок стен, дворов, потом уже за каждый коридор и залу, но в результате силы иссякли. Меня им удалось захватить: я был ранен стрелой в плечо, когда глупо высунулся в бойницу в первый день осады, а у сэра Рейнолда оставалось еще более чем достаточное число ратников. Ночь они продержали меня связанным в амбаре, а утром притащили на конюшню, где сэр Рейнолд стал меня допрашивать, а когда ничего не добился, пригрозил пытками и для пущей наглядности прижег мне раскаленным железом рану. Что, кстати, спасло меня от ее воспаления! – неожиданно рассмеялся Робин так заразительно, что Марианна тоже не удержалась от смеха, хотя повествование Робина было совсем не веселым.

Слушая его, она невольно чувствовала его боль при вести о гибели отца, его собранность и решимость дать отпор убийцам графа Альрика, гнев и отчаяние, когда он понял, что из-за предательства ему не удастся отстоять замок. Она почувствовала даже саднящую боль в плече, когда Робин, рассказывая, невольно погладил свое, на котором белела отметина от той давней раны.

– Что хотел от тебя сэр Рейнолд?

– Чтобы я выдал местонахождение брата и сестры. По счастью, Вилла в те дни рядом со мной не было. Он покинул Веардрун за несколько дней до отъезда отца в Лондон. Я знал, где он, но отнюдь не собирался откровенничать с сэром Рейнолдом. Он не скрывал своих замыслов – убить Вилла и меня и захватить Клэренс. А вот она была в Веардруне. Мы успели укрыть ее в потайной комнате, вход в которую знали только отец, сэр Эдрик, Вилл и я. Представить себе не могу, как она выдержала там три дня почти в одиночестве, если бы с ней не было маленькой подружки – дочери Эдрика! Я тогда не знал, что лучше: молчать и обречь обеих на голодную смерть в убежище, если Вилл не успеет вызволить их, или выдать ее сэру Рейнолду, надеясь, что он пожалеет маленькую девочку. К счастью, пока я думал, сэр Рейнолд послал за палачом, а сам ушел. А вместо палача пришел Эдрик, которого я считал убитым. Он уложил всех ратников, оставшихся стеречь меня, и вывез из замка и меня, и Клэр, и даже не забыл прихватить казну отца и важные документы нашего рода.

– Куда же вы направились?

– О! Это было долгое путешествие! – глаза Робина устремились вдаль, словно он сейчас вновь повторял тот путь шаг за шагом. – Сначала мы поехали к графу Лестеру, который и открыл мне всю подоплеку расправы с отцом и всем нашим родом. Он предложил мне укрыться в его владении в Пограничье и посоветовал отправиться во Францию к принцу Ричарду и действительно примкнуть к его сторонникам. Но мне было нечего предложить принцу, а кроме того, такой поступок опозорил бы имя отца и сделал бы клевету на него правдой. Мы отправились в Пограничье. Долго кружили по дорогам, днем спали в лесу, ехали по ночам. А все это время Вилл искал нас. Он бросился на поиски, как только до него дошла весть о гибели отца и падении Веардруна. Он и похоронил отца и погибших с ним ратников. Мы добрались до Йорка, где у графа Лестера был дом, но уже ночью пришли наемники сэра Рейнолда, выдав себя за ратников шерифа Йоркского. Я тогда вырвался от Эдрика, забрался на крышу дома и перестрелял почти всех. Пятнадцать, как сейчас помню! Двух уложил клинком Эдрик, когда они набросились на меня. Я спрыгнул с крыши, не заметив, что двое остались. Как только открылись ворота, мы немедленно покинули Йорк.

– Но вы добрались до Пограничья, и что было с вами там? – спросила Марианна, которая слушала, живо представляя себе все то, что он ей рассказывал.

– В Пограничье мы не добрались, попросту не поехав туда, – сказал Робин и, поймав Марианну за запястье, с силой притянул к себе. – Можешь слушать дальше в моих объятиях или уснешь?

– Могу, – ответила Марианна, оказавшись прижатой спиной к его груди, и, запрокинув голову, посмотрела на Робина. – Почему ты передумал добираться до Пограничья? Это ведь ты, а не твой наставник, решил изменить намеченный путь?

– Да. Покинув Йорк, мы опять свернули в лес. Эдрик решил, что мы с девочками валимся с ног, и устроил длинный привал с дневным отдыхом и ночлегом. И ночью в мой сон пришел отец. Ты ведь знаешь, что те из нас, кто ушел в Заокраинные земли, иногда могут вернуться к живым, если их очень сильно звать. А я в те дни часто в душе взывал к отцу.

– Что же сказал тебе граф Альрик? – спросила Марианна, испытывая глубокое сочувствие к юному Робину Рочестеру, который ожил сейчас в рассказе лорда Шервуда.

– Давай сделаем проще, – предложил Робин и взял ее за руку. – Смотри мне в глаза и ни о чем не думай. Ты не только увидишь все, что видел я, но и почувствуешь то, что я чувствовал.

Она так и сделала, и ее затянул синий омут его глаз, плавно закружил, окутал туманом. А когда туман рассеялся, она увидела высокий статный силуэт, за которым угадывались безбрежные просторы, и поняла, что эти просторы и есть луга Одина. Золотое сияние лугов стало гаснуть, и она узнала черты самого Робина, только много старше, чем Робин был сейчас, и поняла, что видит графа Альрика. А сам Робин, совсем юный, высокий, тонкий, был тут же. Он бросился в объятия отца, но между ними пролегал невидимый барьер, который не позволил графу Альрику даже провести ладонью по щеке сына:

– Повзрослел!.. Здравствуй, мой мальчик!..

Робин хотел рассказать отцу о том, что произошло за последние недели, но понял, что отец знает все без его слов. Робин хотел сказать, как любит его, как страдает из-за его ухода, но смог лишь прошептать: