Раскаты

– За плохое поведение ты наказана. Останешься без десерта.

– Отлично, сам лопай свой десерт!– сердито бросила девочка, и пошла к себе в комнату.

– Ника!..– старая нянька засеменила за ней.

– С удовольствием съем его,– весело ответил Арцыбашев.– Поскольку я единственный, кто работает и зарабатывает деньги. А вечером я поеду в оперу и отдохну, а в это время все маленькие вредные девочки будут спать!

Поужинав, он долго приводил себя в порядок перед поездкой – принял ванну, заново побрился, приказал выгладить свой лучший смокинг дважды. К девяти вечера, готовый и к опере, и к встрече с Тарасовой (она обещала быть на премьере), он важно спустился в фойе и бросил управляющему:

– К полуночи поставь в кабинете ведерко с шампанским.

6

Нике спалось плохо. Она ворочалась, мучаясь тяжелым сном. Ей казалось, что вокруг нее – холодные больничные стены; что лежит она на жесткой панцирной койке, а врач (она его не видела, но его голос был точь-в-точь как у отца) раздраженно бьет вопросами:

– Ты это сделала? Зачем?

«Что сделала?»– Ника понимала только, что ее обвиняют в чем-то ужасном. Перед глазами – бледный отец, весь покрытый кровью, а на его руках чистая, веселая мать в свадебном платье.

– Вероника…– заметив ее, мама улыбнулась. Ее улыбка тянется вверх, куда-то за уши, становясь все более страшной и зловещей.– Вероника, подойди ко мне,– сказала мать, не двигая растянутым ртом…

– Тише, тише…– Варвара медленно растолкала стонущую девочку.– Ох, Господи, ты вся вспотела. Давай-ка сменим пижаму…

Полусонная Ника, успокоившись зеленым светом ночника и тихим, ласковым голосом няньки, покорно позволила себя переодеть, легла обратно в кровать.

– Тише, дитятко, тише…– Варвара поправила одеяло и ушла. Ника почти заснула, но дробный женский смех оборвал нить ее сна.

– Мама?– девочка привстала. Поколебавшись, она поднялась и на цыпочках прошла к двери, приоткрыла ее.

Снаружи темно. Дом спал, за исключением двоих обитателей. Девочка, дрожа от волнения, пошла на голоса – к спальне родителей.

– Александр Николаевич, м-м-м…– простонал незнакомый женский голос.

– Саша, просто Саша…– глухо ответил Арцыбашев.

Дверь в спальню закрыта не до конца. Ника прижалась к щелке, наблюдая за происходящим. В комнате темно, слышны только женские стоны, шелест постели и тихое поскрипывание кровати. Гибкий человеческий силуэт, восседающий на постели, чуть откинулся назад, застонал еще сильнее:

– Я сейчас… сейчас…

Ей ответил напряженный голос отца:

– Я тоже…

– Папа?!– Ника отшатнулась от двери. Скрип и стоны замерли. Силуэт повернул голову:

– Кто это? Ты же сказал, что один…

Ника спряталась за стеной. Она слышала торопливый шорох одежды и тихие переругивания между Арцыбашевым и женщиной. Свет в спальне включился, и отец, в наспех застегнутых брюках, вышел в коридор.

– Ты что тут делаешь, Ника?– строго спросил он.– Тебе давно пора спать.

– Мне не спится,– боязливо ответила она.– Мне снились кошмары.

– Где Варвара? А, черт с ней…– Арцыбашев схватил ее за руку и потащил в детскую.– Быстро спать!

– Кто у тебя? Балерина?

Вместо ответа – грубый толчок к кровати.

– Ложись под одеяло и закрывай глаза. И больше ничего не спрашивай. А с Варварой я еще поговорю…

Арцыбашев вышел, громко хлопнув дверью.

– Ты куда?– спросил он кого-то.

– Домой поеду,– язвительно ответил женский голос.– Засиделась в гостях.

И череда быстрых шагов в сторону гостиной.

– Вика, подожди!– крикнул Арцыбашев.– Вика!

Потом все стихло.

Ника лежала и думала о случившемся. Ее отец привел домой чужую женщину. «Но маму ведь он не любит,– говорила ее простая логика.– Значит, полюбил другую?»

Ответ казался девочке очевидным, но неправильным. Было в этом что-то грязное – чужая женщина в постели, где совсем недавно спала и отдыхала мама. И отец волновался о ней гораздо сильнее, чем о матери. Ника долго ворочалась, ломая голову над такой простой для взрослых загадкой, но усталость постепенно взяла свое, и девочка заснула.

– Доброе утро, моя прелесть!– в детскую вплыл приятный, пожилой женский голос.– Пора вставать!

– Не хочу…– простонала Ника, не разжимая глаз. В комнате стало светло – женщина убрала шторы. Шорох ее юбки стал ближе.– Иди-ка сюда…

– Нет…– Ника открыла глаза, и увидела доброе, морщинистое лицо своей бабушки по отцу – Софьи Петровны. Женщина поцеловала ее в одну щеку, потом во вторую, а потом («Ну хватит, бабушка!») в носик.

– Папа говорил, что я приеду?– спросила она, отпустив внучку.

– Да.

– Горе ты мое луковое… Ну, вот я и приехала,– женщина поднялась, расправила юбки.– Давай-ка вставай, умывайся-одевайся, а я пока посмотрю, как там мой сыночек поживает.

Ника послушно кивнула. Она смущалась бабушкиных «сюсюканий», но в то же время они ей безумно нравились. Софья Петровна, носившая немного старомодные платья и укладывавшая седые волосы в строгий пучок, походила на милую старушку-экономку.

Хмурый и не выспавшийся, Арцыбашев пил кофе в столовой.

– Ты сейчас на работу?– спросила Софья Петровна.

– Возможно.

В отличие от Ники, приезд женщины его нисколько не обрадовал. Приехав рано утром, всполошив всю прислугу и самого Арцыбашева, она скромно поприветствовала сына, позавтракала, а потом долго о чем-то разговаривала с Варварой. Арцыбашев ждал, что родительская кара вот-вот обрушится на него. Ждал со скукой – словно предстоит не разнос, а очередная «трудновыполнимая» операция, с которой он всегда справлялся на «отлично».