– Вот как! Кто же мне помешает? Она королевская воспитанница, хоть и живет пока в Ноттингеме.
Робин ничего не ответил, но Генрих, вглядевшись в него очень пристально, все понял:
– Она с тобой! Кого же мне вместо нее представил шериф Ноттингемшира?
Робин, улыбнувшись, пожал плечами в знак того, что и сам не знает, и король неожиданно расхохотался:
– Ты обо всем позаботился, сэр Роберт! И как это сэр Рейнолд решил, что ему по силам справиться с тобой? Ах, жадный, хитрый лис! Побоялся честно признаться, что упустил наследницу Рочестеров! Что ж, моя попытка принудить тебя к покорности провалилась. Но все же я кое-что сделаю, что заставит тебя задуматься, когда я тебя призову. А я призову тебя, Роберт Рочестер! Теперь же оставь меня. Я устал, скоро рассвет, а с ним и дорога.
– Государь, позвольте мне дать вам совет.
– В чем? Как управлять королевством? Или добиться мира в собственной семье? – с иронией осведомился Генрих.
– Останьтесь в этой обители и не покидайте постель, хотя бы пока не прекратятся кровотечения. Я остановил кровь, немного умерил воспаление, и вам сейчас не так больно, да и жар почти спал. Но ведь вы не отправитесь в путь в носилках.
– Еще чего! – возмутился Генрих. – Носилки, повозки – все это годится для женщин!
– День в седле, и воспаление возобновится с новой силой, – предупредил Робин.
Генрих тяжело вздохнул:
– Что поделать! Мне не впервой. Слишком обширную империю я создал, чтобы разлеживаться в постели. Все, ступай, сэр Роберт, и подумай, крепко подумай, получив мой призыв, стоит ли тебе упорствовать и отказываться от службы своему королю.
Слабым взмахом руки Генрих отпустил его.
Робин пришел в комнату при книгохранилище, где обычно ночевал, оставаясь в монастыре больше чем на один день. Неожиданная встреча с королем, долгий разговор, невольное сочувствие к его телесным и душевным страданиям вызвали в душе Робина бурю самых противоречивых чувств. Он посчитал, что не сможет заснуть, но провалился в сон, едва уронив голову на подушку, и спал так крепко, что с трудом проснулся, когда его несколько раз потрясли за плечо.
Открыв глаза, Робин увидел аббата и решил, что его снова зовут к королю. Но аббат сказал, что Генрих, как и намеревался, покинул монастырь ранним утром.
– Это он оставил тебе, – настоятель протянул Робину пергаментный свиток. – Со словами, что сохранит в тайне вашу встречу, пока не пошлет за тобой. То, что ты прочтешь, написано мной под его диктовку и переписано для самого Генриха. До тех пор пока он не приложил печать к обоим документам, он никого к себе не впустил. Один он велел передать тебе, второй, точно такой же, пожелал увезти с собой и поместить в королевское хранилище. Сказал, если ты по вине обстоятельств утратишь свой, вспомни, что его подтверждение надежно хранится в Лондоне и знает о нем только Генрих. Ну и я теперь знаю.
Не слушая быстрого говорка аббата, Робин развернул свиток и пробежал глазами текст, завершавшийся печатью короля Генриха. Король признавал за Робертом Рочестером право на титул графа Хантингтона. Только на титул, прозрачно намекая, что остальное придется заслужить. Робин улыбнулся: Генрих умен и отлично понял, что право на титул, принадлежавший отцу, обрадует Робина больше, чем какой-либо замок, возвращение которого он воспринял бы как жалкую подачку. Но одного Генрих не учел: его продуманное великодушие не стало приманкой. Смерти отца Робин королю все равно не простил.
Глава десятая
Выслушав рассказ брата о встрече с королем, Вилл долго молчал, погрузившись в размышления. Сначала он подумал, что удача сама шла Робину в руки, и даже подосадовал, что брат не воспользовался случаем, который больше может не представиться. Слова короля, что однажды он призовет Робина, могли быть очередным капризом Генриха. С другой стороны, король расчетлив и практичен, если он почувствует нужду в преданных людях, то, возможно, и призовет, другое дело – когда? Но прежде чем Вилл выложил брату свои мысли, в его памяти ожила дорога, на которой лежало тело отца в окружении растерзанных вороньем мертвых ратников. Он вспомнил погребальный костер, и сердце сжала ледяная рука гнева. Робин был еще слишком милосерден, согласившись лечить короля, обрекшего отца на погибель.
– Ты правильно поступил, – твердо сказал Вилл, подняв глаза на Робина, который ждал его ответа. – Будь я на твоем месте, тоже отказался бы служить ему. Простить королю гибель отца выше моих сил!
Робин, читавший по лицу Вилла все его сомнения, пока он молчал, улыбнулся и обнял брата, благодарный за понимание.
– Вот Эдрик снес бы мне голову, – рассмеялся Робин, и Вилл различил в его смехе едва приметную нотку горечи.
Со дня переезда в Маласэт Эдрик ни разу не дал о себе знать, не наведался в Локсли, словно судьба Робина его больше не интересовала. Вилл понимал, что Эдрик ждет, когда Робин сам явится к наставнику, принесет повинную голову и пообещает следовать всем его советам, не отступая от них ни на шаг. Зная силу гордости и брата, и Эдрика, Вилл не удивился бы, окажись ожидание бесконечным.
Неизвестно, сколько бы еще длилась размолвка Робина с Эдриком, если бы случай не привел в Локсли неожиданного гостя.
Он появился в конце дня на усталом коне, который брел, спотыкаясь, по дороге, раскисшей от дождей. Плащ всадника, густо забрызганный грязью и набухший от влаги, стелился по конскому крупу тяжелыми складками. Выбрав самый добротный дом, всадник спешился, окликнул Эллен, набиравшую дрова, и властно поманил к себе.
– Я заблудился в здешних лесах, – сказал он и бросил полный любопытства взгляд на крыши домов: – Что это за селение?
– Локсли, – ответила Эллен, украдкой разглядывая незнакомца.
– Кому принадлежит ваша земля?
– Селению. Наш прежний господин даровал нам эти земли, милорд, – пояснила Эллен, безошибочно угадав во всаднике знатную особу.
Гость был молод – ровесник Робина. Но, в отличие от живого облика младшего из братьев Рочестеров, лицо и поза гостя были насквозь пронизаны высокомерием. Черты лица были бы приятны, если бы их не сковало отстраненно-суровое выражение. Казалось, тонкие губы никогда не знали улыбки. Темно-ореховые глаза скользили по Эллен властным холодным взглядом, и она почувствовала в груди холодок невольного страха. Приезжий внушил ей тревогу и опасение, и Эллен в душе пожалела, что вышла во двор одна.
Она еще только думала об этом, как в дверях появились Робин и Вилл. Мгновенно узнав приезжего, Вилл непроизвольно достал из-за пояса нож и спрятал его в рукаве.
– Вернемся в дом, и побыстрее, – одними губами предложил он Робину. – Ты видишь, кто это?
– Укроемся в доме и оставим Эллен одну? – Робин покачал головой. – Кто знает, каким он стал за эти годы? Она его боится – это же очевидно!
Повысив голос, он громко спросил:
– Вам нужна помощь?
Приезжий резко обернулся, и его глаза расширились от изумления. Он смотрел на Робина так, словно ему явилось божественное откровение, и наконец почти беззвучно прошептал, все еще не веря собственным глазам:
– Роберт Рочестер?! Робин?! Это и вправду ты?!
Вилл переложил рукоять ножа в ладонь, готовый немедленно броситься на приезжего, если тот попытается нанести брату малейший вред. Но гость стоял соляным столбом, не сводя с Робина глаз. Заметив движение Вилла, Робин предупредил его намерение едва заметным жестом, тоже не спуская глаз с приезжего.
– Ты не узнаешь меня?! – неправильно истолковав молчание Робина, рассмеялся гость и сбросил с головы капюшон. – Это же я, Гай! Гай Гисборн! Помнишь меня?!
– Конечно, Гай, – ответил Робин учтивым и ровным тоном, и лицо гостя просияло радостной улыбкой.
С Гаем Гисборном Робину часто доводилось встречаться прежде, пока их отцов не развела непримиримая вражда. Робин помнил его долговязым и довольно щуплым подростком, теперь же Гай не уступал ему не только ростом, но и сложением. Фанатично обожавший оружие и ратные занятия, втайне стыдившийся своей нескладной фигуры, Гай за годы, что Робин не видел его, вылепил из себя настоящего воина, привычного и к оружию, и к тяжелым доспехам.
– Ты здорово изменился, Гай, – признал Робин. – Если бы я не помнил твоего лица, то сейчас мог не узнать тебя.
Не только лицо, Робин не забыл и имя незваного гостя. Имя убийцы графа Альрика, имя воспитанника сэра Рейнолда – другого убийцы. Робин напомнил себе, что в дни роковых для Рочестеров событий Гаю было столько же лет, сколько ему, и он мог быть не посвящен в планы отца, тем более что, наблюдая за ними, Робин не примечал тех доверительных отношений, которое сложились у графа Альрика с сыновьями. Поэтому он постарался заглушить недобрые чувства, всколыхнувшиеся в груди от одного лишь упоминания родового имени гостя.
Робин заметил и усталую лошадь, и утомленный вид всадника, хотя тот старался сохранять бодрое выражение лица. Бросив взгляд на закатное небо, Робин безмолвным жестом пригласил Гая войти в дом.
– Я останусь ужинать у тебя, – шепнул Робину на ухо Вилл. – Только предупрежу Лиззи.
– Сделай еще одно: пока он обихаживает лошадь, отведи к себе Клэр. Пусть она ночует у вас, – так же шепотом ответил Робин.
Вилл едва заметно кивнул, с облегчением подумав: какое счастье, что любопытная сестренка была так занята вязаньем, что не выглянула из дома вместе с братьями. Заметив на лице Вилла выражение нескрываемой тревоги, Робин ободряюще сжал его руку, хотя и сам был встревожен не меньше.
По распоряжению Робина Эллен приготовила для гостя воду, чтобы тот мог освежиться с дороги, и чистую одежду. Гай быстро закончил с умыванием и переодеванием. Выйдя в трапезную и не найдя в ней Робина, он не скрыл глубокой досады, но тут же отвлекся, занявшись разглядыванием Эллен.
Она накрывала стол к ужину, из-под ресниц поглядывая на гостя, и про себя гадала: что его может связывать с Робином? Холодный, высокомерный, замкнутый! Ей было очень неуютно под его внимательным взглядом, скользившим по каждой линии ее тела так, что Эллен казалось, будто гость не смотрит на нее, а бесцеремонно оглаживает.
К облегчению Эллен в трапезную вошел Робин, и гость приподнялся на скамье, словно собирался заключить его в объятия, если бы он позволил. Но, хотя лицо Робина выражало умеренное дружелюбие хозяина дома, принимающего гостя, в его синих глазах Эллен не подметила и тени обычной приветливости. Она поняла, что присутствие этого гостя заставляет Робина держаться настороже, и вновь вспомнила страх, который охватил ее, едва она обменялась с незнакомцем несколькими словами.