Лютвич призадумался. А ведь она права. Да ему и самому по душе мысль, что Любава приедет сюда. А то их встречи уж слишком кратки и редки. То ли дело, если она будет все время околачиваться где-то поблизости. Все уже своих жен перетащили. У кого они были, по крайней мере. Да и потом, все бабы от него шарахаются из-за глаза, как от прокаженного. А та все же жена: никуда не денется.
– Выходит, так, – согласился Лютвич.
– А разве сам ты не скучаешь по ней? Если нет, то это другое дело…
– Скучаю. Очень скучаю, княгиня…– торопливо заверил Лютвич. – Но опасаюсь гнева князя…
– Скажи, она умеет что-то по дому? – спросила Дива, не обращая внимания на последнее признание собеседника. – Стряпать, мастерить? Она шьет одежду? Или лечит? – Дива хотела найти хоть малейшую причину, по которой ей непременно должна понадобиться именно Любава.
– Она у меня не особо мастерица, к сожалению, княгиня, – вздохнул Лютвич, вспоминая свою белоручку. – Правда, за то время, что она живет с моей матерью, та научила ее многому, необходимому в хозяйстве…
– Поступим так: ты ее привози, да поскорее. Она будет помогать мне как раз в хозяйстве. Ты ведь знаешь, в каком я положении: мне нужна помощница. Я не все работы могу выполнять. И нескоро еще смогу. А впереди предстоят роды, помоги Макошь! Так что будет удачно, если рядом окажется заботливая девушка. Как я понимаю, твоя жена, как раз, такова…Верно? – с улыбкой вопрошала княгиня растерянного воина.
– Да, она заботлива и кротка, – согласился Лютвич, воскресив в памяти образ Любавы, которую он уже давно не видел. И конечно, по которой скучал. Этот разговор подогрел его надеждами.
– Ну, а так как теперича князя заботит мое здоровье, то он не будет против ее присутствия. По крайней мере, я смогу его в этом убедить. В особенности, если мы скажем, что она умеет уврачевывать. Допустим, твоя старушка научила ее и этому…Ты понял?! – наказала княгиня нешуточно. Лютвич туго соображал от жары и совершенно не заметил того, что это уже не простая любезность с ее стороны. Она буквально заставляет его привезти жену. Однако он теперь совсем запутался и потому не возражал, а был, напротив, вполне счастлив.
– Если такова воля княгини…– поклонился Лютвич, уже думая о радостном дне, когда Любава окажется здесь возле него.
– А далеко сейчас твоя жена? – уточнила Дива.
– Очень далеко, княгиня…У меня на родине, – вздохнул Лютвич, вспомнив родные просторы. – На восточном побережье Варяжьего моря…В междуречье Нямунаса и Нериса…
– Мда…Путь неблизкий…– раздосадовалась Дива. – Итак…Ты привезешь свою жену в Новгород как можно скорее. И вручишь ее мне…А если князь вдруг спросит о ней, то скажем, что она ухаживает за мной…И снимает головные боли своими чудесными травами…Таким образом, ты окажешься рядом с любящей женой…Надеюсь, ты остался доволен, – Дива попыталась выставить все так, как будто это нужно только одному Лютвичу.
– Да, моя княгиня…Премного благодарен…– поклонился смешавшийся вконец Лютвич.
– Ах да, чуть не забыла…– Дива нарочито развернулась, словно перед этим и в самом деле готовилась уйти. – Я хотела задать тебе еще один вопрос…Касаемо смерти моего отца…Кто убил его?
– То есть как…– растерялся Лютвич. – Прошу прощения, но князь Гостомысл был объявлен врагом и…Какая разница, кто это сделал…
– Да да, все так…Я ведь не об этом спрашиваю…– Дива уже много времени пыталась узнать, кто стал палачом ее отца. Но эта тайна не желала раскрыться перед ней. В народе считали, что его убил Изяслав, который был объявлен агрессором. Но разумеется, она, Дива, не народ, чтобы удовольствоваться таким ответом. – Ты прав, сейчас это уже не имеет значения…Тем не менее мне бы хотелось знать, чья рука лишила моего отца жизни…Отвечай.
– Но я и сам не знаю…– Лютвич пожал плечами.
– Это Нег? – осторожно спросила Дива, сглотнув. После этого вопроса у нее пересохло в горле.
– Я же говорю, что не знаю…Но мне кажется, что это не он, – выразил свое мнение Лютвич. – Я уверен, что это сделал кто-то другой. По его приказу…– добавил одноглазый.
– Да, я понимаю, что по его приказу…Но мне важно другое…Нет, это, конечно, тоже очень значимо…Но…Ладно, ступай…Ступай…– Дива не стала дожидаться, пока Лютвич вернется к работе, и сама поспешила прочь.
****
Козьма сидел за столом и старательно перебирал бересту с указами, как вдруг заслышал голос Арви в сенях. Приглушенный тон тиуна говорил о важности беседы. Вспомнив, зачем, собственно, княгиня приставила его, Козьму, сюда в гридницу, писарь поспешил спрятаться прямо под столешницей, заваленной распоряжениями.
– Это покамест тайна. Никто не знает, – говорил Арви одному из гонцов, которого Козьма знал очень хорошо. Тот посланец был самым тайным и доверенным. – Княгине-матери скажи, мол, ваш советник женится на княжне Росе, что, безусловно, упрочит наше положение в Новгороде. По поводу похода на Белоозеро – все сорвалось. После того, как Дива спустила все средства на праздник. И нашему князю придется искать иные пути заполучить эти земли. А теперь самое главное, о чем писать, точно, не смогу: мысль по поводу Вольны. Скажи, что от этой мерзавки мы избавимся каким-нибудь простым, но действенным способом. Подушками задушим, отравим водицей да хоть заколем, как свинью…Без разницы это. Ведь в любом случае обвинят Диву…Уж мы-то все устроим именно так, чтоб к ней нитью вело… Таким образом, мы отделаемся разом от обеих этих сквернавок. Так что скоро начнем орудовать, нужно лишь дождаться благоприятного момента…
– Не извольте беспокоиться. Все передам точно в слово, – послышался топот удаляющихся ног гонца.
Козьма был потрясен услышанным. И уже воображал, насколько увесист окажется кошель, что дарует ему щедрая княгиня за преданность и сии ценные известия. Однако наперекор ожиданиям младого писаря, тиун не последовал за теми самыми ногами, топот которых стихал, а вошел в гридницу. Козьма затаил дыхание, ибо ему казалось, что дышит он, как мамонт: слишком громко и смрадно. Но вопреки сей предосторожности, буквально через несколько мгновений неласковая рука за шкирку потащила его из-под стола. Юнец попытался воспротивиться, но сил оборониться у него не нашлось. Да он и не посмел.
– Ты какого лешего здесь засел? Наушничал, проклятый? – Арви сразу смекнул, в чем дело.
– Нет, как можно! Сварог мне в свидетели! Не наушничал! Я стило из рук выронил и полез достать…– слова Козьмы звучали правдиво. Но глаза выдавали его: плохо скрываемый ужас стоял в них, словно он разговаривал с обезумевшим медведем, а не со спокойным тиуном.
От Арви, легко читающего людей, как буквы, это, естественно, не укрылось. Да и тот факт, что парень сидел под столом, не шелохнувшись и даже не дыша, говорил о том, что он явно лжет, будто искал стило. Он шпионил, надеясь остаться незамеченным! Но ведь подслушивал он явно не для себя. Самому мозгов бы не хватило воспользоваться столь важными сведениями. Стало быть, подослан кем-то…То, что он про женитьбу на Росе слышал – это не смертельно. Однако то, что он узнал про обеих женщин Рёрика – это опасно. В особенности, если он доложит о затее напрямую князю, а даже не тому неизвестному, который его отрядил сюда…
– Ну, ясно, – отпустив шкирку напуганного писаря, тиун усадил парня обратно на табурет. Он думал быстрее, чем Козьма оправдывался. – А знаешь что, иди-ка ты, братец, на конюшню! Да вели седлать мне коня, – неожиданно переменился Арви. Стал мягок, словно лен для сорочек. – Давай же, ступай. И чтоб немедля.
– Слушаюсь, – Козьма чуть ли не вприпрыжку умчался прочь, довольный тем, что лихо избежал беды. Ему даже и в голову не пришло, что это впервые, когда тиун велит седлать для себя коня. Ведь обычно Арви предпочитал путешествовать в тройке, в которой по пути можно было что-либо зачитать или обсудить.
– Агат! – угрюмо окрикнул Арви кого-то после того, как парень скрылся из виду.
В горницу вошел невероятного роста детина со свирепым лицом, разделенным рубцом поперек лба. Точно великан-людоед из сказаний. Он похож на одного из тех, кто может пнуть спящего котенка.
– Ты пойди-ка на конюшню, Агя. Да позаботься о нашем Козьме. Проследи, чтоб бедняга не свалился с лошади, упаси Солнце…Да, что еще хуже, шею себе не свернул…Понял меня? – на этих словах Арви отстегнул от пояса замшевую калиту и подкинул ее Агату. Несмотря на ужасный облик, великан, по-видимому, был смышлен, раз легко смекал, в чем дело. – Да поспеши. Ты должен застать его непременно там…
– Слушаюсь, господин, – половица под тяжелым телом Агата скрипнула, и исполин удалился.
Тиун уселся на табурет, сложив руки в замок. Жалко парня, желторот еще. Но, на беду свою, глуп. Сам напросился. В первую очередь – необходимость, какой бы она ни была…
После сожалений Арви погрузился в заботы, позабыв о юном писаре, ища что-то в тех самых отрывках бересты, которые еще недавно перебирал сам Козьма. Душегубства не давались тиуну так легко, как казалось. Но тем не менее давались же все-таки.
Почти совсем отрешившись от посторонних мыслей, Арви вдруг услышал, как в сенях скрипнула половица. Все та же. Она одна все время действует ему на нервы.
Чело тиуна нахмурилось. Он привстал, выглянул в окно, но никого возле гридницы не заприметил. Наверное, почудилось. Лишнее это уже.
Глава 54. Выбор
По всей округе разносился противный скрип. То скрежетал ворот на старом колодце. Каждый раз, как раздавался этот звук, Арви спрашивал себя – кому понадобилось лезть в этот позабытый студенец, уже поросший мхом.
Тиун закончил разбирать берестяные грамоты вместо Козьмы, большую часть из них отправив в корзину на розжиг. Накинув на плечи нарядную свитку, Арви носком сапога пододвинул плетенку к остывшей печи и пошел на улицу. На сегодня он закончил дела и собирался отдохнуть, предавшись мечтаниям о том, что может быть.
****
Услышав скрип ворота старого колодца, Дива встрепенулась. Выбежав на гульбище, обозрела окрестность, будто высматривая кого-то.
– Княгиня, я молока согрела, – обратилась служанка к Диве.
– Мне нужно идти…Где мой платок? – Дива рылась в сундуке.
– Жарко на улице в платке будет, – высказалась Мирава.
– В самый раз, в самый раз, – Дива наконец нашла платок и накинула его на плечи. Разумеется, в самый раз. Ведь она идет не на улицу. А в погреба. В те самые, в которых столько времени провела, когда-то в ужасе ожидая возвращения Рёрика из Изборска.
****
В подземелье оказалось холодно. Особенно после улицы. Дива покрепче запахнулась в платок, выставив вперед руку со свечой. Тут было не только темно, но, и кажется, сыро.