Алый, как воды Стикса земного, чертополох, –
Алый, как воды Стикса земного, чертополох.
(Саргассово(?))
Капитан пожимает руку так, будто хочет её оторвать,
Через слово поминает Бога и Его Пречистую Мать.
Ветер уносит корабль в Саргассово умирать.
Юнга играет на флейте. Капитан озирает гладь
Неба. (Играй, юнга, пристрелю, если кончишь играть.)
Всё ж это миф? – корабли уходили за горизонт,
Юридически – уносили родину, открывали фронт,
Бились с водорослями, голодом и цингой,
Примерно как в лучшие дни мы с той, (не)святой.
Пропадали в маршрутках, троллейбусах белые паруса,
Непонятно, глазам ли верить, истерическим ли голосам.
Непонятно, связки порваны или просто воздуха нет,
Там, где пространство и время – тьмою жадно покрытый свет.
Играй, юнга, играй, пророчь неземную ту,
Вышедшую из пены, сожравшую вахтенного на посту.
Берега нет, играй, юнга, плевать, что устал, играй.
Видишь, юнга, чайки? Это мираж. Понимаешь ли, это рай.
«Ночевала тучка золотая…»
Ночевала тучка золотая
На груди утёса – великана.
Никого-то не предупредила.
Мать звонила – трубку не брала.
Бабушка последними словами
Обзывала шушеру ночную
И тихонько плакала в платочек.
Дед грозился небо прошерстить.
Только где-то к утру заявилась –
Чуть помята, тучка золотая,
С медными, счастливыми глазами.
Заявила, что уже не тучка,
И пошла до спальни – досыпать.
Эх ты, тучка, тучка золотая…
Что теперь на это скажет стая?
В джунглях смрад, на каждом грязном теле
Ночевала золотая тучка.
И… не точка – только запятая.
Бабушка – к соседке, причитая.
Мать – на вахту. Дед – к себе, в запой.
Ну а там, где дышит грудь утёса,
Там, где вечно плещется прибой,
Тихо в небе детство/лифчик тает…
Бабушка – к соседке, причитая.
Тихо тает, тает, тает, тает…
Мать – на вахту. Дед – к себе, в запой.
Изумрудный город
В Изумрудном городе на Зелёной улице
В стеклотару девочка, ящерка ли жмурится,