– Давай к цыганам что ли? – спросил Николай без особого энтузиазма.
– Я пообещал маман, что уберегу тебя от крещенских купаний и сопутствующих развлечений, – ответил Юсупов, приправив ухмылкой пай-мальчика.
Николай сдвинул брови, продержался секунду-две, а затем захохотал. Юсупов подхватил и добавил:
– Мы поедем к цыганам, но для начала ты поешь. Маман обеспокоена твоей худобой, а меня не хватит на новый сезон твоего курортного лечения.
Николай снова закатил глаза. Юсупов похлопал брата по коленке и сказал:
– Давай. Тебе еще побриться. А мне побеседовать с новенькой кухаркой.
Он поднялся, подхватил сомнительную бутылку и направился к дверям.
– Я никогда не спрашивал тебя, – сказал ему Николай в спину, – кровь и правда лучше?
Юсупов обернулся, выдержал паузу и покрутил бутылку с отвратным пойлом.
– Явно лучше этого.
В ответ ему прилетела новая скомканная бумажка.
Глава 2. Между мирами
– Ты играешь уже шестой сет подряд, – сказал Юсупов, опуская козырек шляпы.
Июльское солнце аж до рези в глазах отражается от белого костюма Николая. Тот в очередной раз замахнулся ракеткой, отбил мяч и одернул прилипшую к груди рубашку. Пот обильно стекает по вискам и шее. Жилы на руках вздулись – вот-вот лопнут.
– А ты в четвертый раз назойливо дышишь в затылок, – огрызнулся брат.
Юсупов прислонился к дереву, скрестил ноги и достал из кармана серебряный портсигар. Уже полгода один курорт сменяется другим, врачи оказывают противоречивые методы лечения, а Николаю хоть бы что.
Взрывается на ровном месте, скудно питается, отчего его ключицы до неприличия остро торчат из-под ворота рубашки. А шорты едва держатся на бедрах. Будьте уверены, ремень на них застегнут на самую последнюю дырку.
Дивон, Лозанна, потом Париж и Рим. Видит бог, Феликсу осточертела эта курортная катавасия. Каждый день он убеждает себя, что бросит непутевого братца и вернется на родину. Купит билет на ближайший рейс – и сразу в Крым. И каждый день он вздыхает, уговаривая себя, что стоит подождать еще. Вроде лечение гасит главную зависимость. Николай больше не прикладывается к бутылке, не налегает на алкоголь во время еды, опиумом не разрушает себя. Но теперь с той же маниакальной страстью переключился на теннис.
Личный доктор Роланд говорит, это важно для психики Николая. Ему, видите ли, важно заменить одну страсть другой, пока не наскучит. К тому же, уж лучше страсть, укрепляющая здоровье, а не разрушающая его. Да только страсть по теннису все не наскучивает и не наскучивает.
Николай пропускает обеды, а порой и ужины. Вчера побил свой же рекорд, отыграв восемь сетов подряд. Даже вампирская выдержка Юсупова сдала бы позиции в таком состязании – как пить дать, рука бы отнялась. Но брат не замечает усталости, голода и собственного истощения.
– Маман прислала телеграмму, – снова подал голос Юсупов. – Ее лечение на водах в Германии идет хорошо. Спасибо, что спросил. Тебе она тоже шлет пламенный привет и пожелания скорой поправки.
Хлоп. Хлоп. Мяч отскочил от ракетки снова и снова, и снова.
– Она предлагает встретиться в Контрексвиле или во Францесбаде в конце августа, – продолжил Юсупов. – Заодно свидимся с Зубовыми. А потом…
– В Крым? – закончил за него Николай и дернул плечом. – Уволь.
Хлоп.
Юсупов достал сигарету и постучал по крышке портсигара. Как же хочется дать этому упрямцу пару затрещин! Еще эти новые знакомые – девицы Драгомировы. Играют отвратительно, но Николай готов размахивать ракеткой даже с воображаемым соперником.
– Вечером мы приглашены…
– Иди без меня, – все так же, не отрываясь от игры, ответил Николай.
– Ты не можешь вечно отказываться от еды и игнорировать приглашения.
– А ты не можешь вечно быть моей сиделкой.
Хлоп.
Чиркнула зажигалка. Сладковатый вкус табака наполнил рот. Юсупов медленно выпустил дым и поиграл желваками.
Хлоп. Хлоп.
– Есть! Пять – один в мою пользу! – крикнул Николай и вскинул руки.
На лице заиграла широкая улыбка. На жиденьких усиках блестят бисеринки пота. Николай отложил ракетку и жадно отпил воды прямо из графина.
– Мы здесь пробудем еще неделю, а затем отправимся в Виши, – твердым тоном сказал Юсупов.
– Ты мне не маман, – снова огрызнулся Николай.
– Я твой брат.
– Ты. Мне. Не брат, – отчеканил тот и с громким стуком поставил графин. – Я не просил за мной присматривать, как квочка. И без твоей назойливой опеки бы справился!
– Так же как справился в прошлом году в Париже? Напомнить тебе, сколько раз ты чуть не захлебнулся собственной рвотой?
Юсупов с большим трудом сдерживает гнев, выпуская одну порцию дыма за другой. Но нельзя, ни в коем случае нельзя вестись на провокации Николая. Каким бы упрямым ослом тот ни был, он остается старшим наследником семьи и любимым сыном Зинаиды Николаевны.
– Тебе бы только брюзжать, а помочь – так концы в воду, – буркнул Николай и взял сигарету брата.
Сделал затяжку-другую, не сводя глаз. Тьма, что в них разлилась не нравится, ой как не нравится Юсупову.
– Обрати ты меня – не пришлось бы вытирать мою блевотину, – процедил сквозь зубы Николай.
– Ты не знаешь, о чем просишь, – понизил тон Юсупов. – Я такую жизнь не выбирал.
– А я выбирал? Вы с маман носитесь со мной, разве что с ложечки не кормите. В то время, как обращение дало бы мне такую свободу и такую жизнь!..
– Это лишь замена одной зависимости на другую. С большим отличием – от нее нет лечения.
– Ну и какой из тебя брат?! – взвился Николай.
Он подошел вплотную и буквально прожигает потемневшими глазами.
– Нравится чувствовать свое превосходство? Того и ждешь, когда сбудется проклятье рода, и ты останешься единственным полноправным наследником? Что же все тянешь? Не надоело в графьях ходить?