Евгений пробежался по тексту глазами и выискал нужные строчки.
'У ребенка невероятно яркая янтарная радужка глаз. В то время как у его матери обычный карий цвет. Даже пятикласснику станет ясно, что гены отца возобладали и подавили материнские. Но остается вопрос – кто отец? Чьи глаза мы видим у этого малыша, но главное – чьими глазами он смотрит на нас?'
'Интересно, – задумался Евгений, приподняв стакан, – что видят эти глаза? Темноту или свет?'
Но так и не решил: водка была горькой и теплой и напрочь выбила из головы все мысли.
Таксист высадил его у подъезда – гнущегося, проволочного человека, в которого Евгений превратился за два часа, проведенных в 'Копеечке'. На улице снова было темно и пусто, из черного неба сыпалась снежная крупа. Над подъездной дверью, под козырьком, мерцал тусклый фонарь – Евгений огляделся по сторонам и сделал шаг к свету. Тут же из темноты на него налетела гурьба орущих детей, закрутила, завертела в своих вихрях и умчалась прочь. Он упал на колени, вскочил, а когда глянул им вслед, никого уже не было, улица снова была пуста и безмолвна.
– Вы почему не спите?! – заорал он в темноту, на детей. Пошатнулся, но кое-как устоял на ногах. – Эй, вы?! Родители не учили, что детям надо спать?!
Он постоял еще немного, подождал ответа, но, так ничего и не услышав, пошел домой.
В квартире пахло Аниными духами. Вернувшись с мороза, Евгений сразу уловил тонкие апельсиновые нотки в воздухе. Зажег свет, но никого не увидел. На столе стояла ее кружка, повернутая логотипом 'НЕСКАФЕ' – так она всегда делала перед тем, как добавить в кофе сливок. И стул стоял под ее любимым углом, чтобы, согреваясь кофе, можно было смотреть в окно. И занавески с вензелями, которые тоже выбирала она, были раздвинуты. Она, несомненно, была здесь, ждала его, но ушла, так и не дождавшись…
Евгений улыбнулся.
А может, он просто скучал по ней и сделал все сам, чтобы вернуться домой и не чувствовать себя таким одиноким?
Он сел на кровать и понял, что не сможет заплакать. Он вылил столько слез, что их не осталось, внутри у него было темно и сухо, как в чулане.
– Я очень скучаю по тебе, – прошептал он. – Прости, что это все, что я могу…
Он повалился на кровать и скоро уснул. И ему снилось, будто кто-то подходил к нему и склонялся над ним. А холодные губы шептали о том, что скоро он сможет отомстить.
В следующую смену главврач поймала его в коридоре. Бесцеремонно схватила за рукав и подтащила к себе.
– Сегодня поступила новенькая, – сказала она. – Я поместила ее в твою палату. Девочке всего девятнадцать, а срок – тридцать девятая неделя. По виду – неблагополучная, забитая какая-то. Первый раз, поэтому боится. Сходи. Поговори с ней.
– И что я ей скажу? – спросил он. – Что это не больно?
– Раньше ты умел находить слова, – она пристально посмотрела на него. – Ты справишься? Или мне передать ее Чурсиной?
– Справлюсь.
– Тогда иди.
В палате было тихо. И светло. Пустые, аккуратно заправленные кровати стояли рядами у стен – от недавнего наплыва рожениц не осталось и следа. Евгений легонько прикрыл за собой дверь и осмотрелся. Он не сразу заметил ее, поначалу решил, что главврач его обманула. Но потом разглядел на самой дальней койке, у окна – взъерошенную, напуганную. Она смотрела на него огромными глазами, и Евгению подумалось, что она похожа на вывалившегося из гнезда птенца. Когда-то давно, в детстве, он с друзьями находил таких глупышей и возвращал обратно, обдираясь о ветви деревьев. Он помнил, как птенцы на него смотрели. Так же, как эта девочка.
'Совсем ребенок'.
Она, и правда, выглядела как подросток – худая, нескладная, с двумя косичками и вздернутым маленьким носом. И оттого огромный живот казался чуждым ее телу, как будто она сунула под одежду подушку, решив разыграть вернувшихся из долгого путешествия родителей.
– Здравствуйте. Меня зовут Евгений, я буду вашим ведущим врачом…
Она ничего не ответила – отвернулась к окну.
'Ночью был снегопад', – почему-то подумал он и подошел ближе. Ему захотелось узнать, на что она смотрит.
Родильный дом находился в лесопарковой зоне – но лес, еще с утра по-зимнему красивый, теперь утопал в рыхлом снегу. Сбитый людскими ногами в тяжелые мокрые кучи, снег превращался в жидкую грязь.
Однако девочка смотрела не на это – в насквозь промокшем и обезлюженном дворе играли в догонялки несколько белок. Рыжие, похожие на искры огня, они метались между деревьев, цепляя друг друга за пышные хвосты.
– Нравятся? – спросил шепотом Евгений.
Девочка удивленно оглянулась, но закивала.
– Я никогда не видела, как они играют, – сказала она.
– А кормила когда-нибудь?
Ее глаза стали еще шире.
– Нет, – прошептала она. – А разве так можно?
– О, – он махнул рукой. – Они тут у нас ручные… Хочешь попробовать?
Она не ответила – яростно закивала в ответ.
– Пошли! Только оденься потеплее…
Улица плыла. Талый снег с брызгами шлепался с деревьев, превращался в серую кашу и хлюпал под ногами. И повсюду было солнце – в синем небе и в серых лужах. Евгений выпросил у вахтерши горсть жареных семечек и теперь сыпал их в подставленную маленькую ладонь.
– Иди. Покорми их, – сказал он. Девочка сделала несколько робких шагов, но потом обернулась:
– А они не убегут?
Он только мотнул головой.
– Иди.
А после смотрел, как она кормит белок с руки – счастливая и красная от восторга.
Когда они возвращались обратно, он спросил, как ее зовут.
– А разве вам не сказали? – удивилась она.
– Не успели. Но если ты хочешь, чтобы…
– Даша, – выпалила она.
Он кивнул.
– Как тебе у нас, Даша?
Она пожала плечами.
– Как в больнице.