Надир

На фоне играло что-то из старого рока, сочинённое не меньше столетия назад, а перед глазами капитана, летящего на «Чайковском», с огромной скоростью проносились миллиарды тонн бесконечно-темной материи пространства-времени.

***

– На связи «Чайковский», как слышно? – Октавиан включил микрофон, потянувшись и хрустнув шеей. – Мы преодолели пояс астероидов и Юпитер, приближаемся к Сатурну. Эстер сейчас вышлет фото.

– А вы быстрее, чем мы думали, – это была не Тоня. Кто-то незнакомый, что насторожило капитана, – расход топлива?

– В норме. Учитывая нашу скорость, мы доберемся на пару месяцев раньше до кротовины. Где Тоня?

– Не переживайте, просто она ото…

– А вот и я! – Октавиан был уверен, что его жена скривила какую-то забавную рожицу. Она постоянно так делает, когда притворяется пофигисткой.

– Хван! – к микрофону подошёл Фред, – что, флиртуете? А как же мы? – с другой стороны капитанского кресла встал лучший друг Фредерика, Джереми, и отбил «пять» Шоу.

Октавиан закатил глаза, в ожидании традиционного:

– Я Кроуфорд, а не Хван! – вот этого да. Учёная явно была возмущена, а её муж, в очередной раз услышав это, откинул голову и закричал в глубине души из-за поведения парней. – Тоня Кроуфорд!

Шоу и Фейнман весело ухмылялись, а Кроуфорд, который Октавиан, посмотрел на бывших одногруппников тем самым «мне же теперь слушать её жалобы до погружения, засранцы вы эдакие» взглядом. Друзья, разумеется, просто пожали плечами и с видом «мы проходили мимо и не сделали ничего плохого» отправились поедать последний до длительного сна обед, состоявший из тюбика, тюбика и ещё одного тюбика.

Подходил конец смены Октавиана, а значит, приближалось время погружения. Плотно поев и сняв форменную куртку, Кроуфорд подошёл к микрофону и подсоединил его к экрану связи, на котором сразу же увидел опухшее и раскрасневшееся лицо Тони. Её можно было понять, и Октавиан сам выглядел не лучше – глаза застилала влага, а в горле стоял ком. Им предстоит провести два с половиной года без возможности увидеться. Для Октавиана это будет просто долгий сон. Но вот для Тони… Зная её, астронавт мог сказать, что она себя изведёт. И вот этого Октавиан очень боялся. Единственный, на кого можно было положиться – Рейден, ассистент Тони. Мужчины за день до полёта договорились, что Рейден приглядит за исследовательницей и не даст ей сделать что-то, о чём потом она будет жалеть. А она может.

– Ну что, дорогой, ты уходишь баиньки? – сквозь шутливую интонацию голоса учёной прорывались нотки сдавливаемой истерики. – Спеть тебе колыбельную?

– Это время пролетит незаметно, Тоня, – Октавиан попытался выдавить из себя улыбку. – Тебя ведь ещё ближайшие лет десять будут доставать журналисты с вопросами о нашей свадьбе, а потом и об экспедиции.

– Посмотри сюда, – мужчина поднял руку, на которой блестело кольцо из белого золота. – Нас не разлучит даже ебучая Мультивселенная, поняла? Так что просто дождись меня, хорошо? Обещай мне.

– Есть, капитан! – Тоня посмеялась, но слёзы всё же покатились по щекам. Она подняла руку, на которой красовалось кольцо, и переплела пальцы с другой своей рукой, повторяя, – нас не разлучит даже ебучая Мультивселенная.

***

– Я скучаю по тебе, Октавиан, – Тоня вышла из-за стола, освобождая место для Пауля и заканчивая свою рабочую смену.

Прошёл всего день с ухода астронавта в глубокий сон на ближайшие два с небольшим года, а Кроуфорд уже начала сходить с ума. Небрежно накинув чёрное пальто Октавиана и даже не подумав его застегнуть, учёная вышла из здания. Улица встретила её противной мартовской сыростью и ветром, поднимающим полы пальто. Полумесяцы от ногтей не успевали проходить, слёзы – высыхать. Ну и тотальное одиночество бонусом – серую безжизненную душу протыкают кроваво-красные иглы.

Даже вид с балкона комнаты Октавиана казался каким-то удручающим. Хорошо, что тут осталась одежда мужа – так тоска хотя бы немного отступала. Подняв руку и вдохнув с пальто запах мужа, осевший на непостиранном рукаве, Тоня обратила взгляд куда-то в космос. Где-то там, за многие миллионы километров, её любимый крепко спал. Где-то там, но не здесь. И это пугало Тоню, она чувствовала опасность, которая не отступала с начала подготовки к экспедиции. Нет, конечно, Октавиан один из лучших пилотов, команда собрана из экспертов в своём деле (Даже Эстер, впервые отправившаяся в экспедицию, была известной в своих кругах исследовательницей), но тревога, затянувшаяся тугим узлом в нижней части живота, не давала покоя уже третий день подряд. Какова природа этого чувства? Должна быть какая-то адекватная причина, верно? А в фантастическое говно Кроуфорд не верила, не верит и никогда не будет.

Правда, это никогда продлилось ровно до того момента, пока в их с Октавианом квартиру не заявился он.

Рейден Нагаи.

***

Ну что, пришло время просыпаться? Запищал противный сигнал, и купол над кроватью Кроуфорда раскрылся. Октавиан немного подвигался в противопарализующем одеяле и сел, оглядывая помещение – остальные тоже потихоньку встают. Фредерик и Джереми уже висели над Эсперансой. Когда они вообще успели начать ей надоедать? Члены экипажа ведь только пришли в себя.

Октавиан встал с кровати, необоснованно боясь, что ноги не выдержат, но изобретение одеяла, которое помогает сохранить возможность двигаться даже после двух с небольшим лет сна, сделало жизнь Кроуфорда чуточку лучше. Он подошёл к зеркалу в соседней комнате и оценил свой внешний вид – зелёные глаза выделялись на фоне заросшего тёмно-каштановой бородой лица и отросших ниже плеч волос. Едва теплилось желание разглядеть получше, сбрить хотелось ещё больше, но надо было не этим заниматься, а подготовить доклад. Доклад о том, как поспали – в голове Октавиана это казалось чем-то очень глупым.

Дольше всех проспала, как ни странно, не лежебока Эсперанса, а жаворонок-Эстер, и за завтраком она была сама не своя – погружённая в свои мысли и странно улыбающаяся, если едва приподнятые уголки губ можно назвать улыбкой. Хотя в исполнении замкнутой Эстер – это что-то вроде ухмылки во весь рот от Тони. Брукнер встала с постели и сразу направилась к аппаратуре, проверяя запас энергии, – всё отлично, теперь можно включать – до точки назначения питания точно хватит.

– Капитан, я включаю видеосвязь, – Эстер потянулась к зелёной кнопке с изображением камеры, а Октавиан, тут же оказавшийся рядом, одобрительно кивнул.

Первым, кого увидел Кроуфорд, был Пауль, весь прилизанный, с точёным носом и холодным взглядом. Хотя Октавиан и знал, что это напускное, но всё же хотел сначала взглянуть на Тоню. Как она изменилась за эти сложные для неё два с половиной года? Когда наступит её смена, чтобы подгадать момент и включить камеру снова? Пришлось справиться со своими чувствами и начать докладывать о последних событиях – даже о завтраке, который прошёл буквально за две минуты до начала звонка.

– Доклад окончен? – спросил Пауль, выжидающе смотря на капитана, а Октавиан всё ждал и ждал, когда же появится Тоня. Нет. Поддаваться чувствам нельзя, сейчас ему нужно думать только о задании. – Тогда до связи, я передам всю информацию руководству.

Когда Пауль выключал камеру, в дверях показалась запыхавшаяся, раскрасневшаяся Тоня в его (Октавиана) зимней куртке, но это был лишь миг – после наступила гробовая тишина, разбавленная Джереми: «Народ, надо устроить пирушку в честь успешного созвона!»

***

Не успела. Тоня не успела хорошо рассмотреть Октавиана и спросить, как у него дела. Она вообще ничего не успела увидеть, кроме выключения видеосвязи и отросшей бороды. «Неудобно целоваться,» – подумалось учёной, сразу же впавшей в тоску. Хотелось взвыть от обиды, но Тоня понимала, что связь ради неё устанавливать не будут, что их с мужем отношения – проблема лично учёной, а закатывать истерики на работе – показатель непрофессионализма. Она же та самая миссис Кроуфорд. Прожила два с половиной года без общения с мужем – потерпит сколько потребуется. Только вот теперь тоска стала ещё мучительнее. И Тоня знала, что для Октавиана это испытание ничуть не легче.

Получив нагоняй за забеги с курткой и в зимних ботинках, Кроуфорд переоделась, накинула на шею бейджик, который чуть не выпал из кармана во время бега, и направилась в конференц-зал на срочное собрание. В этот раз оно будет не таким скучным как обычно.

***

Октавиан представлял, что Тоня, увидевшая бороду, наверняка скажет что-то вроде «неудобно целоваться». И скажет не только кому-то из близких, но и всему наблюдательному центру. Попытается отшутиться, что не попала на первый видеозвонок, а сама будет убиваться от обиды. Тоня слишком предсказуемая в таких вопросах. Переведя корабль на ручное управление и сев вместе с Эстер за панель, Кроуфорд вглядывался в бездушную космическую мглу. Мимо беспорядочно проносились обломки метеоритов и неисчислимые массы тёмной материи. И всё же правильно космический корабль так назвали – астронавты плыли в бесконечно-чёрных водах, проскальзывали между струнами, из которых состоит пространство-время.

– Хей, капитан, – Фредерик подал голос – не к добру.

– Вы за старое? – пилот обречённо вздохнул, поворачиваясь к Шоу. – Что на этот раз?

– Знаешь, что такое брови Брежнева? – пропел Джер, заставляя Октавиана ещё раз вздохнуть. Каждый ёбаный вылет одно и то же. – Не хмурься, это традиция!

– Хей, гениальная и неповторимая Хван, хочешь узнать, что такое брови Брежнева? – и когда только Фейнман успел подобраться к микрофону Эстер? Хорошо, что ещё видеосвязь из экономии энергии выключили.

Октавиану лишь оставалось глубоко дышать и считать до ста, когда Тоня, в тысячный раз вспылив «Я Кроуфорд Тоня!», согласится. Взрослые серьёзные мужчины. Астронавты, за плечами которых множество вылетов (правда, все в Солнечной системе, но это опустим), в который раз тащат на борт проклятый сборник анекдотов. «Наверняка у учёных из наблюдательного центра реакция совпадает с моей,» – думал капитан, сжимая нечто, отдалённо похожее на руль от автомобиля.

Вскоре Кроуфорд не выдерживает и грозится при возвращении (если вернутся, но плохие мысли Октавиан старался гнать из головы) оставить жену без путешествий, а парней отправит на генеральную уборку всего тренировочного комплекса. Тогда любители нелепых шуток и учёная отложили сеанс нервирования капитана экипажа на радость последнего.

Джереми и Фредерик от скуки в перерыв начали лезть к Эстер.

***

Когда Октавиан заступил на последнюю смену перед встречей с кротовой норой, в его сердце поселилась тревога. Точнее, она появилась уже давно, но как червяк стала прогрызать внутренности капитана сейчас. Чернота с редкими вкраплениями звёзд, пятнами туманностей и одним из рукавов галактики – последний вид для Кроуфорда. Но, может, получится выжить? А если найдут пригодную для жизни планету или что-то ещё невероятное и вернутся домой невредимыми – команда станет легендой. До встречи с червоточиной оставался всего час. Позади Тоня, Земля, человечество – так почему Октавиан вдруг испугался?

На фоне играла песня, написанная в прошлом веке, астронавты переоделись в скафандры и расселись по местам. Даже вечно пускающие глупые шуточки Джереми и Фредерик молча смотрели на колени, не решаясь поднять взгляд.

Ещё никто не пытался пересечь пространство-время через кротовую нору[4]. Весь экипаж мог умереть уже через пятьдесят восемь минут. Гнетущую тишину прорезал дрожащий голос учёной:

– Дорогой, я нахожусь в нескольких световых годах от тебя и всё равно вижу, как ты нахмурился. Морщины будут!

– Я говорил, что ты неисправимая идиотка? – Октавиан хотел было утихомирить жену, но понимал – тишину ребята точно не перетерпят.

Поникшие астронавты и астронавтки повеселели – спасибо Тоне, может перевести тему. Фреду хватило смелости начать подначивать расположившегося на соседнем кресле Эрика. Фейнман, естественно, поддержал друга, а Эсперанса опять состроила недовольную мину как при вылете.

И только Эстер и Октавиан продолжали сидеть в непроницаемой тишине за панелью управления, размышляя о своём. Кроуфорд не мог прочитать мысли Брукнер, но понимал её чувства. Учёная-исследовательница повернула голову в сторону капитана корабля, одним лишь грустно-задумчивым взглядом ярких васильковых глаз отражая боль обоих.