Разговор с автором

– Ты же рассказ этот вроде уже сдала, – продолжил я.

– И что? На этом все по-твоему?

Я не успел ничего ответить. Бармен-Алина выставила латте и сэндвичи на стойку, я расплатился.

– Вы тут будете? – поинтересовалась бармен, как обычно мило улыбнувшись.

Алиса посмотрела на меня, я на нее.

– Ну, я сижу там, – сказала Алиса, кивнув в сторону одинокого белого стола, на котором стоял только ярко обклеенный ноутбук.

– А я?

– А ты, если хочешь, так и быть, – она выделила «так и быть» сильным надменным акцентом, – можешь тоже сидеть там.

Я улыбнулся, и мы перенесли тарелку с сэндвичами и латте за тот столик.

– Ну… – начала Алиса, когда я еще даже не успел сесть. – Что там у тебя случилось такое?

– Ты о чем?

– Ты же только что сказал, что у тебя на работе что-то случилось.

– А-а-а… – протянул я, пододвигая стул. – Да ничего такого. Не хочется тебя этим грузить…

– Говори давай! – перебила вдруг она. – Заинтриговал уж. К тому же, мне интересно, что такого могло произойти, чтоб ты забыл про мой рассказ.

– Не забыл я про твой рассказ. Честно. Ехал вчера утром и думал, что на работе прочитаю. У нас там обычно шаром покати, никого нет. А тут, понимаешь, сажусь я за стол, открываю почту, а на ней письмо, мол проверка какая-то…

Я откусил сэндвич, быстро-быстро прожевал, запил кофе и продолжил, слегка чавкая остатками. Уж очень есть хотелось.

– Так-м вот-м. Я за этим отчетом вчера сидел весь день и сегодня. Ни минуты продыху…

– Какой кошмар… – пробормотала Алиса.

– Да нет-м. На самом деле даже забавно. Мне вот было раньше скучно. А тут хоть какое-то развлечение. Как накаркал себе, выходит…

– Это ж на сколько должно быть скучно, чтоб проблемы на работе казались развлечением?

– Ты даже не представляешь, Алис… – я сделал драматическую паузу, а потом продолжил: – Так что прочитаю я. Только в понедельник.

– Почему в понедельник? – опять надула губы Алиса.

– Потому что забыл я твою распечатку на работе в ящике. А возвращаться туда в выходной не хочется.

Я откусил еще кусочек и так же быстро его проглотил.

– Нет-м, ну если, конечно, ты мне вышлешь электронный вариант…

– Ладно, – громко прервала меня собеседница. – В понедельник так в понедельник.

Пока мы разговаривали, я урывками доел свои два сэндвича и отставил тарелку в сторону. Она стояла там, на краю белого глянцевого стола, стояла, пока мы говорили. И никто за ней не шел. В какой-то момент я заметил, что тарелка эта уж совсем никому не нужна. Более того, тем, что она там стоит, она начала меня даже раздражать. Вместо того, чтоб слушать Алису, я оглядывался по сторонам в поисках официанта, готового избавить меня от этот напрягающего пейзажа и понял, что никаких официантов тут и нет. Вообще никого. Это при том, что сегодня удивительно много людей. Выходит, за весь этот народ отвечает одна бармен-Алина? Мне стало ее жалко. Как это вообще так? Раньше были же официанты… Сокращение у них что ли тоже? Или какой-то странный график. Я очень точно помню, что когда сидел здесь еще неделю назад, в зале было два с половиной человека и официант. Мне это тогда еще показалось странным. А сейчас никого. Бедная Алина.

Чтоб избавиться от тарелки я наш разговор прервал. Дошел до бара, поставил тарелку с краю, улыбнулся бармену-Алине, а она мне. Заодно заказал нам с собеседницей еще по одной чашке латте.

– Что ты, кстати, на этот раз пишешь? – спросил я, усевшись и пододвинув Алисе чашку кофе.

– Спасибо. Ну, не прям пишу…

– Ты же сказала, что пишешь.

– Ты не понял. Я же писатель, а не машина. Я не могу просто сесть и начать писать. Нужно же, – она запнулась, – как его… вдохновение и прочее… Мы это, вроде, уже обсуждали…

– Вдохновение-то я понял. А вот что ты сейчас делаешь? Конкретно сейчас.

– Сейчас я думаю, какой сделать рассказ. У меня есть задумка, то, о чем наболело. Но вот, знаешь, с одной стороны есть какие-то повседневные чувства, и хочется их записать, но не получается, не знаю с чего начать. А потом еще начинает казаться, что они – ерунда. И повседневная моя жизнь как будто очень скучная. Она не достойна внимания. И так каждый раз…

Я сочувственно кивал, откусывая сэндвич, а она продолжала:

– И вот ты сидишь в кофейне, думаешь-думаешь. Вернее, тебе кажется, что думаешь. А на самом деле ветер в голове. Слышишь свои мысли, но не можешь их уловить, сформулировать. Тогда у тебя становится пустой взгляд. И ответы пустые и односложные. Ты находишься где-то там, в новом произведении. Но еще не знаешь, о чем оно будет, какое будет…

– Ты слышишь свои мысли?

– Да. Я знаю, что ты сейчас скажешь. Что мысли слышат только сумасшедшие. Но это не голоса в голове. А если и так, то, наверно, все писатели сумасшедшие.

Я усмехнулся.

– Ну, ты же один рассказ уже написала, как минимум. Значит, сможешь. Придумаешь что-нибудь. Мне вот всегда это было непонятно. Как так можно взять и написать?

– Не знаю… – растерялась она.

– Я раньше думал, что пишут те, у кого много интересного в жизни происходит. Или, кому есть, что сказать…

– Это не так! Всем есть, что сказать, – перебила Алиса.

– А вот как тогда?

– Хм-м… – промычала она и развернулась ко мне вполоборота. – Ты вел когда-нибудь дневник?

– Нет…

– Как? Даже дневник не вел?

– Нет, – с той же интонацией повторил я.

В школе девочки у нас постоянно ходили с розовыми книжечками на замочке. Классе в пятом, помню, у одной такую книжечку кто-то взял. Наверно, это был Коля – главный задира в нашем классе. Ну как… задира-задирой, но глупый до жути. Он Санька уважал и немного побаивался, поэтому к нам никогда не лез. А нарывался на неприятности только с теми, кто ему ничего сделать не сможет. Всех девчонок он мучал. И делал это в тихую, исподтишка. Вот и тогда все подумали, что это был он, но истина произошедшего неизвестна по сей день. В общем, эта девочка так перепугалась, бедная. Вся в слезах ходила, переживала сильно. Одноклассницы наши в таких книжечках писали что-то личное всегда. Секретики всякие, душевные переживания. Они объединялись в группы, передавали друг другу заветные блокноты почитать, заполняли там какие-то тесты «На лучшую подружку», и все в таком духе. Все это я знал понаслышке. Но лично мне такой дневник в руки ни разу не попадался. Только, было дело, увидел, проходя мимо, у одной из не самых привлекательных девчонок имя Артем в сердечках. Не знаю, про нашего Артема она писала или про какого-то другого. Не суть. Мне до этого не было никогда дела. Знал и знал. Тот свой дневник одноклассница наша нервная в конце концов, кстати, нашла. На парту ей подкинули. Сжалились, видимо. В общем, единственное, что я для себя вынес касательно слова «дневник», это то, что под ним подразумевалась книжечка для изливания всяких душевных страданий и сокровенных тайн.

– Не мужское это дело, – сказал я.