Крейг Кеннеди

– Порвала его.

– А кусочки?

– Должно быть, она их где-то спрятала.

– Посмотри, сможешь ли ты их достать.

Эдвард кивнул и оставил нас.

– Да, – заметил я после того, как он ушел, – действительно, похоже, что нужно напасть на след человека с какими-то ранами. Во-первых, Крейг, я замечаю, что у Эдварда нет таких ран, как и у кого-либо другого в доме, насколько я могу видеть. Если бы это была "внутренняя работа", я думаю, Эдвард, по крайней мере, мог бы оправдаться. Смысл в том, чтобы найти человека с забинтованной рукой или заклеенным лицом.

Кеннеди согласился, но его мысли были заняты другим предметом.

– Прежде чем мы уйдем, мы должны увидеться с миссис Питтс наедине, если сможем, – просто сказал он.

В ответ на его запрос через одного из слуг она послала сказать, что немедленно примет нас в своей гостиной. События утра, естественно, расстроили ее, и она была, если уж на то пошло, еще бледнее, чем когда мы видели ее раньше.

– Миссис Питтс, – начал Кеннеди, – я полагаю, вы осведомлены о физическом состоянии вашего мужа?

Сначала это показалось мне немного резким, но он так и хотел.

– Что, – спросила она с настоящей тревогой, – ему так плохо?

– Довольно плохо, – безжалостно заметил Кеннеди, наблюдая за эффектом своих слов. – Боюсь, так сильно, что не потребовалось бы большего возбуждения, как сегодня, чтобы вызвать приступ апоплексического удара. Я бы посоветовал вам особенно заботиться о нем, миссис Питтс.

Проследив за его взглядом, я попытался определить, было ли волнение женщины перед нами искренним или нет. Это определенно выглядело так. Но тогда я знал, что до замужества она была актрисой. Играла ли она сейчас роль?

– Что вы имеете в виду? – спросила она дрожащим голосом.

– Миссис Питтс, – быстро ответил Кеннеди, все еще наблюдая за игрой эмоций на ее тонких чертах лица, – я полагаю, что кто-то, кто регулярно бывал или работал в этом доме или у кого были готовые средства доступа к нему, должен был войти в эту кухню прошлой ночью. С какой целью, я могу предоставить вам судить. Но Сэм застал там незваного гостя врасплох и был убит за свою верность.

Ее испуганный взгляд ясно говорил о том, что, хотя она, возможно, и подозревала что-то в этом роде, она не думала, что кто-то еще подозревал, а тем более, возможно, знал об этом.

– Я не могу себе представить, кто бы это мог быть, если только это не один из слуг, – поспешно пробормотала она, добавив, – и ни одного из них я не имею права подозревать.

Она в какой-то мере восстановила самообладание, и Кеннеди почувствовал, что нет смысла продолжать разговор дальше, возможно, раскрыть свои карты до того, как он будет готов их разыграть.

– Эта женщина что-то скрывает, – заметил Кеннеди мне, когда мы вышли из дома несколько минут спустя.

– По крайней мере, на ней самой нет следов насилия любого рода, – прокомментировал я.

– Нет, – согласился Крейг, – нет, пока ты прав. – Он добавил, – сегодня днем я буду очень занят в лаборатории, а возможно, и дольше. Тем не менее, зайди во время ужина, а пока никому не говори ни слова, а просто используй свое положение в "Стар", чтобы узнать все, что может делать полиция.

Это была несложная миссия, поскольку они ничего не делали, кроме как сделали заявление, чистый смысл которого состоял в том, чтобы уведомить общественность, что они были очень заняты, хотя им нечего было сообщить.

Кеннеди все еще был занят, когда я присоединился к нему, намеренно немного опоздав, так как знал, что он будет с головой погружен в работу.

– Что это, зоопарк? – спросил я, оглядываясь по сторонам, когда в тот вечер вошел в святилище.

Там были собаки и морские свинки, крысы и мыши, зверинец, который привел бы в восторг маленького мальчика. Это не было похоже на ту же старую лабораторию для расследования уголовных дел, хотя со второго взгляда я увидел, что это было то же самое место, что там была обычная суета с микроскопами, пробирками и всеми принадлежностями, которые поначалу казались такими загадочными, но, в конце концов, под его умелой рукой самые сложные дела казались глупо простыми.

Крейг улыбнулся моему удивлению.

– Я провожу небольшое исследование кишечных ядов, – прокомментировал он, – ядов, вырабатываемых микробами, которые мы держим под более или менее контролем в здоровой жизни. В смерти они – маленькие человечки, которые распространяются по всему телу и разлагают его. Мы питаем в себе микробы, которые выделяют очень опасные яды, и когда эти яды становятся для нас слишком сильными – что ж, мы стареем. По крайней мере, такова теория Мечникова, который говорит, что старость – это инфекционное хроническое заболевание. Каким-то образом, – задумчиво добавил он, – эта красивая белая кухня в доме Питтов действительно превратилась в фабрику кишечных ядов.

В его поведении чувствовалось сдерживаемое возбуждение, которое подсказало мне, что Кеннеди напал на след чего-то необычного.

– Убийство через рот, – воскликнул он, наконец, – вот что делалось на этой замечательной кухне. Знаешь ли ты, что научное убийство людей намного превысило организованные усилия по обнаружению? Конечно, ты ожидаешь, что я это скажу; ты думаешь, что я смотрю на такие вещи через цветные очки. Но, тем не менее, это факт. Для полиции очень просто задержать обычного убийцу, чьим оружием является нож или пистолет, но совсем другое дело, когда они расследуют смерть человека, ставшего жертвой современного убийцы, который убивает, скажем, какими-то смертоносными бациллами. Власти говорят, и я согласен с ними, что в этой стране ежегодно совершаются сотни убийств, которые не раскрываются, потому что детективы не являются учеными, в то время как убийцы использовали знания ученых как для совершения, так и для сокрытия преступлений. Говорю тебе, Уолтер, бюро по расследованию убийств не только прояснило бы почти все загадки отравления, но и внушило бы такой здоровый страх потенциальным убийцам, что они отказались бы от многих попыток отнять жизнь.

Он был так взволнован этим делом, каким я никогда его не видел. Действительно, это было то, что, очевидно, требовало его предельных сил.

– Что ты нашел? – спросил я, пораженный.

– Ты помнишь, как я пользовался сфигмоманометром? – спросил он. – Во-первых, это навело меня на то, что кажется ясным следом. Самым страшным из всех заболеваний сердечной и сосудистой систем в настоящее время, по-видимому, является артериосклероз, или затвердение артерий. У мужчины сорока с лишним лет, такого как мистер Питтс, артерии в состоянии, которое обычно не встречается у лиц моложе семидесяти лет. Твердая или твердеющая артерия означает повышенное кровяное давление с последующей повышенной нагрузкой на сердце. Это может привести, как привело в данном случае, к длинной череде тревожных симптомов и, конечно же, к окончательной смерти. Болезни сердца, согласно статистике, уносят больший процент людей, чем раньше. Этот факт нельзя отрицать, и он в значительной степени объясняется беспокойством, ненормальной суетой современной жизни, а иногда неправильными методами питания и плохим питанием. На первый взгляд может показаться, что эти естественные причины действуют на мистера Питтса. Но, Уолтер, я в это не верю, я в это не верю. Здесь есть нечто большее, чем это. Пойдем, я больше ничего не могу сделать сегодня вечером, пока не узнаю больше от этих животных и культур, которые у меня содержатся в этих пробирках. Давай пройдемся, затем поужинаем, и, возможно, мы сможем получить несколько слов от Эдварда в нашей квартире.

Была уже поздняя ночь, когда тихий стук в дверь доказал, что надежда Кеннеди не была беспочвенной. Я открыла дверь и впустил Эдварда, камердинера, который достал обрывки записки, разорванные и скомканные.

– Ничего нового, сэр, – сказал он, – за исключением того, что миссис Питтс, кажется, нервничает больше, чем когда-либо, а мистер Питтс, я думаю, чувствует себя немного лучше.

Кеннеди ничего не сказал, но, нахмурив брови, усердно работал над тем, чтобы собрать воедино записку, которую Эдвард получил после обыска в доме. Она была брошена в камин в комнате миссис Питтс, и только по счастливой случайности часть ее осталась нетронутой. Основная часть записки исчезла совсем, но первая и последняя части остались.

Очевидно, записка была написана в то самое утро, когда было обнаружено убийство.

В ней просто говорилось: "Мне удалось добиться, чтобы Торнтон объявил…" Потом был перерыв. Последние слова были разборчивы и гласили: "…заключен в подходящее учреждение, где он не сможет причинить никакого вреда в будущем".

Подписи не было, как будто отправитель прекрасно понимал, что получатель поймет.

– Во всяком случае, нетрудно представить некоторый контекст, – размышлял Кеннеди. – Кем бы ни был Торнтон, кто-то преуспел в том, чтобы объявить его "сумасшедшим", я должен сказать. Если он находится в учреждении недалеко от Нью-Йорка, мы должны быть в состоянии найти его. Эдвард, это очень важная подсказка. Больше ничего нет.

Кеннеди потратил остаток ночи на то, чтобы получить список всех учреждений, как государственных, так и частных, в значительном радиусе от города, где могли содержаться душевнобольные.

На следующее утро, после часа или около того, проведенного в лаборатории, по-видимому, для подтверждения некоторых контрольных тестов, которые Кеннеди провел, чтобы убедиться, что он не ошибается в проводимом им расследовании, мы начали серию летающих визитов в различные больницы города в поисках пациента по имени Торнтон.

Я не буду пытаться описать множество любопытных достопримечательностей и впечатлений, которые мы видели и пережили. Я легко мог поверить, что любой, кто провел даже так мало времени, как мы, мог бы подумать, что сам мир стремительно сходит с ума. В списках были буквально тысячи имен, которые мы терпеливо изучали, просматривая их все, поскольку Кеннеди совсем не был уверен, что Торнтон не может быть первым именем, и у нас не было времени, чтобы тратить его на какие-либо случайности.

Только после наступления сумерек, уставшие от поисков и покрытые пылью от нашего поспешного прочесывания страны в автомобиле, который Кеннеди нанял после того, как исчерпал городские учреждения, мы приехали в небольшой частный приют в Вестчестере. Я почти был готов отказаться от этого занятия на сегодня, чтобы начать все заново завтра, но Кеннеди, казалось, чувствовал, что дело было слишком срочным, чтобы терять даже двенадцать часов.

Это было необычное место, изолированное, уединенное и охраняемое высокой кирпичной стеной, которая окружала довольно большой сад.

Звонок в колокольчик привел к двери зоркую горничную.

– У вас… э—э… есть здесь кто—нибудь по имени Торнтон… э—э…? – Кеннеди сделал паузу таким образом, что если бы это была фамилия, он мог бы остановиться, а если бы это было имя, он мог бы продолжать.

– Есть мистер Торнтон, который поступил вчера, – нелюбезно огрызнулась она, – но вы не можете его видеть, это против правил.

– Да, вчера, – нетерпеливо повторил Кеннеди, игнорируя ее колкость. – Могу я… – Он сунул ей в руку мятую казначейскую купюру, – могу я поговорить с медсестрой мистера Торнтона?

Купюра казалось, придала кислотности девушки легкую щелочность. Она открыла дверь чуть шире, и мы оказались в просто обставленной приемной, одни.