– Сделайте одолжение, – предельно вежливо ответил молодой целитель, наверняка таким тоном он отвечал на вопросы учителей, и его глаза вспыхнули светлой зеленью. – Давно мне таких подарков не преподносили.
За спиной мужчины вырос еще один силуэт. Я испытала непреодолимое желание протереть глаза. Этот был моложе, не старше двадцати пяти-тридцати лет, со светлыми карими глазами и длинной челкой, но семейное сходство не заметил бы только слепой.
– Отец, не надо. Я сам разберусь. – Взгляд молодого мужчины пробежался по парню, явиди и остановился на мне.
Тот, кто давно живет на стежке, волей-неволей учится наблюдательности. Пусть разобраться в низших родах трудно, но отличить нечисть от человека может каждый, главное, научиться видеть.
Мы с молодым мужчиной посмотрели друг на друга, люди тоже иногда обходятся без слов.
– Черта с два, – выдохнул его отец. – Их послал Ксьян, так что…
– Проходите, – перебил молодой, распахивая дверь. – И, кстати, собак у нас нет.
– Их нигде нет, – пожала плечами змея, заходя в дом.
С угрозами надо быть осмотрительнее, собаки, как и комары, в нашей тили-мили-тряндии не прижились, кроме гархок, конечно.
Уютный мужской дом, вряд ли чувствовавший женскую руку. Пыльное чучело совы в прихожей и оленьи рога. Но, слава святым, обошлось без отрубленных голов на стенах. Стены обшиты светлым деревом, коричневый диван, письменный стол, стул, абстрактная картинка на стене и нереальная для мужского жилища чистота.
Чай или кофе в нечистых домах предлагают лишь в одном случае, если желают подсыпать яд.
– Передайте Ксьяну, что он может засунуть свое предложение в зад. Я не продаюсь, – обошелся без атрибутов вежливости хозяин.
– Так и мы – не торговые представители. – Явидь подкинула на ладони серый дорожный камешек.
Мужчина проследил за полетом указующего амулета, темные глаза сузились.
– Влад, выйди! – скомандовал он сыну.
– Но…
– Выйди, я сказал.
Его сын дернулся, но протестовать вслух не стал. Дверь за человеком, по капризу святых приходящемуся мужчине сыном, закрылась.
– Ему нужен Влад. – Хозяин дома не спрашивал, он утверждал.
– Ничего удивительного. Он охотился в Вепревой пустоши, охотился на ребенка. – Молодой целитель отвернулся.
– Но никого не убил и даже не покалечил.
– Назови другую причину. – Пашка еще раз задумчиво рассмотрела камушек и убрала в карман.
– Люди – товар скоропортящийся. Шаг наверх по стёжке – и выбирай на свой вкус, – поморщился мужчина.
– Но нужен конкретный человек, – сказала я, – твой человек.
– Не понимаю, – развел руками мужчина, – К чему вам – нелюдю и целителю, пусть пока серому, менять судьбу, свой род? Куда уж выше? Что вас не устраивает? Ей, – он указал на меня, – все равно не помочь!
Я проигнорировала и его недовольный взгляд, и слова. Странные слова, так не соответствующие эмоциям. В то время как чувства кричали, что вот сейчас, еще немного, и все встанет на свои места. И я пойму разрозненные намеки, что вертятся в голове, как забытое слово на кончике языка.
– Эм, – клацнула зубами Пешка. – Ты о чем, ведьмак?
– Гвоздарь тоже говорил что-то о судьбе, – нахмурился Мартын и полез за желтой тетрадью.
– И вы еще будете меня уверять, – увидев дневник подвия, хозяин дома прикрыл глаза, – что пришли не за судьбой. Даже дед понял, а он умом не блещет.
– Вы – сын, родившийся у дочери кузнеца от Тура Бегущего, – сообразил целитель. – А Ксьян?
– Я слышу одну и ту же кровь, бегущую по венам, – оскалилась змея.
– Она и есть одна. Молодой и здоровый подвий останавливался не только в Подгорном, и не только у кузнеца была дочь.
– Вот тебе и овечье одеяло, – пробормотала я.
– То есть, ваш брат настолько соскучился по племяннику, что жаждет встречи на алтаре, – заключила Пашка.
Мужчина замолчал, и это молчание было красноречиво. Дело было не в человеческом охотнике, вернее, не только в нем. Иначе того бы уже давно отловили, слишком уж разные у них с северным «дядей» весовые категории. Если задуматься, староста Пустоши не просил нас поймать охотника или вывести за пределы стёжки, он всего лишь просил обозначить его местоположение сигнальным артефактом.
Так что имело значение? Человек? Его отец? Или этот дом, который, в отличие от хозяев, убежать не может?
– У кого Тур Бегущий так плодотворно остановился в Пустоши? – спросила я мужчину.
– Сообразила, – криво улыбнулся мужчина. – У изменяющегося. Он на эту забытую святыми стежку один такой был. Теперь ты понимаешь…
– Что вы храните в этом доме? – перебила я хозяина дома. – Оно стоит жизни вашего сына?
– Нет. – Рык исказил лицо мужчины. – Не стоит. Уходите. Хотите – деритесь. А Ксьяну передайте, сунется – выпотрошу. Ясно? Камешек можете оставить, он ни мне, ни моему дому вреда не причинит. – Мужчина взмахнул рукой, пальцы сжались в кулак – стоящий у стола стул опрокинулся на пол, ведьмак давал понять, чем обернется для нас дальнейшее пребывание в его доме.
– Классно поговорили, – шипела змея, улица уже была темна, свет в окнах домов ложился на дорогу размытыми прямоугольниками. – Люблю задушевные беседы, особенно когда оппоненты настолько близки, что обходятся одними намеками.
– Мы здесь никто. Ни сказать, ни приказать, ни заставить, прикрываясь именем хозяина. Прогоняют – уходи или дерись. – Простая истина возмущала и озадачивала молодого целителя.
– Эти ведьмаки из Пустоши и из Подгорного братья по отцу, – сказала я.
– Спасибо, святая Ольга-заступница, вразумила. – Пашка изобразила шутовской поклон, впечатление портили лишь выскочившие черные когти. – Плевать мне на их родство. Что тут, во имя низших, творится? Очередная версия Монтекки и Капулетти? Санта Барбары? Рабыни Изауры? Династии? Супермена?
– Он-то тут при чем? – буркнул парень, последнее предположение почему-то его обидело.
– У ведьмака в доме что-то хранится… – стала объяснять я, но Пашка обхватила мои плечи с такой силой, что следующий вдох дался с трудом – не дружеский жест, а борцовский захват.
– За тобой идет человек, – прошипела она в ухо и потащила меня вперед. – По соседней улице. Тот, кого якобы взяли восточники, кто якобы охотился на лихо.
– Точно за мной? – переспросила шепотом я.
– Ага, – улыбнулся Мартын, – за тобой. Его взгляд сверлит твою спину. Неужели не чувствуешь?
– Чему радуешься? – Явидь увлекла меня в переулок. – Разворошили осиное гнездо.