Крейг Кеннеди

– Я готов начать, – наконец заметил он, поворачиваясь к странного вида инструменту, что-то вроде трех телескопов, направленных в центр, в котором был ряд стеклянных призм.

– Наши пять чувств иногда бывают довольно скучными детективами, – начал Кеннеди. – Но я нахожу, что когда мы можем обратиться к помощи извне, мы обычно обнаруживаем, что тайн больше нет.

Он поместил что-то в пробирку в ряд перед одним из стволов телескопов, рядом с ярким электрическим светом.

– Что ты видишь, Уолтер? – спросил он, указывая на окуляр.

Я посмотрел.

– Серия строк, – ответил я. – Что это?

– Это, – объяснил он, – спектроскоп, и это линии спектра поглощения. Каждая из этих линий своим присутствием обозначает различную субстанцию. Так вот, на плитке склепа Фелпса я обнаружил, как вы помните, несколько округлых пятен. Я сделал из них очень разбавленный раствор, который помещен в эту пробирку. Применимость спектроскопа для дифференциации различных веществ слишком хорошо известна, чтобы нуждаться в объяснении. Его ценность заключается в точном характере представленных доказательств. Даже очень разбавленный раствор, который я смог приготовить из материала, соскобленного с этих пятен, дает характерные полосы поглощения между линиями D и E, как их называют. Их длины волн находятся между 5774 и 5390. Это настолько четкий спектр поглощения, что можно с уверенностью определить, что жидкость на самом деле содержит определенное вещество, даже если микроскоп может не дать надежных доказательств. Кровь – человеческая кровь – вот что это были за пятна.

Он сделал паузу.

– Спектры пигментов крови, – добавил он, – чрезвычайно малых количеств крови и продуктов разложения гемоглобина в крови здесь безошибочно показаны, очень отчетливо варьируясь в зависимости от химических изменений, которым могут подвергаться пигменты.

– Чья это была кровь? – спросил я себя. Было ли это от кого-то, кто посетил гробницу, кто был пойман там или поймал кого-то еще? Я едва ли был готов к быстрому замечанию Кеннеди.

– Там было два вида крови. Один из них содержался в пятнах на полу по всему склепу. На руке Дана Фелпса есть отметины, которые, как он, вероятно, мог бы сказать, были оставлены зубами моей полицейской собаки Шефа. Однако это следы человеческих зубов. Его кто-то укусил в борьбе. Это была его кровь на полу мавзолея. Чьи это были зубы?

Кеннеди провел пальцем по уже установленным отпечаткам, затем продолжил:

– Прежде чем я отвечу на этот вопрос, что еще показывает спектроскоп? Я нашел несколько пятен рядом с гробом, который был вскрыт тяжелым предметом. Предмет соскользнул и повредил тело Монтегю Фелпса. Из раны вытекло несколько капель. Мой спектроскоп говорит мне, что это тоже кровь. Кровь и другие мышечные и нервные жидкости тела оставались в водном состоянии вместо того, чтобы становиться пектиновыми. Это замечательное обстоятельство.

До меня дошло, к чему клонил Кеннеди в своем расследовании относительно бальзамирования. Если яды бальзамирующей жидкости не были введены, то теперь у него были четкие доказательства относительно всего, что обнаружил его спектроскоп.

– Я ожидал найти яд, возможно, алкалоид, – медленно продолжил он, описывая свои открытия с помощью одной из самых увлекательных областей современной науки – спектроскопии. – В случаях отравления этими веществами спектроскоп часто имеет очевидные преимущества перед химическими методами, поскольку незначительные количества дают четко определенный спектр. Спектроскоп "обнаруживает" вещество, если использовать полицейскую идиому, в тот момент, когда дело передается ему. Там не было никакого яда.

Он повысил голос, чтобы подчеркнуть это поразительное открытие.

– Вместо этого я обнаружил необычайное количество вещества и продуктов гликогена. Печень, где хранится это вещество, буквально перегружена в организме Фелпса.

Он запустил свою машину для создания движущихся изображений.

– Здесь у меня есть одно из последних достижений в области киноискусства, – продолжил он, – рентгеновское движущееся изображение, подвиг, который до недавнего времени был фантастическим, наука, находящаяся сейчас в зачаточном состоянии, носящая грозные названия биоренгенографии или кинематорадиографии.

Кеннеди держал свою маленькую аудиторию затаившей дыхание, когда он продолжил. Мне показалось, что я вижу, как Энджинетт Фелпс слегка вздрагивает от перспективы заглянуть в самую глубь человеческого тела. Но она побледнела от этого очарования. Ни Форден, ни медсестра не смотрели ни направо, ни налево. Дан Фелпс широко раскрыл глаза от удивления.

– На одном рентгеновском снимке или даже на нескольких, – продолжал Кеннеди, – трудно обнаружить незначительные движения. Не так как в движущейся картине. Например, вот у меня есть картинка, которая покажет вам живое тело во всех его движущихся деталях.

На экране перед нами была спроецирована огромная теневая фотография груди и живота. Мы могли видеть позвонки позвоночного столба, ребра и различные органы.

– Трудно получить серию фотографий непосредственно с флуоресцентного экрана, – продолжал Кеннеди. – Я преодолел эту трудность, имея объективы достаточной скорости, чтобы фотографировать даже слабые изображения на этом экране. Это лучше, чем так называемый последовательный метод, с помощью которого делается несколько отдельных рентгеновских снимков, а затем они собираются вместе и перефотографируются для создания фильма. Я могу сначала сфокусировать рентгеновские лучи на экране с помощью специального кварцевого объектива, который я изобрел. Затем я делаю снимки. Вот, видите, легкие при медленном или быстром дыхании. Есть ритмично бьющееся сердце, отчетливо пульсирующее в идеальных очертаниях. Есть печень, двигающаяся вверх и вниз вместе с диафрагмой, кишечником и желудком. Вы можете видеть, как кости движутся вместе с конечностями, а также внутреннюю жизнь организма. Все, что скрыто от глаз плотью, теперь становится видимым поразительным образом.

Никогда я не видел, чтобы зрители в "кино" были так взволнованы, как сейчас, когда Кеннеди по своей воле возбудил наш интерес. Я делил свое внимание между Кеннеди и необыкновенной красотой знаменитой русской танцовщицы. Я совсем забыл об Энджинетт Фелпс.

Кеннеди положил в держатель еще одну пленку.

– Сейчас вы изучаете тело Монтегю Фелпса, – внезапно объявил он.

Мы нетерпеливо подались вперед. Миссис Фелпс едва сдержала вздох.

Что за тайна скрывалась в нем?

Там был желудок, изогнутый мешок, похожий на волынку или плохо сделанный ботинок, с крошечным каналом на носке, соединяющим его с тонкой кишкой. Там были сердце и легкие.

– Я сделал желудок видимым, – продолжил Кеннеди, – сделал его, так сказать, "металлическим", введя раствор висмута в пахту, обычным методом, с помощью которого он становится более непроницаемым для рентгеновских лучей и, следовательно, темнее на скиаграфе. Я делал эти снимки не со скоростью четырнадцать или около того в секунду, как другие, а с интервалом в несколько секунд. Я сделал это для того, чтобы, когда я их прогоняю, у меня получалась своего рода сжатая движущаяся картинка. То, что вы видите за короткий промежуток времени, на самом деле происходило гораздо дольше. У меня могло бы быть и то, и другое, но я предпочитаю последнее. Ибо вы заметите, что здесь есть движение – сердца, легких, желудка – слабое, незаметное при обычных обстоятельствах, но, тем не менее, движение.

Он показывал на легкие.

– Одно перистальтическое сокращение обычно происходит в течение нескольких секунд. Здесь это занимает несколько минут. И желудок. Обратите внимание, что показывает смесь висмута. Существует очень медленная серия регулярных сокращений волн от глазного дна до привратника. Обычно одной волне требуется десять секунд, чтобы пересечь ее; здесь она настолько медленная, что почти незаметна.

Каков был смысл его поразительного, почти ужасного открытия? Я видел это ясно, но все же цеплялся за его слова, боясь признаться даже самому себе в логической интерпретации того, что я видел.

– Восстановим дело, – взволнованно продолжал Крейг. – Мистер Фелпс, всегда жизнерадостный, а теперь так устроенный браком, что он должен быть таким, возвращается в Америку, чтобы обнаружить, что его личное состояние исчезло. Что оставалось? Он поступил так, как поступали многие. Он взял новый большой полис на свою жизнь. Как он мог извлечь из этого выгоду? Другие покончили с собой, умерли, чтобы победить. В настоящее время нередки случаи, когда мужчины заканчивают свою жизнь при таких обстоятельствах, проглатывая таблетки с хлоридом ртути, что, похоже, в последнее время стало излюбленным методом. Но Фелпс не хотел умирать, чтобы получить страховку. Жизнь была слишком сладка для него. У него был другой план. – Кеннеди понизил голос. – Одна из самых захватывающих проблем в размышлениях о будущем расы под влиянием науки – это проблема приостановленной жизни. Обычное отношение – это сдержанность или скептицизм. В этом нет никакой необходимости. Существуют записи о случаях, когда жизненно важные функции были практически приостановлены без пищи и воздуха. С каждым днем наука все ближе подходит к контролю обмена веществ. В трансе функции организма настолько замедлены, что имитируют смерть. Вы слышали об индийских факирах, которые хоронят себя заживо, а через несколько дней их выкапывают? Вы сомневались в этом. Но в этом нет ничего невероятного. Были проведены эксперименты с жабами, которые были заключены в пористую породу, где они могли получать необходимый воздух. Они месяцами жили в ступоре. В непроницаемой скале они умерли бы. Замороженная рыба может оживать; медведи и другие животные впадают в спячку. Есть все градации от обычного сна до оцепенения смерти. Наука может замедлить почти до полной остановки жизненные процессы, так что выделения исчезают, а дыхание и сердцебиение почти равны нулю. То, что делает индийский факир в каталептическом состоянии, может быть продублировано. Не исключено, что у них может быть какой-то растительный экстракт, с помощью которого они совершают свои пока еще необъяснимые подвиги длительного погребения заживо. Ибо, если животное, свободное от болезни, подвергается действию некоторых химических и физических факторов, которые обладают свойством снижать до крайнего предела двигательные силы и нервные стимулы, тело даже теплокровного животного может быть доведено до состояния, настолько близкого к смерти, что при самом тщательном осмотре невозможно обнаружить никаких признаков жизни. Сердце будет продолжать регулярно работать при низком напряжении, снабжая мышцы и другие части достаточным количеством крови для поддержания молекулярной жизни, а желудок естественным образом отреагирует на искусственный стимул. В любое время, прежде чем начнется разложение тканей, сердце может быть вынуждено возобновить свою работу и вернуться к жизни. Фелпс много путешествовал. В Сибири он, несомненно, должен был слышать о бурятах, местном племени, которое зимой впадает в спячку, почти как животные, впадают в долгий сон, известный как "лежка". Он, должно быть, слышал об экспериментах профессора Бахметьева, который изучал бурят и обнаружил, что они питались продуктами, богатыми гликогеном, веществом из печени, которое, как обнаружила наука, делает возможной жизнь во время анабиоза. Он, должно быть, слышал об "анабиозе", как его называет знаменитый русский ученый, при котором сознание может быть полностью отключено, а дыхание и пищеварение почти полностью прекращаются.

– Но… тело… исчезло! – перебил кто-то. Я обернулся. Это был Дан Фелпс, теперь наклонившийся вперед с широко раскрытыми от волнения глазами.

– Да, – воскликнул Крейг. – Время шло быстро. Страховка не была выплачена. Он ожидал, что его оживят, и он исчезнет вместе с Энджинетт Фелпс задолго до этого. Должны ли были союзники Фелпса подождать? Они не смели. Ждать дольше означало бы принести его в жертву, если они действительно уже не сделали так. Кроме того, у вас самого были свои подозрения, и вы написали в страховую компанию, намекая на убийство.

Дан кивнул, невольно признаваясь.

– Вы наблюдали за ними, а также за страховым следователем, мистером Эндрюсом. Это была ужасная дилемма. Что же было делать? Он должен был быть реанимирован во что бы то ни стало. А— идея! Залезть в могилу – вот как это можно было решить. Это все равно оставило бы возможность получить страховку. Шантажное письмо о пяти тысячах долларов было всего лишь прикрытием, чтобы возложить на мифическую Черную Руку вину за осквернение. Выведенное на свет, влажность и тепло, тело придет в сознание, и жизненные функции вернутся в нормальное состояние после анабиотической комы, в которую Фелпс ввел себя наркотиками. Но в самую первую ночь предполагаемые упыри были обнаружены. Дан Фелпс, уже с подозрением относившейся к смерти своего брата, удивлялся отсутствию чувств, которое проявляла миссис Фелпс, поскольку она чувствовала, что ее муж на самом деле не умер. Дан решил, что его подозрения подтвердились. Монтегю на самом деле был убит, и его убийцы теперь уничтожали улики. Он сражался с упырями, но, по-видимому, в темноте он не узнал их личности. Борьба была ожесточенной, но их было двое против одного. Дана укусил один из них. Вот следы зубов – зубов – женщины.

Энджинетт Фелпс судорожно всхлипывала. Она поднялась и стояла лицом к доктору Фордену с протянутыми руками.

– Скажи им! – дико закричала она.

Форден, казалось, сохранял самообладание только сверхчеловеческим усилием.

– Тело… в моем кабинете, – сказал он, когда мы смотрели на него в мертвой тишине. – Фелпс сказал нам, чтобы мы вернули его в течение десяти дней. Наконец-то мы его достали. Джентльмены, вы, которые искали убийц, по сути, и есть убийцы. Вы задержали нас на два дня. Было уже слишком поздно. Мы не смогли привести его в чувство. Фелпс действительно мертв!

– Черт возьми! – воскликнул Эндрюс. – Не поспоришь!

Когда он с негодованием повернулся к нам, его взгляд упал на Энджинетт Фелпс, отрезвленную ужасной трагедией и почти физически разбитую от настоящего горя.

– И все же, – поспешно добавил он, – мы заплатим без возражений.

Она даже не слышала его. Казалось, бабочка в ней была раздавлена, когда доктор Форден и мисс Трейси осторожно увели ее.

Все они ушли, и в лаборатории снова воцарилась обычная тишина, если не считать случайных шагов Кеннеди, убиравшего аппарат, которым он пользовался.

– Должен сказать, что я был одним из самых удивленных в зале исходом этого дела, – признался я наконец. – Я ожидал ареста.

Он ничего не сказал, но продолжал методично возвращать свой аппарат на прежнее место.

– Какую странную жизнь ты ведешь, Крейг, – задумчиво продолжал я. – В один прекрасный день дело заканчивается таким светлым пятном в нашей жизни, как воспоминание о Ширли; следующий переходит в другую крайность ужаса, и едва ли можно думать об этом без содрогания. А затем, пройдя через все это, ты двигаешься с высокой скоростью гоночного мотора.