Эмпатия

– Это из-за «Эшки», да? Мне дочь звонила, ругалась, что «продвинутый» уровень отключили, а деньги не вернули. И когда восстановят, неизвестно, – закинула удочку Диана.

– Правда, что тысяча подписчиков погибли во время трансляции? И у всех раны были, как у изначальной жертвы? – даже Филипп не удержался.

– Нет. Это ответ на эти и все последующие вопросы. – Алекс пытался быть корректным.

Как раз вовремя Аня принесла ему тарелку, приборы и кружку с чаем. Алекс молча рассматривал салаты, остальные без слов за ним наблюдали.

– Ты рано приехал. Мы как раз почти сговорились свергнуть Анастасию Никитичну с пьедестала почёта за однообразие. Решили пожалеть, если в этот раз она выставит гигантские кабачки. – Марина вернулась из кухни с двумя открытыми бутылками вина.

Диана захихикала и переглянулась с мужем.

Видимо, тема продолговатых больших овощей несла на себе дополнительную смысловую нагрузку и ко всему прочему относилась к инстинкту размножения. Но за столом все явно оживились. И это было к лучшему.

– Органика, боже. Даже запах другой, не то что у синтетики. – Диана явно нацелилась если не съесть, то попробовать все овощные салаты на столе.

– Милая, правда, Марина отлично готовит? – Филипп заёрзал.

– А что тут уметь, если всё натуральное? Дорого, конечно. Мы вот не каждый день выращенное на земле едим. А наш урожай пока поспеет… – Диана зацокала.

– И мы рады, что наши друзья столь щедры и заботливы. Тем более сегодня праздник и это оправданно. – Мужу завистницы было за неё явно стыдно, он схватил бутылку вина и стал разливать по бокалам.

Алекс решал для себя дилемму: отчитать Марину за выставленное на стол богатство или нет, – но решил позже обсудить это с Синим. Химии среди угощений не было вовсе. Мясо, овощи, фрукты – всё натуральное. Хлеб и тот она сама испекла.

– Я слышал, что у ныряльщиков мозги через уши вытекли. – Девятилетнему сыну Алекса было плевать на все ограничения взрослых.

Он недавно вернулся с прогулки. Ноги были грязные до колен, на руках царапины, на шлеме пара новых вмятин.

– Где ты такое слышал, сын? – Имя Алекс уже забыл.

– Пацаны сегодня на речке обсуждали. Инфосеть блокирует все сообщения, но слухи ходят. Правда, что «Эмпатию» запретят насовсем? – Коля не унимался.

Да, точно. Его зовут Коля.

– С днём рождения меня, да, хороший мой? – неожиданно на помощь пришла Марина.

– Ой. Сейчас, принесу. – Мальчишка умчался на второй этаж.

– Не торопись, умойся, – вслед ему крикнула мать.

– Дурацкое изобретение, «Эшка» эта, – пожал плечами Балтенко и поднял бокал с вином, сворачивая неприятный разговор: – Тост за хозяйку дома! Пусть твоя жизнь будет такой же изобильной и щедрой, как это роскошное угощение.

Все стали чокаться, Диана потянулась поцеловать Марину, Филипп тем временем схватил ещё один кусок хлеба и принялся быстро жевать его. А Марина смотрела на Балтенко и почему-то крутила в руке подвеску на цепочке. Алекс присмотрелся. Золотой мольберт с кистью.

– Как твоя реабилитация, Андрей? – внезапно сменила тему Диана.

– Как видишь, очень успешно. Приняли в балетную школу, тренируюсь на подмостках, думаю взяться за партию чёрного лебедя. – Балтенко хлопнул по ручкам инвалидной коляски.

– Просто сейчас такие биотехнологии развитые, я давно не видела никого даже на костылях. – Лисову было не унять.

– У меня аллергия на эти дроидские штучки, – отрезал Балтенко. – Вылечат как-нибудь.

– Конечно, придумают ещё что-нибудь. С дроидами ты загнул, конечно. Там же нет искусственного интеллекта, просто биомеханика, внешне на ощупь и не отличить. – Филипп опять взял на себя роль громоотвода.

– Это они так говорят. А я смотрю на эти запасные руки-ноги и думаю: кто ж на них раньше бегал, – пожал плечами Балтенко. – Только бэушных конечностей мне не хватало.

– Так, хватит этих разговоров. – Аня встала со стаканом в руке. – Тост за мою сестру, умницу и красавицу, и ставка. Кто последний допивает, тот говорит правду.

Замешкалась почему-то Марина. Надо было попросить её сестру заменить ей алкоголь на сок, бесстрастно отметил Алекс.

– Ой, ладно, признаюсь! В розыгрыше органики я получила ананас! – восторженно завопила Аня, перекрывая тихое шипение Марины.

Как ни странно, ежемесячно в соцпакет входил сюрприз – это могла быть и смородина, и слива, чаще – яблоко. Теперь вот ананас. Только Балтенко не расспрашивал о весе и вкусе фрукта, он с сочувствием смотрел на Марину.

– Ненавижу красные розы. Ненавижу. – Тридцатипятилетняя неудавшаяся художница и идеальная домохозяйка последнее слово почти что выплюнула мужу в лицо.

Глава 9. Встреча

Москва, 2066 год

Пятого июня всегда шёл дождь. Выпускница художественной академии двадцатипятилетняя Марина Жемчужная мокла, но упрямо шла по знакомому маршруту. Это стало частью её ежегодного ритуала, так было легче вспоминать.

И забыть о том, что куратор ей предложил сегодня вести арт-терапию в доме престарелых. Выбор был невелик: или работа по решению государства, или волонтёрство на благо общества в каком-нибудь из центров реабилитации и надзора за малолетними преступниками и душевнобольными. В этом сезоне свободные вакансии открыли только эти учреждения. Правда, оставался ещё один вариант: снова пойти учиться, но теперь уже на востребованную специальность. Стать антикризисным сотрудником колл-центра для буйных клиентов. Контролёром-технологом на пищевом производстве. Техником-агрономом.

Марина со своей любовью к искусству и многочасовым посещениям музеев и галерей в социальный заказ не вписывалась. Она рисовала, потому что это её спасало, хотя больше обдумывала и представляла, что изобразит, чем творила. Полгода она откладывала своё социальное пособие и предвкушала, на что его потратит. Холст из натуральной ткани стоил почти две сотни кредитов. Кисти и краски – ещё триста. Марина давилась химией, носила синтетику, обходила стороной парфюмерные магазины и лавки со старой бижутерией.

На антиквариат из драгоценных металлов смотреть было невыносимо больно. Но кем надо трудиться, чтобы столько зарабатывать? Пятьсот кредитов за серебряные серёжки середины двадцатого века, серьёзно? Правда, они стоили этих денег. У украшений были история, прошлое, царапины и вмятины, которые и делали их уникальными и столь притягательными на фоне современных изделий. О, эти-то штамповали тысячами. Идеально ровные, гладкие и совершенные. Никакие. Как и все вокруг. Мама бы поняла. И папа. Вот они. Отлиты в бронзе.

Марина наконец добралась до конечной точки своего ежегодного паломничества. Ей даже повезло, в отличие от других детей. Скульптор почему-то выбрал фотографии её родителей для центральных фигур монумента в честь жертв дроидов. На самом деле это был памятник Голодному бунту. Но правительство делало акцент не на том, что люди вышли на улицы из-за нищеты и безработицы. А на том, что нескольких тысяч протестующих расстреляли меньше чем за десять минут полицейские роботы.

Машины оценили степень угрозы, количество демонстрантов, баррикады, вспомнили заповедь «с террористами не договариваются» и отключили внешнее управление.

У всех дроидов было одно лицо – парня с ямочками на щеках и белозубой улыбкой. Русоволосый атлет с веснушками вызывал у людей доверие, так решили разработчики после годового обсуждения облика нового охранника правопорядка с фокус-группами. Идеальный служащий. Не устаёт, не жалуется, видит в темноте, двигается как гепард, знает все виды оружия и не берёт взятки.

К сожалению, программное обеспечение тоже оказалось совершенным. Самообучаемым. А в основу заложили разум какого-то реального полицейского с лучшими показателями по раскрытию преступлений. Как оказалось, цель для него оправдывала средства. А преступников он за людей не считал.

Папа Марины был водителем какой-то тяжёлой техники, бульдозера, кажется. Когда-то они жили в Сибири возле угольных шахт. Но потом на рудники пришли дроиды. У них не было профсоюза, и они работали столько, сколько им прикажут.

Семья переехала в Москву. Все сюда перебирались, уж в столице-то должна быть работа.

Жемчужная помнила маленькую комнатёнку, в которой они жили втроём. Она спала на раскладном кресле, родители – на одноместной тахте. Больше сюда ничего не помещалось. Папочка и мамочка каждые несколько месяцев меняли работу и всё чаще ругались с хозяйкой коммунальной квартиры, которая сдавала им жильё.

Мама тоже рисовала. Вечерами Марина наблюдала, как лёгкие карандашные штрихи на бумаге превращались в замки, принцесс, драконов, луга и поля. Но это было никому не нужно, как и диплом дизайнера по рекламе. Мама приходила вечером измотанная и печальная. Продавец в магазине, курьер, посудомойка, уборщица, сиделка – кем она только не была.

Но число вакансий стремительно уменьшалось. И с каждым днём прилавки, кассы, офисы и склады заполняли человекоподобные роботы с идеальной внешностью.

Всё шло не так уж и плохо, папа подрабатывал извозом. А потом – бац! – на рынок запустили аэрокары. Пока он занимал деньги на переобучение и новые водительские права, выяснилось, что пилоты им не нужны. Управление велось только в автоматическом режиме. Идеальное решение для мегаполиса. Дешёвый и безопасный вид транспорта. И никаких пробок.

Но идеальное не значит лучшее. Безработных гнали домой, не только в Москве, по всей России происходило то же самое. Редкие технофобы-владельцы небольших предприятий разорялись. Они не могли конкурировать с компаниями, которые заменяли людей идеальной техникой, производили больше, продавали дешевле.