Лэйла-стероид

– Здравствуй, Боков, – сказал майор, прислонив Кретова к стене. – Меня зовут Скал. Руку не протягиваю, поскольку ответного рукопожатия не жду.

– Привет, майор, – Сергей хладнокровно посторонился.

Скал втащил внутрь Макса и с помощью Эскулапа положил его на диван.

– Пожалуй, мне нужны объяснения, – сказал Боков. – Конечно неприлично просить их так часто, но с кем поведешься…

– Когда будешь звонить Лузгину, – майор схватил стоявшую на столике банку пива и сделал несколько жадных глотков, – просто скажи ему, чтобы успокоил ФСБ.

Скал довольно зажмурился, смакуя холодную влагу и добавил:

– Сегодня пара их сотрудников попала в аварию… Такая трагедия…

* * *

Проныра продолжала свое шествие по улицам. Оглядывая каждую травинку, каждый камень, попадавшийся на дороге, она время от времени прикасалась к охватившему запястье золотому браслету, спрятанному под лохмотьями. Снег прекратился и стало почти тепло. Попадавшиеся навстречу люди либо брезгливо морщили носы, при виде грязной сумки, скрипевшей колесиками, либо просто не обращали внимания на привычную картину нищеты, возведенной в абсолют.

Прошагав несколько сот метров, Проныра решила устроить себе отдых. Везение, которым так хорошо начался день, похоже, закончилось. На дороге попадался лишь превратившийся в грязь снег. Бомжиха уселась на уже избавившуюся от бутылок сумку, предварительно вытащив из нее надкусанный батон. Проныра всегда надкусывала хлеб, как только он попадал к ней в давно не мытые руки, словно боялась, что стоит промедлить и жизнь отберет и этот долгожданный кусок, который так обольстительно пахнет.

Поудобнее устроившись на сумке, бомжиха прислонилась спиной к дощатому забору и запихнула жадно оторванную горбушку в рот.

Прямо перед ней, на другой стороне улицы возвышался старый, покосившийся двухэтажный дом, изжеванный временем, но сохранивший несмотря ни на что жилой вид. Перемалывая благоухающий хлеб, Проныра время от времени поднимала глаза и посматривала на стоящую в нескольких метрах от дома темно-вишневую машину, с непрерывно жующим амбалом за рулем.

День медленно угасал. Несмотря на это, становилось все теплее. Наверное оттого, что холодный ветер унесся прочь вместе со снеговой тучей, ненадолго покрывшую сегодня белым пухом столичные улицы.

– Еще пара часиков, – глухо проговорила Проныра, проглатывая последние крошки, – и надо будет подумать о ночлеге. В зал ожидания, что ли пойти?

Она поплотнее закуталась в лохмотья и тихо бессмысленно засмеялась.

* * *

Скал, Эскулап и Боков сидели вокруг стола и молча курили. Знаменитые сигары, доставленные из кабинета главврача Клиники 15, наполнили скромную съемную квартиру невиданными ароматами. Только докурив до конца первую гаванскую красавицу, следователь вспомнил, что хотел бросить курить.

Майор около часа назад ненадолго вышел и вернулся с бутылкой армянского коньяка, ныне обозванного бренди. Трое мужчин, собравшиеся вместе благодаря нескольким смертям, соединивших людей, до некоторого времени и не подозревавших о существовании друг друга, пытались разобраться в собственных мыслях и чувствах. Только это можно было с точностью определить, глядя на лица, проступающие сквозь сигарный дым, смешанный с повисшим в воздухе напряжением. Разумеется, речь шла о лицах Бокова и Эскулапа. На Скала старались не смотреть.

– Действие всякого известного мне транквилизатора уже должно было кончиться, – подал наконец голос Эскулап, глядя на лежащего Макса. – Хотя быть может я что-то и не учитываю.

Слова эти послужили толчком к разговору, который следовало начать и пораньше.

– Давайте объединим наши знания, – сказал Боков, уставший от напряженного молчания. – Раз уж нам приходится работать вместе, то полагаю, нет смысла скрывать какие-либо сведения друг от друга.

– Я согласен, – быстро сказал Эскулап. – Давайте поделимся тем, что мы уже знаем о “Капелле”.

– Тогда я, пожалуй, начну, – беря в руки бокал с коньяком и глубже погружаясь в кресло проговорил майор. – Поскольку мне единственному из нас довелось повстречаться с этими ребятами.

Скал со всеми подробностями описал свою “разведку боем”. Умолчал он лишь о встрече с Эскулапом накануне операции в Клинике 15. Майор выдал Бокову оговоренную заранее версию, согласно которой главврач вступил в игру после смерти сына. Эскулап кивком головы подтвердил слова Скала. После того, как майор замолчал, Боков запустил пятерню в волосы и налил себе еще коньяка.

– Дикая история, – пробормотал он. – Я чувствую, как меня тянет в разные стороны. Одна половина хочет послать вас подальше с вашими сказками, а другая…

Боков, упрямо стиснув зубы, посмотрел на Эскулапа, будто ожидая объяснений именно от него. И он не ошибся.

– Все это не так дико, как вам кажется, – заговорил старик, обнажая при каждом слове длинные передние зубы, что придавало ему удивительное сходство с жующим кроликом. – Вы, Сергей, разумеется, слышали о Вольфе Мессинге, – Боков утвердительно кивнул. – Так вот. В числе прочего в его удивительной биографии был и такой эпизод, сразу же оговорюсь, абсолютно реальный и подтвержденный, не имеющий ничего общего со сказками, как вы изволили выразиться. Мессинга пригласил к себе Сталин. Тот, конечно, согласился, иначе и быть не могло, а когда Иосиф Виссарионович сказал, что закажет ему пропуск, Мессинг ответил, что раз его приглашает товарищ Сталин, то никакого пропуска не нужно, он пройдет и так. И Мессинг действительно прошел через всю охрану безо всякого пропуска.

Боков смочил губы в коньяке и ничего не сказал.

– Мессинг владел техникой, получившей впоследствии название “затемнение сознания”, – без запинок продолжал Эскулап. – Каждый человек, обладающий определенными способностями к внушению, если будет развивать свой дар, сможет влиять на сознание человека. Проще говоря, тот же Мессинг мог протянуть охраннику клочок бумаги и тот пребывал бы в абсолютной уверенности, что ему показали пропуск.

– Вы хотите сказать, – медленно произнес Боков, приводя в порядок мысли, – что тот убийца в Клинике 15 действовал по такому же принципу и всякий, кто его видел, на самом деле…

– На самом деле это был не человек, а постгипнотический эффект. Или видение. Вы знаете, что в состоянии гипноза любому можно внушить что угодно. Скажем, специалист, погрузив подопытного в гипнотический сон, когда сознание отключено, но способность говорить и слышать сохраняется, специалист, повторяю, может произнести следующую фразу: “На счет

“три” вы проснетесь, наденете шляпу и быстро-быстро пойдете домой”. Или: “Ровно через час после сеанса вы увидите на стене большую розовую крысу”. Подопытный просыпается, и в точности выполняет инструкцию. Идет домой или точно в указанное время видит розовую крысу.

– Колоссальные возможности для убийцы, – сказал майор. – Достаточно только дать спящему точный маршрут для выхода из комнаты, который будет заканчиваться не дверью, а окном. И все шито-крыто. Покойный просто вышел в окно. Несчастный случай, да и только. Скорее всего именно так и убили моего киллера.

– Скорее всего, – подтвердил Эскулап.

– А в случае с “Капеллой” мы имеем дело с человеком, а может быть и с людьми, которые умеют все то же самое, – вмешался Боков, – но без предварительного погружения м-м-м… объекта в сон?

– И это даже не мгновенный гипноз, когда испытуемый погружается в сон всего одним словом, произнесенным гипнотизером. Воздействовать одновременно на многих людей, находящихся тем более настороже, не смог бы и Мессинг. Наш убийца пользовался каким-то аналогом, так называемого “теневого чувства”. Это способность стирать у людей из памяти момент встречи с вами. Человек, обладающий "теневым чувством", таким образом становится почти невидимкой. То, с чем мы столкнулись, это, повторяю, какая-то… эволюция, что ли “теневого чувства”. Способность влиять на сознание одновременно нескольких человек, причем не просто стирая память, а еще и одновременно создавая ложные образы.

Эскулап покачал головой.

– Все, чего мы добились более чем за 30 лет работы, это развивать “теневое чувство” у тех, у кого оно врожденное. Таких людей в Клинике 15 мы называем месмерами или оборотнями. Существовала даже специальная программа подготовки, носившая название “Оборотень XX”, которая предполагала создание убийц-месмеров. Но ничего не вышло.

– Почему же? – Боков вдруг ощутил холодок омерзения, возникший в голове.

“Эти люди делали бы то же, что и “Капелла”. Но вот не получилось”.

– Мы не смогли преодолеть психологический барьер. Даже в состоянии гипноза обычного человека нельзя заставить убить. В любом случае он понимает, что это преступление. Можно, конечно, внушить человеку, что перед ним его злейший враг, который угрожает его жизни, но опять же, – Эскулап поморщился, – чтобы пойти на убийство нужно нечто большее.

– Нужна новая личность.

Эти слова произнес Макс, уже усевшийся на диване. Все обернулись в его сторону, кроме Скала, который и так сидел лицом к Кретову и продолжал невозмутимо попыхивать сигарой.

– Нужна новая личность, – повторил Макс, – которая будет получать удовольствие от убийства, наслаждаться видом и запахом крови. Тут не помогут полумеры, в виде внушения ненависти к определенному объекту, который необходимо убрать. Нужна полностью, до мелочей собранная личность с другой моралью.

– Такая работа нам была не под силу, – Эскулап склонил голову и в его глазах блеснул огонек ненависти. Этот человек очень не любил признаваться в том, что кто-то сумел обойти его. И за короткое время ему пришлось делать это уже второй раз. – Поэтому программа «Оборотень ХХ» провалилась. Мы не сумели создать абсолютно новую личность. Может быть, вы поможете пролить свет на это дело?

– К чему это? – Макс недобро усмехнулся. – Чтобы помочь вам наштамповать побольше таких, как я?

– Послушайте, – начал Боков, но умолк, повинуясь жесту Эскулапа.

– Молодой человек видимо не так меня понял, – холодно сказал старик. – Поэтому мне и отвечать на этот выпад. Вы должны рассказать нам все, что знаете о “Капелле” и, быть может то, что вы знаете, поможет добраться до этой организации и прекратить ее деятельность.

– Почему вы решили, что я буду помогать вам. Не всякий провалившийся агент сразу встает на путь истинный.

– А вы ведь уже не агент “Капеллы”, – почти весело произнес Эскулап. – Я знаю, насколько хорошие специалисты работали с вами, но тут они или кто-то другой, допустили серьезную ошибку. Это конечно предположение, но, по-моему, вы были если не первым опытом, то одним из первых. на вас, так сказать, шлифовали методику. Поэтому и произошла ошибка, о которой я говорил.