Княжна для викинга. Книга 1

****

Затяжной дождь кончился. Настал день, когда Дива уже не могла только спать и плакать. И скорби имеется предел. Слезы ее иссякли. К своему стыду, она обнаружила, что ей захотелось подкрепиться. Голод оказался столь силен, что Дива почти возненавидела себя. Как она может думать о яствах после всего, что произошло!

И все же она не была готова выйти на улицу и встретиться с новой жизнью лицом к лицу. Хотя в хоромах наметились положительные перемены. Начали возвращаться дворовые. Слышалась родная речь.

С самого утра Дива угрюмо бродила взад и вперед по своей прехолодной опочивальне. Бесполезно крутился в голове один и тот же образ – брошенный у колодца бортник Герасим, зарубленный чьим-то топориком. Никаких других мыслей.

Вдруг послышался настойчивый стук в дверь. Дива вздрогнула, поплотнее запахнувшись в платок.

– Сестренка, ты тут? – раздался молодецкий окрик с крыльца.

Утирая мокрый от слез нос, Дива поспешила вниз по лестнице. Торопливо нацепив поверх волос убрус, шагнула в сени и осторожно потянула засов. Есений! Радость пламенем вспыхнула в ее сердце: он спасся той ужасной ночью! Теперь она не одинока!

– Ты жив, исполать богам! – на глазах Дивы навернулись слезы, она бросилась к брату. – Еся, как же ты здесь? Тебе нельзя тут быть!

– Да меня никто и не заприметил, – и правда, Есений хитроумно сменил наряд с княжеского на крестьянский, что позволило ему затеряться среди простого люда. – Но ты…Дива…О, Ярило! Что с тобой?! Ты так худа и бледна…И эти одежды…– Есений был удивлен найти всегда пригожую княжну в жалком виде, в помятых платьях, с непричесанными космами и осунувшимся лицом. – А где же сестрицы? С тобой ли?

– Бежали они. В ту ночь еще. Оставили меня одну здесь, – Дива смотрела на Есения с укоризной. – Лучше б тогда стрела поразила и меня! – ее последние слова скомкались от слез.

– Не кручинься. Я многое той ночью передумал. Многое постиг. Нескладно вышло все, – Есений взял сестру за руки. – Ничем не мог помочь. Но теперь я здесь и прогоню нашего врага, – княжич хотел обнять сестру, но та резко отпрянула от него с внезапно озлобленным лицом.

– Хотите увидеть молодца-удальца – поверните голову направо! – вскричала Дива с обидой и гневом. – А где ты был в тот день?! Убежал, бросил меня! И отца!

– Я никого не бросал! Я искал вас! – начал отнекиваться Есений. В силу юности он не постигал, что свою вину лучше признавать решительно и сразу. Дальше будет только тяжелее. – К тому же здесь был твой муж, Радимир! Он должен был защитить тебя…

– Что ты там мог передумать и постичь, сидя, яко пугливый заяц, в норе?! – заорала Дива, перебив Есения. – Это не тебя десять мужиков тащило в избу! Это у меня все за вечер перевернулось! Это я все сто раз передумала! И ищу решения, хотя уж поздно! А ты что?

– Я, правда, был вынужден бежать прочь. Уж коли говорю, то выбора, воистину, не было. Сама посуди, ну остался бы я. Так и меня бы скосили вместе с остальными, – Есений осознавал, что смалодушничал. Но также понимал, что и отвага его не принесла бы плодов. – Мы не были готовы к подлой атаке врага. Все, кто постарался дать отпор, оказались в мире ином, – справедливо заметил Есений. – Днесь я здесь, готовый постоять за тебя и честь нашего дома! – Есений расхрабрился неслучайно. Он вернулся потому, что видел, как отряд покидал город. – Я знаю, что необходимо сделать. Все можно исправить! – с жаром принялся уверять юноша. – Надо лишь собрать воедино дружину отца и убить того изверга, что возглавил захватчиков! Как отец говаривал – рать крепка воеводою. Без своего вожака остальные уйдут. Но сперва, покамест здесь нет его, мы свергнем тех, кого он оставил тут для пригляда…

– Что ты? Из ума выжил за время своих скитаний? Что говоришь? – Дива отшатнулась в ужасе, представив себе, чем увенчаются попытки брата. – Ты хоть знаешь, кто теперь князь?!

– Я! Я законный князь Новгорода! – ответил на вопрос Есений в доблестном княжеском стиле.

– Лучше б тебе об этом позабыть и вслух не произносить, болван! Я всегда знала, что ты глуп! Вырос, а ума не вынес! – Дива закатила брату подзатыльник. После всего, что выпало на ее долю, границы для нее самой также оказались стерты. Она уже не видела ничего заповеданного в том, чтоб поднять руку на брата и законного наследника ее отца. – Выбрось эти мысли из головы! Еще услышат! О, Сварог, козы затевают охоту на волков! – Дива поморщилась, облизнув сухие губы. Запоздалая удаль брата только выводила ее из себя. – А почему это ты не спрашиваешь, как я поживаю, в здравии ли пребываю?! Освобождать отцовский трон, свергать и прогонять супостатов – это славно. Достойно похвалы! Но как же я? Вдруг окажется, что разобидели меня, что имя мое честное пострадало не меньше разгромленных хором? Что тогда ты сделаешь? Как вступишься? На честный бой врага вызовешь в поле чистое? Коли так, то тебе никто и отказать не посмеет, даже эти варвары! – Дива не могла простить того, что ее никто не защитил. Как замуж выдавать за Радимира да выкуп за нее обретать – это они горазды. А как отстаивать ее, так сразу все куда-то подевались!

– Я рад, что ты цела и невредима…– вздохнул Есений, который, разумеется, уже все понял относительно нее. – Остальное не так важно теперь…

– «Остальное не так важно», потому что об остальном ты не спрашиваешь! – гаркнула Дива. Она не позволила бы Есению сражаться за себя ни тогда, ни сейчас. Но ее озлобляло то, что он этого и не предлагал.

– Я не спрашиваю. А ты никак не уразумеешь! – вспыхнул и Есений. – Я же не ты! Меня б сразу грохнули. Сперва искалечив и поизмывавшись вдоволь! – Есений жалел сестру, но в тот день он был не в силах помочь ей. – А ты здесь, в теремке! Не в поле спину гнешь, не в земле сырой лежишь. И хоть тебе тяжко, но ты все ж жива и здорова. Не убил же он тебя…

– Да, может, лучше бы убил! – возмутилась Дива. – Ты хоть знаешь, что мне довелось пережить?! Перенести! Выдержать!

– Как бы там ни было, сейчас основное, что ты невредима. Токмо неизвестно, надолго ли это благоденствие. Посему и говорю. Нельзя сидеть сложа руки! Если мы упустим момент, он вернется и тогда…

– Против кого ты решил выступить? Кто здесь теперь хозяин? – Дива не могла даже в воображении представить себе Есения во главе ополчения. Сейчас она отчетливо видела, что он лишь мальчишка с ясными, как весеннее небо, глазами. – Ты зрел нового князя? Он тебя одной левой положит, Есений! Ты и вздохнуть не успеешь. Не вздумай к нему приближаться и на сотню шагов! Я запрещаю, слышал меня?! Я не хочу, чтоб он оторвал твою пустую голову! – развопилась Дива, постепенно приходя в себя. Сказались дни скорби и молчания. – А от дружины отца ничего не осталось, некого собирать! И легко порешить тех, что оставлены за старших, не выйдет! Они не дурачье, поодиночке здесь не гуляют. Да к тому же они дикое зверье, и сами кого хочешь ухлопают! Они не землеробы, а душегубы бывалые! Не думаю, что Хельми допустит, дабы их застал врасплох кто-то вроде тебя! А когда вернется он – ты к нему и не подступишься даже! Его всегда охраняют! Впрочем, он и без стражи сам любого изуродует! Все, пойди отсель! Долой из города! Вон! Я не вынесу, если он и тебя убьет! Тогда я буду самой круглой сиротой на земле Новгородской! – ссора с братом пошла Диве на пользу, пробудив заснувшие чувства.

– Если дружины отца больше нет, то мы наберем новую! Мы расскажем всем правду! – по-юношески воодушевленно настаивал княжич. – А если и это не поможет, то я отправлюсь к нашему дяде в Ростов! И он вручит мне войско, которое вернет Новгород под нашу длань!

– Перун тебе в помощь, – Дива наперед была уверена, что все затеи брата обречены и бестолковы. – Столь бравым нужно было явиться в тот день!

– Ты будешь теперь до самой смерти корить меня?

– Сколько надо, столько и буду! Хоть теперь наберись мужества и признай, что поступил трусливо! – в глубине души Дива понимала поступок брата вполне. Но никак не могла сдержать гнев, в котором виноват был, точно, не он. – Признай это уже!

– Ладно. Я поступил недостойно. Прости меня, – вздохнул Есений. И сразу ему сделалось легко после своего раскаяния. – Но…

– Но все, – решив, что далее продолжать этот пустой разговор не имеет смысла, Дива направилась к выходу, попутно натягивая на себя расшитый узорами опашень. – Надвинь свою шапку на лилейное чело и несись отсюда со всех ног, пока никто не признал тебя…– Дива приостановилась у выхода, сняла с полки красивый ларец, подаренный ей Радимиром, и шмякнула его перед Есением. – И больше тут не появляйся. Наследнику Гостомысла здесь опасно…– на всякий случай напомнила Дива легкомысленному братцу.

По дороге она то и дело с прискорбием подмечала, что все в ее собственном тереме вверх дном. Поломанные предметы обстановки, черепки разбитой посуды, грязь и лохмотья по углам. Особый благословленный каравай для молодых уже кто-то съел, а под лавкой валялась пустая миска. В кладовую «гости» вообще проломили стену каким-то чудесным образом. Видно, что-то искали. Зрелище было удручающим даже внутри дома. Что же тогда творится снаружи?!

Несмотря на перебранку, появление брата приободрило Диву. И впервые за эти дни у нее возникла решимость покинуть терем. Хлопнув и без того покосившейся дверью, Дива вышла на крылечко. Теперь она уже не собиралась голодать. Есений же не голодает! Да и к тому же, еда все скрашивает. Зачем отвергать сей дар богов!

На дворах оказалось неожиданно людно. Не так, как обычно, но все же. Кто-то даже поздоровался с ней. Часть дворовых вернулась и наводила порядок, попутно шушукаясь о минувших событиях. Никто толком не мог объяснить, что случилось в день осенних Радогощ. Вышла замуж дочка князя или нет?..Кто напал?..А главное, что с самим правителем?! То ли жив Гостомысл, то ли нет…Ежели да, то где же он? Если нет, то кто же княжит?! Поговаривают, что его убили. И кажется, убил Ярополк! Вот ти и союз с Изборском!

Не теряя времени даром, Дива направилась в стряпные избы. Идти было всего несколько десятков шагов. Однако и они давались ей нелегко. Она видела, во что превратились родные хоромы, и не узнавала их. Повсюду валялись потерянные и забытые вещи. Дива запнулась о чей-то сапог. Она точно помнила, что возле ее терема, рядом с березами, располагался дровяник. Но теперь там был пустырь. Странно. Сарай исчез словно по волшебству. Куда они его дели?! Неужели княжеский двор теперь всегда будет выглядеть обездоленным и разоренным!

В стряпной оказалось пусто и холодно. Печи не топились. Поварихи, видно, еще не вернулись.

Дива нашла какую-то зачерствелую лепешку, с одного края уже тронутую зеленью. Откусила кусок с чистого конца и начала равнодушно пережевывать. Вкус был отвратителен: будто в тесто добавили ложку чернозема. Но и это не смутило княжну. Ей ли заботиться о вкусе и здоровье после всего произошедшего!..

Перекинувшись через подоконник и все еще снедая сомнительную булочку, Дива выглянула в окно. Младые годы брали свое. После дней прозябания в ней пробуждался, пусть и вялый, но все же интерес к окружающему. Надо все-таки почетче понять, что происходит вокруг.

Родные хоромы казались чужими. А может, изменилась она сама. По лужайке ходила пара обшарпанных гусей. Радостно бегала какая-то плешивая собака с костью в зубах. Диву передернуло от вида пришлого воина, гуляющего вдалеке. За его спиной красовался устрашающий меч, а на губах – удовлетворенная улыбка. Он вышагивал вальяжно, словно отдыхал у себя дома. Дива захлопнула ставни, и в стряпной сделалось заметно темнее. Еще стражу оставил! Как все мерзко!

День назад в это же самое время она безутешно плакала и спала, спала и плакала. Но сегодня наступило отупение, слезы закончились. Это не примирение с утратой. Это что-то вроде душевной нетрезвости. Нужно запретить себе думать обо всем произошедшем, дабы не сойти с ума. Но разве такое можно забыть?..

Опустившись на холодную лавку, Дива молча пережевывала прегадкую лепешку, невольно воскрешая в памяти призраки былого. Улыбающийся Пересвет, подшучивающий над ней. Отец в длинной рубахе, с седой бородой, занятый государственными делами. Нерешительный Радимир, его пухлые губы и огромный нос, раздраженный простудой. Как он все время растерянно глядел на своего родителя, князя Изяслава. Интересно, что могло ожидать ее с этим увальнем, если бы его все-таки не зарубили? Он испытывал затруднение даже в разговоре с невестой. Что же началось бы, когда они остались наедине?..Омерзительно. А ведь все ждали наследников! Может, даже и хорошо, что его в итоге…

Дива виновато опустила глаза, прогнав от себя греховную мысль. И вновь ей привиделся его истерзанный труп посреди горницы. Он уже ничего не сможет сказать или сделать на этом свете. А мог бы? Или все же он был обречен наперед…Беззащитные и слабые в безопасности лишь до тех пор, пока есть кому о них позаботиться. Но и это не всегда. Разве Изяслав уберег своего Радимира от нагрянувшего варяга? От такого врага никто упасти не сможет. Если хищник вышел на охоту, то он не остановится до тех пор, пока не настигнет добычу. Вот и ее саму, многооберегаемую княжну, никто не спас от него. И затем каждый последующий миг с ним был страшнее предыдущего. На заре, когда первые рассветные лучи пробрались в горницу, Дива разглядела спящего чужака. Соломенные волосы, строгие черты лица. Левая рука спадала с постели. Правая, в ссадинах, покоилась на подушке. Он спал тихо, точно его и вовсе не было в ее тереме. Но на самом деле он был. И даже тогда, когда он ушел, ей казалось что он рядом с ней, в ней и касается ее.

В душе Дива вновь выбранила себя. Как она может думать обо всех этих непристойностях, когда ее постигло столько бед! Нужно поразмыслить о чем-то насущном и важном. Например, о сестрах. Они, скорее всего, живы. Да, они, точно, живы. Однако отца и половины знакомых больше нет. Нет и приглашенных на свадьбу гостей, семьи жениха – все погибли. А сестры…Они бежали в ту ночь. Она сама видела, когда ее тащили к Рёрику, как те вдалеке улепетывали вместе с кем-то из дворовых. Они мчались к лесу, где уже, наверное, не хватало места на всех беглецов. А о ней даже никто не вспомнил. На словах в их семье все горой друг за друга. А на деле оказалось, что каждый сам за себя, один лишь Сварог за всех.

Итак, все умерли. Вернее, почти все. Как, вообще, такое возможно! Ведь стены были укреплены, а на празднике находились защитники обоих княжеств! Хотя, может, в этом-то и причина столь беззастенчивого явления врага. Городская стена охватывает малую часть города. Княжеские хоромы обособлены. Большинство жителей и построек находится вне укреплений. И только в случае опасности сельчане приходят укрыться за крепостной вал. В обычные дни врата заперты. Или открыты для купцов и крестьян, но находятся под пристальным наблюдением стражи, готовой затворить их при возникновении угрозы. Однако свадьба – событие особое. Словно ароматный каравай, зазывающий голодного путника в лавку пекаря, город влечет к себе жителей всех окрестных мест. И в этот день проход для гостей открыт настежь без всяких условий. Ведь не все желающие веселиться в честь славного случая живут в городе! А тем временем это торжество народное: князь выдает замуж дочь древнего рода! К тому же праздновались всегда шумные Радогощи. Никто толком не следил за вратами и в детинце. А даже если и следил…Часть налетчиков могла проникнуть в хоромы под видом пришедших на празднество гостей. А потом, перерезав охрану, беспрепятственно впустить и остальных…

Но это все уже ненужные рассуждения. Надо поразмыслить о том, как ей самой, Диве, поступить дальше. Уместнее всего было бы пойти и утопиться в реке. Это благородный выход. Вот только сможет ли она удалиться с охраняемых хором и добраться до воды без происшествий? Или ее поймают эти разбойники? Хорошо еще, если они признают в ней жену своего главаря и вернут обратно в терем. А ведь могут найтись сюжеты менее радужные. На такой случай всегда нужно иметь какой-нибудь яд. Чтоб не попасться ни в чьи лапы. Но яда у нее нет. Тогда остается последний путь – вонзить в себя кинжал. В ночь свадьбы этого не получилось. Но сейчас такая возможность есть. Нужно только сыскать подходящий клинок. Хотя, надо полагать, это не проблема. На худой конец, мог бы сгодиться обычный нож.

В стряпной имелось вдоволь всяких ножей, коими поварихи обычно разделывали скотину. Один из них, внушительный по размеру, был глубоко воткнут лезвием в столешницу. Сразу стало ясно, что это сделали не кухарки. А окаянные пришлые, заворачивающие сюда похарчевать! Домовничают будто в своем логове!

Нож оказался загнан в дерево глубже, чем предполагалось. Дива даже порезала руку, пока выдергивала его. Она только сейчас ощутила, какая же она все-таки бесполезная. Она ничего не умеет. Ничего не знает. И все беды произошли из-за нее. Ее совесть никогда не очистится. И нужно уже поскорее покончить с собой!

Вдруг в сенях раздались шаги. Загремели чьи-то зычные голоса. Речь слышалась чужеземная, что, безусловно, было недобрым знаком. Дива перепугалась до смерти. Лучше уж кинжал, речка и отрава одновременно, только не эти чужаки!

Схватив со стола нож, растерянная Дива спешно затолкала его в широкий рукав. Затем побежала к выходу, собираясь незаметно выскользнуть. Но, разумеется, все пошло не по плану. Она почти налетела на заходящих в стряпную мужчин и еле успела отскочить в сторону с их пути.

– Ого…Кто это у нас здесь…– на удивление, один из вошедших знал язык Новгорода, хотя и говорил на нем с некоторым иноземным ударением. Он держал огромную миску. В ней было зажаренное на углях мясо, такое румяное, окутанное паром, что становилось ясно – его только приготовили. Пленительный аромат закружил Диве голову.

– Ты тут ждешь нас? – обратился второй незнакомец, усаживаясь на лавку. Его речь Дива также без труда поняла. Вероятно, в дружине нового князя всяких воинов было предостаточно. А может, просто некоторые языки слишком похожи между собой. В руках у вошедшего был кожаный мешок, из которого он тут же стал разливать по чашам какое-то подозрительное пойло.