– Поцелуй же меня, – Лютвич ухватил отвернувшуюся от него Любаву, желая силой получить то, что должно идти от сердца.
– Мне нужно закончить…– с трудом скрывая отвращение к мужу, вымолвила Любава, указав на кусты.
– Да брось эту траву. Я же столько времени не видел тебя…– Лютвич прошелся ладонью по бедру жены.
Любаве было ясно, что он задумал. От одной мысли у нее закрутило живот. Но разве его волнуют ее чувства? Кажется, он уже лезет ей под юбки! Еще не успел толком отдышаться с дороги и вот! Что за отвратный похотливый тип!
– Надо вернуться в дом…– постаралась отвертеться Любава. – Дождь собирается…
– Успеем, – настоял Лютвич, настойчиво увлекая Любаву к сеновалу.
Для Любавы гадкие ласки мужа были не так тошнотворны, как его присутствие рядом с ней в течение всего дня. В те моменты, когда он набрасывался на нее со своей нежностью, она могла хотя бы закрыть глаза и не видеть его лица. То ли дело в остальное время. Ее раздражало в нем все: от несимпатичного облика до неотесанной речи и бестолковых рассуждений. Но деться от него было некуда.
Каждый день для Любавы становился хуже предыдущего и приносил вместо радости лишь новые муки. Лютвич достаточно времени побыл влюбленным ревнивцем. Постепенно на смену пришел образ ожесточенного тирана, шпыняющего за то, что ему пришлось спасать ее от разгневанного князя. Он стал жесток и груб. Лишь изредка на него накатывала волна прежней любви, и он ластился к Любаве, как щенок к руке кухарки.
– Ты скучала по мне? – пристал к ней Лютвич однажды с единственным вопросом. Они только выкупались в мовнице. День был тяжелым. Много работ надо было успеть выполнить до снегопадов. Зима и так запаздывала в этом году. Но Любава в одиночку все равно не успевала управиться с хозяйством.
– Скучала, – подтвердила Любава, натягивая грубую рубаху на усталое тело. – Когда ты заберешь нас с сыном отсюда?
– Куда заберу? – удивился Лютвич, даже подпрыгнув на лавке. – Ваш дом здесь.
– Наш дом там, где ты, – поправила Любава.
– Ты хочешь быть со мной? – Лютвич сразу выбрал самое приятное объяснение неожиданного желания любимой.
– Хочу, – в действительности при помощи переезда Любава думала решить сразу несколько задач. Избавиться от сварливой матери Лютвича, жизнь рядом с которой превратилась в пытку, и перебраться поближе к людям, в город. Но самое важное, на что она рассчитывала – это увидеть Рёрика. Она была не настолько глупа, чтобы заблуждаться во мнении, что нужна ему. И все же она надеялась на что-то. Чувствовала, что они все еще связаны.
– И я устал разлучаться с тобой, – Лютвич ухватил жену за талию и привлек к себе. Задрав подол ее рубахи, прижался к ее влажной коже.
– Надо идти в дом, ужин ждет, – Любава с самого начала не хотела уединяться с мужем в мовнице, догадываясь, к чему приведут подобные затеи. Как-никак на сеновале в такую стужу не поваляешься, а дома непрерывно торчит старуха.
– Не нужен мне ужин, тебя мне токмо надо, – на самом деле Лютвичу была нужна и Любава, и ужин. Но на ужин можно было не торопиться. Еще всю ночь тесниться в крохотной избе, лежа на жесткой лавке.
– Мне здесь неспособно, – цыкнула Любава, оказавшись в неудобной позе.
– Ну прости, чай, не княжеская опочивальня, – периодически Лютвич попрекал Любаву ее былыми намерениями сделаться женой Рёрика. – Повернись…
– Ты не должен оставлять меня здесь одну, где всякое может случиться, – не отступалась Любава, морщась под напором изголодавшегося супруга. – Забери нас с собой.
– Не знаю, как Рёрик на это…– засомневался Лютвич между делом.
– Так придумай что-то…– настаивала Любава.
Глава 27. Дорога на Изборск
Дорога на Изборск, пролегающая через болотистые леса и топи, обещала быть нелегкой. В некоторых местах тропа была разбита прошедшими намедни дождями. Время от времени лошади вязли копытами в лужах, громко фыркали, облизывая раскрасневшиеся носы.
К закату дружина подошла к небольшой деревушке, раскинувшейся на опушке. Солнце уже почти спряталось за темнеющей стеной леса. Холодало. Осень напомнила о себе промозглым ветром, поднявшимся к ночи.
Варяги разбрелись по дворам, упрятавшись кто куда. Принужденные к гостеприимству жители не смели отказать путешественникам в ночлеге. Рёрик и Трувор устроились в крохотной избушке у поросшего камышом пруда. Маленькие окошки, затворенные ставнями, почти упирались в землю, прохудившаяся крыша покосилась. Темные закопченные стены, казалось, вот-вот рассыплются от старости.
Хозяйка – разговорчивая старушка, укутанная в несколько шерстяных платков – радушно разместила путников возле единственного источника тепла – старой печи. Из ее широкого устья к потолку тянулся дымок, выходящий на улицу через маленькие отверстия под крышей и приоткрытую дверь. Казалось, жилище остывает быстрее, чем протапливается. Но все же, несмотря на скудность убранства, ветхая избенка казалась уютной. В осеннюю пору везде будет уютно, где крыша сыщется над головой.
– Сынок, – обратилась старушонка к Рёрику, – ты устал, я гляжу. Иди, приляг, а я тут пока постряпаю, – старушонка достала из печи огромный горшок, в котором уже полдня распаривались зерна овса.
– Не, ничего не надо…– Рёрик был не столько утомлен, сколько сосредоточен. Он думал не о том, каков окажется ночлег, а о том, что его будет ждать в Изборске. – У нас с собой все. Тебе еще оставим…
– Маслица добавим и будет сытно, – бурчала старушонка над горшком.
– А мы только что с радостного пиршества, – хихикал словоохотливый Трувор. – Запаслись провизией наперед.
– Вы куда путь держите? – обратилась старушонка на сей раз к разговорчивому Трувору. – Вижу, далече.
– На охоту, мать, идем. На охоту, – пережевывая лепешку, ответил Трувор, лукаво подмигнув Рёрику.
– Так скоро зима…Какая теперь охота…– кряхтела старуха, заставляя стол деревянными плошками.
– Самое оно, мать, – заверил Трувор, как обычно, посмеиваясь. – Верно же?
– Да уж, – усмехнулся Рёрик. – Пойду-ка я, пожалуй, пройдусь…Заодно лошадей гляну.
– Напоила коньков ваших, напоила, сынок, – отозвалась старушонка. Тяжело ступая небольшими шагами, она выглядела очень старой и слабой. От стола к печи, от печи к ведерку с водой и обратно к столу.
– А ты одна живешь? Дети твои где? – неожиданно для самого себя спросил Рёрик.
– А я одна. Я давно одна, сынок. Не дали боги мне потомства, – глухо отозвалась старушонка. – Кто знает, может, оно и к лучшему. Живу себе, ни за кого сердце не болит. Муж был у меня. Помер уже лет как двадцать. Или больше…Давно это было, – накладывая в миску получившуюся снедь, старушонка задумчиво оглядела гостей. – Вы еще младые…Это мои годы упущенные. А я такая раньше была! Раскрасавица первая! Все меня знали, князья сватались! А нонеча одни морщины остались…Сынок, ты кашу-то снедай, – отвлеклась она на Трувора.
Похолодало. Рёрик вышел на улицу. Прошелся по деревне, заглянул в другие избы проведать, как и где устроились остальные. Дружина приютилась тесно, но согласно. Деревенька оказалась дружелюбной. Жителей не смутило, что половина путников – чужаки, не понимающие языка. Возможно, в этой глуши всем рады. Или так кажется.
– Зябко как-то. Осень, называется! Без шапки не выйдешь! Снега не хватает! Исполать небу, что хоть это селение подвернулось! А то у меня уже спину тянет, – как всегда, ворчал Истома. Остальные были довольны и веселы, ибо не только ржаных лепешек с собой прихватили в путь, но и сосудов с горячительным.
Около одной из изб на крылечке Рёрика уже поджидал Трувор, переминающийся с ноги на ногу.
– Куда ушел? Я ж тебе кричал, чтоб подождал. Давился кашей ее, спешил…Выбегаю, а тебя и след простыл! Ты, кстати, Гарма не видал? – Трувор уже несколько дней таскал за собой приблудившегося пса, который то внезапно исчезал, то появлялся из ниоткуда. – Гааарм! Иди скорей ко мне! Я тут!
– Что-то он не очень напоминает Гарма…– усмехнулся Рёрик, вспомнив облезлую фигуру забавного пса, с веселым тонким хвостом, постоянно болтающимся от радости из стороны в сторону.
– Бабка в хату его не пустит, небось…А ты, это, решил уже, как в Изборске дело поставим?
– По кривой дороге вперед не видать. Сначала надо встретиться с засланными…– утвердил князь.
– Мда…Вот в толк не возьму…А защитники там, вообще, есть какие-нибудь?! – заулыбался Трувор. – Поди, всех самых бойких на празднование забрали. Одни бабы остались. Может, зря мы, это, с собой топоры да мечи тащим? Лишняя поклажа! Ха-ха…Лучше б еще припасов взяли, хоть не так бы скучно было в дороге, – смеясь, Трувор утирал рукавом слезящийся глаз. – Нег, а что если нам к боярам сразу с монетами? Золотом их купим…Заплатим, и все! Никаких переживаний и потерь для нас!
– Не хочу я им ничего платить. Обойдутся…– сплюнул Рёрик. – Мы здесь чужие. Может, народ взбунтуется. Или соседи ополчатся…Или набег какой…Не уверен, что в случае чего, новгородцы тут же мне с улыбками отдадут своих сынков на подмогу. Так что золото нам пригодится для наемников…
– Ну да, вообще-то…– согласился Трувор. – С другой стороны изборские говоруны без своего Изяслава – точно беззащитные гуси в загоне. Золотом их еще кормить! Обойдутся! Кстати…Если Изборск будет наш, то…Ты уже решил, где останешься?
– В Новгороде…