Княжна для викинга. Книга 1

К своему огорчению, в обществе чужака Дива совсем пришла в себя, уже ясно осознавая положение. Какие, к Велесу, вурдалаки?! Настоящая угроза не где-то, а перед ней. От этого человека веет опасностью, которая сковывает руки и ноги. Они сделались некрепкими, словно вместо костей под кожей расположилась пакля. Язык опух, забыв разумные слова.

– Тотчас меня убей…– Дива приникла к дверному косяку, будто ища в нем поддержки.

– В таких вещах не всегда следует торопиться, – на лице Рёрика играла свирепая улыбка. Было видно, что настроение у него отменное, и это больше страшило, чем утешало.

Никогда прежде Дива еще не ощущала себя столь несчастной и слабой. Спасения ждать теперь, уж точно, неоткуда.

Не заботясь о слезах, хлынувших ручьем из ее глаз, Дива шагнула в терем. Рёрик зашел следом. Закрыл дверь на засов и уже собирался пройти дальше в покои. Но потом передумал и остановился возле Дивы.

– Княжна, не надо убегать от меня, – предостерег Рёрик. – Уразумей. Для тебя же хуже, если ты окажешься поймана кем-то другим.

После этих слов двери можно было распахнуть настежь. Дива вжалась в стену, не помышляя больше о побеге.

Пройдясь вдоль горенки, Рёрик огляделся по сторонам, заглянул в кладовую. Дива никогда прежде не задумывалась о том, почему мужчины сначала осматриваются, где бы ни находились. Это только бестолковые бабы сразу ломятся к побрякушкам, развешенным на стенках и грудящимся на полках. И бестолковее всех – она сама. Все смышленые убежали, а ее одну поймали.

– Где твой брат? – Рерик расстегнул ремень, на котором были прикреплены ножны, и небрежно бросил вместе с оружием на скатерку. Стол подпрыгнул, а Дива вздрогнула. Она даже не сразу осознала, зачем он спрашивает. Вот кому может понадобиться бестолковый Есений, от которого пользы больше, если он в отсутствии! Или что…Есений заботит чужака по какой-то иной причине? Если на миг собраться с мыслями, то…Всех мужчин убили. Большинство же женщин убежали в лес, даже не постигнув того, что случилось. Очевидно, целью атаки были защитники города. Княжич, конечно, относится к ним. – Ну так?.. – повторил Рёрик свой вопрос.

– Не ведаю…– прошептала Дива, с ужасом догадавшись, что он спрашивает про ее брата не из любопытства. А с тем, чтоб поймать того и убить. Или поиздеваться. Разумеется, наследник Гостомысла должен представлять собой хоть что-то: опасность, ценность, забаву…И Есений в спросе неспроста.

– А не лжешь? – стянув с себя рубаху, Рёрику отбросил ее в сторону и подошел к корытцу, над которым обычно умывалась Дива перед сном. Вылив туда воды из стоящего рядом кувшинчика, Рёрик ополоснул лицо, отбросив липнувшие к его руке лепестки какого-то растения. День выдался крайне трудным. Редкий день. В нем было много лишнего, чего не стоит помнить.

– Нет…– для убедительности заплаканная Дива отрицательно качнула головой. Она опасалась того, что он ей не поверит. А потом может случиться все что угодно. Ее руки дрогнули, и она чуть не уронила лампу. Тени заплясали на стене в чудовищном хороводе. Дива опустилась на пол вместе со светильником, желая, чтобы этот ужасный танец, отдающийся где-то вне ее сознания, прекратился. – Он, наверное, убежал в лес…

– В лес? – переспросил Рёрик, смывая с руки след крови. Пятно не желало сходить с кожи, будто въевшись в нее. Впрочем, возможно так казалось в полутьме. Как бы там ни было, он рассчитывал на то, что сын Гостомысла где-то здесь.

А Дива тем временем немотствовала. В тишине хором все его слова звучали зловеще. Она думала только о том, что сейчас он развернется, и его внимание снова сойдется на ней. А ведь он прав. Если она выбежит на улицу, то лучше себе этим не сделает. Она словно скачет без поводьев на безумной лошади. И страшно прыгать на землю. И страшно смотреть вперед. Можно лишь молиться и ждать, когда лошадь, наконец, остановится. И этот кошмарный день должен также подойти к концу. Как и путь безумной лошади, он не может длиться вечно.

Сбросив обувь, Рёрик опустился на постель Дивы, застеленную нарядным покрывалом, специально сотканным для этой самой ночи умелыми ткачихами. Устремив взор в потолок, вместо деревянных узоров он увидел черное полотно. В нем тонули образы сегодняшнего дня. Лишь один все еще оставался перед глазами и представлял интерес, несмотря ни на что.

– Иди-ка сюда…– позвал Рёрик Диву.

– Я не смогу, – прошептала Дива. Она боялась приблизиться к нему и боялась возражать. Оба пути плохие.

– Ко мне сразу, – Рёрик слишком устал, чтоб ждать ее или чтоб носиться за ней по всему терему.

– Мне страшно…– сквозь слезы прошептала Дива, осознавая, что зайцу не тронуть волка своими мольбами. Но кроме него ей больше некому было жаловаться.

– Не бойся…– чуть оттаял Рёрик. Он быстро терял терпение, когда ему противоречили. Но при этом оценивал смирение и вежливость. – Ничего сверх меры я тебе не сделаю…

Всхлипывая, Дива кое-как поплелась к Рёрику. Каждый шаг давался тяжело, и ей казалось, что она так и не дойдет до своего мучителя, а свалится где-то посреди горницы.

Но падения не состоялось. Дива преодолела расстояние и очутилась в паре шажков от Рёрика. Взяв ее за запястье, он притянул ее ближе. Лампа догорала, и он хотел успеть разглядеть свою княжну. Заприметив завязки на ее платье, он потянул за тесьму. Сначала развязался один узелок, затем другой. На ней оказалось много одежды. В действительности же все эти пышные яркие княжеские тряпицы скрывали под собой лишь беспомощную девушку. В этой неожиданной слабости и крылась вся ее привлекательность.

В горнице было стыло. Оставшись без одежды, Дива ощутила прикосновение воздуха. Прежде она не замечала, что воздух может быть осязаем. А теперь озленный, он будто кусал ее кожу.

Рёрик усадил ее себе на колено. В отличие от дочери Гостомысла, он не дрожал от холода. Уходящая ярость грела его изнутри тлеющими углями. А Дива тем временем все продолжала плакать.

– Вот что, княжна…Я не желаю делать тебе больно или пугать тебя. Но предупреждаю…– речь Рёрика была неспешной. Сейчас он, наконец, испытал сильную усталость, которую не замечал весь вечер. Сильнее этой усталости его манила только пригожая добыча, ради которой ему пришлось проделать нелегкий путь. И теперь он жаждал насладиться своей победой в полной мере. – Я не люблю слез. Рядом со мной не надо реветь, – слова Рёрика прозвучали как последнее напутствие. Убрав волосы с лица Дивы, он окинул ее довольным взглядом. Приятно, когда рядом красавица. Даже независимо от предыстории. – Я хочу, чтобы тут было тихо.

Дива тоже хотела, чтобы было тихо. Она боялась его голоса. Весь вечер он говорил громко, отчего казалось, что он зол. Хотя, скорее всего, истинной причиной было то, что вокруг него всегда стоял шум. Сейчас он говорил тише, казался утомленным. Один и тот же день окончился для них по-разному. Для нее – горечью поражения, для него – сластью победы. Хотя начиналось все одинаково – беспокойно и туманно.

За окном разразился дождь. Он был сильный и шумный. Дива лежала на спине и изо всех сил сдерживала рыдания. Лишь беззвучно всхлипывала, не умея иногда справиться с собой. Она не могла собраться с мыслями, понять, что происходит, что он делает с ней. Не могла отстранить его от себя, хотя он не держал ее. У нее не было душевных сил, и само положение являлось неудобным для какой-либо борьбы. Даже если бы сейчас она кричала и брыкалась, ничто бы не поменялось, по большому счету. К тому же ей было больно, и она старалась не шевелиться. Несколько раз она вскрикнула, хотя пыталась молчать. Она чувствовала, что с ней происходит что-то неладное, доселе небывалое. Вихрь мрачных ощущений захватил ее. Собственное тело уже будто не принадлежало ей. Она перестала быть хозяйкой самой себе. Перед глазами сменялись образы минувшего вечера. В ушах стояли крики, хотя на самом деле хоромы погрузились в тишину.

Глава 23. В бегах

Есений мчался по лесу, не разбирая тропы. Ветки цеплялись за его одежду, царапали лицо. Наступая на кочки, проваливаясь в ямки, он бежал, то и дело оглядываясь, ожидая погони.

Все произошло слишком быстро. Столь быстро, что он даже не сумел ничего предпринять. Не сумел добраться до своего оружия, не сумел вступить в схватку с врагом, не сумел заставить себя остаться в том котле ужаса. Единственное, что он успел, это поленом врезать по голове какому-то невероятных размеров громиле, набросившемуся на женщину. У Есения даже не было времени разбираться в том, что эта за женщина. Треснув захватчика по затылку, он ногой отпихнул того от женщины и понесся дальше. Лишь на миг он тогда замешкался – хотел забрать оружие у обеспамятевшего варяга, но не успел. К тому на помощь уже приспели други.

Минуя крепостную стену, Есений видел на воротах обезображенное тело отца, князя Гостомысла. Не веря глазам, подбежал ближе, чтоб разглядеть убиенного. Да, так и есть, это отец. И он мертв. И вот княжичу чудится, что кто-то уже окликает его: враг узнал великородного отпрыска по богатому одеянию и сейчас нагонит, чтобы расправиться с ним!

Выбившись из сил, Есений повалился на влажную лесную траву. Запах сырости ударил в нос. Тяжело дыша, княжич тщился перевести дух. Над головой раскинулось черное звездное небо. Холодное и безмолвное, оно неодобрительно смотрело на него сверху. Далеко за спиной полыхало багряное зарево пожарища. Есений видел, что сгорела всего пара тройка изб с поезжанами, однако переполох был такой, будто спалили все государство. По большому счету погром произошел в княжеском детинце, а сам град не пострадал. А если и пострадал, то лишь по случайности. О чем свидетельствовало то, что скотные дворы, амбары и гумна не были тронуты ни огнем, ни мечом.

Длань Есения нащупала в лесной траве увесистую палку. Он непроизвольно сжал ее в ладони. Кажется, он с малолетства готов к схватке. И ведь все это время он жаждал ее! А сегодня…Сегодня пришлось убежать. Трусость ли это? Кто знает…А есть ли смысл задерживаться в месте, где не осталось ни одного живого союзника? Кто-то скажет, что княжич обязан умереть в бою, отправившись следом за отцом. Но какой от того толк? К тому же враг превосходит числом. И мастерством! Да ведь он сам, Есений, всего лишь младой юноша! И каковы его шансы против опытных воинов, пришедших в город сегодня? Нет смысла жертвовать своей жизнью лишь за компанию.

Эти доводы несколько успокоили княжича. Хотя он по-прежнему чувствовал себя так, словно предал кого-то. Как все скверно. И идти некуда. Где устроиться на ночлег? Остаться в лесу? Но ведь до города так близко. Когда он заснет, враг может незаметно подкрасться и придавить его спящего. Или связать, потащить на площадь и повесить на воротах, как отца. Или угнать в рабство, и тогда уж столько лишений его ждет…

Устрашенный привидевшимися картинами, Есений вскочил и снова помчался прочь от проклятых мест. Сначала он было остановился в нерешительности – может, все же вернуться? Но что он может сделать один против этих головорезов?! Глупо даже надеяться на успех! Или вернуться просто так…Сразиться хоть с кем-нибудь и храбро пасть в последней битве…

Вздохнув, Есений продолжил путь. А через несколько часов набрел на маленькую деревушку. В кровавом рассвете угадывались очертания спящих изб с покосившимися крышами. Тут было тихо и спокойно, словно самой обычной ночью.

Перемахнув через покосившийся забор, Есений подбежал к крайней бревенке и заколотил кулаком в дверь. Вскоре послышался скрип половиц, грохот засова. В дверном проеме показался некрепкий скрюченный силуэт.

– Что тебе, сынок? В такой-то час! – на пороге стоял седой, как месяц, заспанный старик.

– Пусти переночевать, я заблудился, – ответил путник.

Старик позвал Есения внутрь жилища и снова запер дверь. Княжич расположился в сенях на куче соломы. Всю ночь ему снилась кровавая бойня, слышались вопли напуганных сельчан. Видел он также и отца: Гостомысл сидел на своем княжеском троне и бранил сына за то, что тот убежал этой страшной ночью.

Глава 24. Супружеский долг

В Дорестадте зарядили дожди. Долгие и печальные, они делали дни скучными и похожими друг на друга. Дороги разнесло. Погода была противной. Даже собаки лишний раз не высовывали свои морды из будок.

Устроившись в кресле, Ефанда медленно расчесывала волосы, аккуратно проводя по ним гребнем. Она думала об обещании матери-княгини уладить обстоятельство с Синеусом, который ни разу не навестил свою жену в ее опочивальне. Это вмешательство Умилы отвратительно! А сам Синеус видится ей, Ефанде, омерзительным – похотливое животное! Не успела она еще расположиться в Дорестадте и разложить утварь из дорожных сундуков по полкам, как ее собственная служанка, прибывшая вместе с ней из родного города, созналась, что ее где-то подкараулил правитель и настиг, как волк ягненка! Служанка, бесспорно, была смазливой девкой. И что главное, далеко не святой, сама напрашивалась на внимание сильного пола. Но это ничего не меняет – Синеус редкостная мразь и бабник! Разумеется, что прислужницу пришлось отослать обратно. Но что с того? Не она, так другая! Не о таком муже грезила принцесса. И уж точно не такого ей обещали. Да, в этом-то и дело. Ей обещали другого. Она ехала в этот город не к Синеусу.

Мысли Ефанды спугнул звук приближающихся шагов, становящихся более отчетливыми. Судя по тяжелой поступи, от которой дребезжало все вокруг, это были мужские шаги. Неужели дорогой супруг?! О, ужас, старуха все-таки докопалась до него и каким-то образом заставила прийти сюда!

Принцесса вскочила с кресла, сама не зная зачем. В этот же самый миг дверь распахнулась, и на пороге нарисовался Синеус. По его недовольной гримасе можно было сделать вывод, что сюда он пришел не по своему душевному порыву.

Принцесса сдержанно поздоровалась. Не ответив на приветствие, Синеус с грохотом захлопнул дверь. Этот жест выдал его настроение – он не в духе. Даже не взглянув на супругу, он несколько раз прошелся по горнице и в итоге завалился в кресло, где еще совсем недавно безмятежно отдыхала сама принцесса. В ходе этого шествия Ефанда посторонилась к стене, не желая соприкоснуться с мужем даже краем платья. А когда он проходил мимо, она явно различила запах хмеля, и это раздосадовало ее еще пуще. Как он смеет приходить к ней в подобном виде!

Гнетущее молчание захватило покои. Теперь уже Синеус злобно разглядывал Ефанду, которая, затаив дыхание, стояла, все еще прислонившись к стене.

На вид она была очень недурна. Перед самим собой Синеус этого не отрицал. Высокая, но вместе с тем стройная и ладно сложенная. У нее интересное лицо, хотя и бледное. Все-таки ему больше по душе веселые мордашки с шаловливым румянцем. Но это только внешнее. Если не брать во внимание то отталкивающее высокомерие, застывшее в ее взгляде. Ему нравится блеск смеющихся глаз, а тут что? Коли бы не это пренебрежение, с каким она невольно смотрит, было б куда приятнее с ней обходиться. В целом, если не придираться, она ничего. Сгодится. Ее можно было бы посчитать в какой-то степени даже привлекательной, по крайней мере, для принцессы, хотя она и не в его вкусе. Ему нравятся женщины поменьше ростом и попышнее формами. Не толстухи, конечно, но и не такие, как эта принцесса – плоские и костлявые, с худыми руками, чего уж говорить об остальном, глянуть не на что! В этом смысле служанка у нее была куда симпатичнее…Возможно, и следовало навестить жену раньше. Дело ведь здесь, разумеется, не во внешности. У него были разные: в сотню раз красивее и в десяток раз страшнее. Причина в брате. Взбесила вся эта история: сначала принцессу обещали Рёрику. Растрезвонили об этом повсюду. А как нашлось для того что-то получше, то мигом сбагрили эту бескровную девицу ему, Синеусу, словно он навеки обречен быть на подхвате после того! Тому и баб получше, и княжество в приданое, и в итоге вся слава достанется!

Почти не меняясь внешне, Синеус все больше распалялся внутри от злых мыслей. Небрежно раскинувшись в кресле Ефанды, он теперь не сводил с нее ожесточенных глаз. Принцесса в свою очередь не прерывала молчания и не пыталась с присущим женщинам умением разрядить обстановку. Ей ли, наследнице древнего рода, лебезить перед этим мерзавцем?!

– Не изводи мое время: раздевайся! – вдруг скомандовал Синеус, огорошив таким хамским распоряжением принцессу, которая от удивления даже приоткрыла рот. Чего-чего, а такого она не ожидала услышать даже от него: редкостная гнида! Пытается унизить ее как может! Почему она досталась этой сволоте?!