Призрачная нить. Сборник

– Я… я прощаю.

Веки опускаются.

Я возвращаюсь домой, к мужу. В то место, где оставила свое сердце.

Поднимаюсь на крыльцо и захожу внутрь.

– Милый, ты дома?

Я так устала.

Ложусь на диван, рядом со спящей девочкой в белом платье. Обнимаю ее, прижимая к себе. Она поворачивается ко мне и открывает глаза.

– Мам, ты вернулась?

Целую ее в щеку.

– Да, малыш. Мама вернулась.

– Мне приснилось, что я потеряла тебя. Там горели машины и шел дождь, а еще – пахло землей…

– Тсс… все хорошо, не бойся, это был просто дурной сон.

– Я очень скучала.

– Я тоже, малыш. Я тоже…

№2

Анна Прохорова была на 9-ом месяце, когда ее убили. Отняли две жизни сразу. Но разгневанная мать вернется, чтобы отомстить. И семена мести дадут всходы, а демоны поселятся внутри.

ЧЕЙ ТЫ, МАЛЫШ?

Из скособоченной жаровни несло паленым. Раскаленная, обросшая черным нагаром, она стояла поперек тропинки, преграждая путь. Аня остановилась, в нерешительности закусив губу.

'Вернуться?'

Она легонько погладила круглый живот руками.

– Что скажешь?

Масик тут же толкнулся в ответ – врачи рекомендовали играть с ним в морзянку, подсчитывать толчки.

– Жарко тебе, да, родной? Ну, потерпи, скоро отдохнем…

Аня оглянулась: смешной шпиль вокзала, увенчанный золотым петушком, все еще виднелся из-за пышного ивняка. Но снова продираться через мокрые колтуны ветвей и тучи комарья у женщины не было ни малейшего желания.

Странное место, – подумала она, глядя на полуразвалившиеся, слепленные из хлама хибарки, увязшие по краям тропинки в собственном барахле. – Здесь что, кто-то живет? Надо запретить Яну кататься тут одному…

Короткий путь через пойму реки Борловая, открытый в дни летних каникул великим путешественником – Аниным сыном, подобно биссектрисе разрезал дорогу от вокзала до 'Медика' пополам.

– Ортодромия, – вспомнила Аня. Так в картографии называлось кратчайшее расстояние между двумя точками. Но ее погнала сюда не ортодромия, а обычная, людская лень.

Солнце нещадно жгло оголенные плечи, усыпанные веснушками, в ногах бултыхался загустевший июльский воздух, а тени, как степные ящерки, ускользали в свои невидимые норки. Аня приставила руку ко лбу, защищаясь от солнца, и, привстав на цыпочки, мысленно проложила свой путь. Ей всего-то нужно было проскочить по тропинке, перебежать мостик и подняться по лесенке в горку. Все просто – тропинка, мостик, горка. Не труднее, чем путешествие нарисованной Даши из мультика для самых маленьких следопытов. А там и до дачи недалеко. Любимый муж, любимый сын, холодный чай, гамак в тени и привычный цвет занавесок на окнах.

Аня сделала пару шагов, и Масик толкнулся вновь – с силой, так, что защемило в боку.

– Ух, – шикнула она, скривившись, – полегче, родной.

Но Масик устроил бой. Живот под легкой блузкой заходил ходуном, и Аня прижала к нему руки. Погладила, покачала, но буря и не думала утихать.

– Что такое, малыш?

Сестра бы хихикнула, услышав, как Аня разговаривает с животом.

'Ага, так он тебе и сказал'

Аня всегда улыбалась в ответ и пожимала плечами. В первую беременность, когда тесты только-только выдали две полосы, ее не смешили – пугали странные пузатые мамашки, бормочущие сами с собой. Но беременность – это целая жизнь, полная удивительных открытий. И спустя каких-то полгода Аня сама оказалась такой, и уже на нее поглядывали, как на ненормальную.

«Послушай меня, дорогая, странно, когда люди разговаривают с мертвыми. Мертвые должны оставаться в прошлом. Но у тебя внутри живой человек, для которого твой голос – путеводная нить. И если ты не будешь говорить с ним, он может заблудиться там, в темноте».

Так однажды свекровь развеяла в Анне последние сомнения. Высокая, грузная, с лицом, похожим на кусок скалы, она была женщиной еще той, советской, закалки. Всю жизнь она проработала медсестрой в онкологии и знала, о чем говорит. Но ведь и, правда, кто мог сказать больше, чем человек, на глазах у которого на протяжении сорока лет в одних и тех же койках жили и умирали люди? После ее слов Аня больше никогда не задумывалась о том, как на нее посмотрят окружающие.

– Потерпи, родной, мы быстренько, – поглаживая живот, прошептала Аня и быстрым шагом двинулась навстречу жаровне. Но пройти ей удалось немного – из-за хибарки выбежала огромная черная псина и уселась поперек дороги, преграждая путь. Аня замерла, боясь вздохнуть – собака была огромной, похожей на волка, ее жесткая шерсть блестела на солнце странными, потусторонними иглами. А над огромной головой и сильной бычьей шеей кружилась мошкара. Словно еще ночью псина была мертва, а наутро какая-то неведомая сила вновь воззвала ее к жизни.

Осторожно Аня попыталась отступить, но пес зарычал. Утробно, зло. Она остановилась. Собак она не боялась. Но это было в другом, верхнем, мире. Там, где люди жили в кирпичных домах и готовили еду на кухонных плитах. А здесь, в этой прослойке между мирами, куда ее занесло по ряду дурацких причин, все было иначе. Завидев собак, тут стоило прятаться, потому что спастись бегством было невозможно.

Пес не был бездомным: на шее тусклым кольцом поблескивал ошейник. И у Ани так же тускло в душе заблестела надежда, что сейчас вслед за собакой на тропинку выбежит запыхавшийся мужик в трениках и борцовке и огромной пятерней схватит собаку за загривок. Подтащит к себе и зарядит по мохнатой спине поводком. Извинится и вместе с псом исчезнет из Аниной жизни навсегда. Вот только Аня забыла, что в прослойке между мирами хозяева страшнее своих собак.

Она не увидела его, пока он не вышел к жаровне. Пока не погладил страшного зверя по голове и тот не облизал его руку. Но даже если бы сильно старалась, не смогла разглядеть, приняла бы за ползущую по земле тень. Потому что даже сейчас, когда он стоял от нее в пяти шагах, она не могла рассмотреть его. Только отметила, что он очень тонкий, как будто вырезан из бумаги или выбит гвоздиком на фольге.

– Уберите. Пожалуйста. Собаку, – отчеканила Аня, а сама подумала – как в бубен ударила. Каждое слово гремело, наскакивало на следующее, комкалось и повисало в жарком воздухе. Она хотела приказать. А получилось, что только выказала свой страх.

Он не ответил ей. Но она заметила, как дернулись уголки его алых губ.

– Уберите собаку! – крикнула она, стараясь отогнать страх. Не за себя, за Масика.

– Я не советовал бы… – произнес человек и помолчал, разглядывая Аню страшными, без век и белков, глазами. Точками, – подумалось ей в ужасе.

– Не советовал бы вам кричать. Бежать. Сопротивляться. Вы ничего уже не сможете изменить.

– Уберите. Собаку, – повторила Аня, а потом до нее дошел смысл сказанных слов. И вся краска тут же схлынула с ее лица.

Теперь она увидела, что обгорало на решетке жаровни. Человеческая кисть со скрюченными почерневшими пальцами.

Господи Боже, – подумалось ей. – Что тут творится?

Она медленно потянулась к мобильнику, висящему на шнурке между грудей. Не сводя глаз с адского пса и стоящего рядом человека, Аня дважды щелкнула клавишей вызова. Последним в памяти телефона запечатлелся номер мужа, она знала точно, разговаривала с ним из электрички, но первый же гудок потонул в командном крике незнакомца.