Ромашковый чай

– А у меня всё равно с собой их почти нет.

– Тогда похитит и заставит просить деньги, – веселилась Лика. – Ну же, бежим!

Она потянула его за руку. Цыганка, относительно опрятная женщина лет тридцати-пяти, остановилась, оправляя пёструю юбку.

– Ты можешь её спасти, пока она совсем не сгорела, – тихо, но ясно говорила она. – Тебя ей Бог послал!

– Ох, что же она несёт за ересь, – поморщилась Лика.

Это мне надо спасать его, – подумала она. – Цыганка действительно видит, просто ошиблась, перепутала. И я что-нибудь придумаю…

– Слушай, а я знаю, чего ещё не хватает нашему кафе! – вдруг осенило её. – Пойдём туда, посмотрим…

Она потянула его туда, где художники расставляли свои работы. Их было много, разного возраста: студенты и не пробившиеся дальше этого базара старики. В массивных рамках красовались богатые натюрморты и пышущие зеленью пейзажи.

– Хочешь украсить стены?

– Да, только найти нужно что-то стоящее. Такое, что не выбьется из нашей атмосферы и удивит гостей. Неброское и живое…

– Я не вижу здесь такого, – он критично осмотрел картины. – Извини.

– Я тоже не вижу, – отрешённо сказала Лика. – Но… Ох, Дима, пошли сейчас ко мне. Я придумала. Как я сразу не догадалась…

– Я не успеваю иногда за тобой. Что ты собираешься делать дома?

– Покажу тебе что-то. Ты точно оценишь! Это резко отличается от всего, и не нужны никакие аляповатые рамки.

Я устрою только её галерею, – размышляла она. – Там даже наброски стоят внимания! Её работы лучше всего сочетаются с запахом ромашкового чая.

Лика вся затрепетала в ожидании исполнения этой мечты. Она даже не думала о том, как это поможет привлечь людей. Скорее о том, что рисунки наконец встретятся с внимательными взглядами. Они шесть лет ждали этой встречи!

В квартире она усадила Диму за кухонный стол – самое светлое место. Принесла большую папку и долго держала её обеими руками у груди, как нечто значимое, как тайну, в которую никак не решалась его посвятить.

– Почти все работы выполнены карандашом. Есть просто наброски. Но суть в том, что это – этот город. Тут этот город не мерзкий, а одухотворённый, живой. Художница всё видела именно так… И людям будет интересно увидеть знакомые места в такой подаче…

– Лика! Давай сюда папку, не тяни. Смешная!

Она положила на стол и села напротив него, обречённо опустив послабевшие резко руки.

Он открыл, разложил перед собой три рисунка с городскими пейзажами. Чуть заметно задрожали пальцы, бросил на Лику быстрый странный взгляд и опять наклонился.

Почему он не спрашивает, кто же художница, – думала Лика, притихнув.

– Да, это этот город. И я когда-то видел его таким же. В юности, кажется, будто – давно. Вот эта улица казалась просторной и светлой. Здесь было хорошо по вечерам гулять с ребятами… И в этом сквере тоже. И дождь был именно такой, не раздражал, когда заливался за шиворот. Видишь, он здесь такой… свежий. Под ним хочется бежать босиком и вопить от восторга… Стоп! А это что такое?!

Лика похолодела от его голоса. Дима сжимал трясущимися пальцами её любимую зарисовку – с пикника.

– Это наш пикник…

– Лика! Блин, я совсем тебя не узнал! Ты белая была такая, вся из себя… Мы вместе были на этом пикнике, я даже подойти к тебе боялся! Так это её рисунки, Дарины… Правильно, она рисовала наши места…

– Э-э-э… я тоже тебя не узнала. Ты был такой, мальчишка совсем. Ржал, как конь, не то, что сейчас…

– Так я и был мальчишка. Блин, как в прошлой жизни, правда.

Лика перехватила рисунок. Выходит, несколько лет как самое дорогое она хранила под замком их совместный портрет. Худая блондинка и весельчак с гитарой. Вдвоём.

– А тут был Гошка! – как-то странно прошептал Дима, словно увидел привидение.

– Я стёрла его. Разозлилась и стёрла.

– До того, как…?

– Что «как…»?

– Ну… до того, как он умер?

– Он умер? Когда?

Теперь уже Лика дрожала как перед потусторонними силами.

– Пять лет назад летом. Передозировка.

– Он собирался записывать альбом…

– Не успел.

– Не успел, – едва скрывая злорадство, прошептала Лика. – Мне он не нравился. И мы тогда поругались. Возможно, и накануне… Я вообще считаю, что это он довёл Дарину до нервного срыва и помешательства, и до того, что с ней случилось.

– Я смутно помню вообще тот период, когда с ним это произошло. Мне как раз тогда ровно всё было безразлично. С психикой что-то происходило, то самое приближение к депрессии.

– А началось когда? Вы ещё общались?

– Да, кажется. Он психовал всё время, и я психовал вместе с ним. Потом группа распалась, он сказал, что запишется как солист. Победил на городском конкурсе, нос задрал. Я тоже участвовал, но приболел, потерял голос. Говорить мог, и даже без хрипа, а петь не мог. Не хочу вспоминать…

– Так-так-так, – Лика возбуждённо прошла по комнате. – Да это же он тебя довёл!

– Ды как! Я же не девочка и не ребёнок, чтобы из-за такой ерунды так расстрадаться, заболеть.

Не в конкурсах дело совсем, – уже молча размышляла Лика. – Просто он был вампир. Как и я. Только более жестокий и бесстыжий. Он всё забирал, что мог, до дна. И прилеплялся к тем, кто «умел радоваться солнцу». Как Дарина. И Дима… он тоже был такой.

Лика ещё раз всмотрелась в рисунок: Да вот же он, беспечный, всегда смеющийся Митька. Конечно, он тоже был переполнен той самой энергией! Поэтому Гоша и держал его всегда рядом, для подпитки. Хорошо ещё отделался! Жив остался, а с энергией ещё можно что-то придумать. И она придумает, обязательно.

«Я умею красть энергию, умею её использовать. Но заряжать другого солнечной энергией не могу. Впрочем, здесь «не могу» не прокатит. Потому что ему я хочу отдавать всё, и это тоже. Надо только понять – как.»

НЕУДАВШИЙСЯ ЭКСПЕРИМЕНТ

***