– Иди, не бойся, она на речке, – помахала ему рукой Нюта.
– А я и не боюсь, с чего ты взяла? – небрежно бросил он. На следующий год я ростом стану выше, тогда я ей сдачи дам. Не лупить же мне её в живот? Девчонок в живот бить нельзя, вам детей рожать. А нос я ей расквасю обязательно, пусть не задается. Жалко только, на завтра договаривались рыбу ловить – теперь не получится.
– А мы сами пойдём, – предложила Нюта.
– Ага, особенно ты у нас рыбак аховский. Не, – протянул Колька, – с вами ничего не получится. Нинка, куда не шло, а от вас с Танькой толку никакого.
Они притихли, озабоченные открытием того, что без Вальки рыбалка – не рыбалка…
– Ладно вам, до завтра ещё дожить надо, – успокоила их Нинка.
Они уже собрались расходиться по домам, как в проулке показалась ватага ребят во главе с Валькой. Возле своего дома она отделилась от компании и пошла к калитке.
– Эй, Козак, завтра на рыбалку как штык, – и добавила, – со своей бестолковой компанией, – понял? Зайдёшь к Мишке Авдюхе, комлю возьмёшь, я договорилась.
И не дожидаясь ответа, хлопнула калиткой.
– А вы печалились. Всё чётко и ясно – подытожила Нинка – Иди Козак, выполняй приказ, – «против лома нет приёма».
– И пойду, – вспыхнул Колька, – драка дракой, а рыбалка- святое дело.
Они разошлись.
В тот вечер Нюта бабушке ничего не сказала, решила отложить до следующего раза, а то, чего доброго сестра на рыбалку не возьмёт; а ей так хочется толстых, золотистых, жареных карасей.
Рыбалка – дело святое
Нюту разбудила возня за окном. Вскочив с кровати, она настежь распахнула створки окна и чуть не стукнула ими по подруге, которая взбиралась на завалинку, чтобы заглянуть в комнату.
– Ты чего? – спросила Нюта.
– На рыбалку думаешь идти?
– Ой! Подожди, я мигом.
Нюта схватила платье, и, одеваясь на бегу, пытаясь попасть в рукава, споткнулась о порожек, чуть не сбила бабушку с ведром воды.
– Куда ж ты летишь, обламёнок! Вот ненормальная, – проворчала бабушка.
Как она могла забыть, ведь вчера они договорились идти на калюги (так прозывали небольшие водоёмы, оставшиеся от разлива), топтать карасей. Калюги были мелкими, но в них всегда водились караси и небольшие вьюны, которых Нюта очень боялась, потому что они похожи змей. Вообще-то, рыбалку она любила, только очень боялась этих самых вьюнов и пиявок. В воду её не брали в виду бесполезности. Она подбирала рыбу, которую рыболовы выбрасывали на берег, и складывала в ведро. Конечно, за это ей меньше доставалось при дележе рыбы, но она согласна на такую несправедливость, лишь бы только не влезать туда, где пиявок было больше, чем самой рыбы.
Нинка уже сидела на завалинке и аппетитно хрустела старым солёным огурцом.
– Хочешь? – протянула она Нюте.
Нюта вздрогнула, представив, какой он кислый, и отрицательно покачала головой.
– Где остальные?
– Да они уже давно ушли, давай быстрей побежали. И они побежали, взбивая дорожную пыль.
Нинка неслась на всех парах, Нюта едва поспевала. Они выбежали на пригорок за кладбищем и остановились, чтобы оглядеться.
– Успели, – выдохнула Нинка.
Ребята раскладывали снасти. Карасей натаптывали комлей, а представляла она собой пирамидальный треугольник, две стороны которого обтянуты сетью с мелкими ячейками, третья пустая, основание тоже сетчатое. Её заносили в воду, ставили основанием в воду, и два человека с двух других сторон тащили её по дну. Остальные загоняли рыбу топтанием. Всё выглядело очень просто, если не брать во внимание, что в воде находилось много всего прочего, кроме рыбы. И они часто резали себе пятки, накалывались на гвозди и проволоку, которые в изобилии приносила с собой вода во время разлива.
– Ну малявки, – Козак сплюнул, – явились? Становись топтать.
Нинка и Танька присоединились к Кольке и Вальке, Нюта приготовилась подбирать улов.
С криками и ссорами друзья месили грязь. Скоро в Нютину сторону полетел первый улов.
– Держи! – заорал Колька.
Карась шлёпнулся на траву, замер на секунду от удара, а потом забился, подпрыгивая и переворачиваясь. Признаться, Нюте было жаль рыбу и хотелось отпустить её снова в воду, но боясь, что этого поступка ребята ей точно не простят, она со вздохом кидала рыбу в ведро. Потом появились несколько налимов, ужасно скользкие и противные, насколько красивее караси, жирные и блестящие, отливающиеся бронзой. Ведёрко скоро стало почти полным, когда в рядах рыбаков раздался злой голос сестры.
– Всё, с меня хватит, – прокричала Валька, – когда вы научитесь загонять рыбу!? Взбаламутили грязь, а вся рыба в траву ушла. Колька, ты что, научить их не можешь? – распекала она Козака. – Чего ты только с этими дурами водишься?
– А где мне других набрать? Я что, виноват, что у нас на проулке одни бабы? Самому надоело с ними возиться, – бурчал тот, вылезая из воды и отряхивая, штаны от налипших на них водорослей.
Танька выскочила следом, подбежала к ведру и принялась ворошить рыбу, причмокивая от удовольствия.
– Отойди, – прикрикнул Колька и посмотрел в ведро. – Всех собрала, раззява?
Нюта промолчала, зная наперёд, что с ним лучше не связываться. Последней из калюги вылезла Валька. На её ногах, как гроздья винограда, висели чёрные толстые пиявки. Всегда была загадка, почему пиявки так её любили? Если у других висели одна две, то у неё несколько штук сразу.
«Надо спросить у бабушки, она всё знает», – подумала Нюта, отодвигаясь подальше от сестры на всякий случай.
Та молча и обстоятельно стала отрывать пиявок. Как заворожённая, Нюта смотрела на эту процедуру, подозревая, что это делается специально для неё. И надо отдать сестре должное, ей это удалось. Пиявки совсем не желали отрываться, растягиваясь, превращались в длинную тонкую нить, и когда, наконец, отрывались, то по Валькиным ногам тоненькой струйкой текла тёмно-красная кровь. У Нюты к горлу подкатила тошнота. Испугавшись, что сейчас откроется рвота, она инстинктивно прижала к горлу ладонь и проморгала момент, когда сестра оторвав пиявку, сунула её под нос Нюте.
– Укуси!.. – заорала Валька
– А- а- а-а-а -а-, – заорала Нюта и бросилась наутёк. Во след понеслись смех и улюлюканье. Отбежав на безопасное расстояние, она стояла и смотрела, как ребята деловито делили рыбу. Ей было очень обидно, но воротиться не решилась. «Ну и пусть, всё равно её долю Валька домой принесёт.»
Нюта тихонько плелась по проулку, загребая босыми ногами тёплую мягкую пыль, обдумывая, рассказать про выходку сестры маме или нет? Решила, что не стоит. Уж лучше она подговорит брата Вовку, чего-нибудь нарисовать в Валькиной тетрадке, где она всё время что-то пишет. Нюта видела, куда она ту тетрадку прячет. Вот она позлится, когда обнаружит в ней Вовкины каракули. Окончательно успокоившись, решила сбегать к клубу узнать какой сегодня фильм будут крутить.
«Не особенно и нужна ей их рыбалка, пусть без неё в грязи возятся, велика радость.» Довольная, что такая удачная мысль пришла к ней в голову, напевая, побежала к клубу.
Лето стояло в самом разгаре. На лугу благоухало разнотравье, разнося дурманящие запахи по округе. Терпко пахло полынью, нагретой за день землей и ещё множеством запахов, которым – то и названия не подберёшь. Они перемешивались, будоражили душу, создавая щемящее чувство бродяжничества. Хотелось взять котомку и зашагать за этим зовущим запахом прямиком через луга и просеки, туда, где солнце творило день. Идти и идти до тех пор, пока, не обогнув шар земной, возвратиться в родные края счастливым и свободным, как наши предки – дети природы, что почитали Солнце – Ярило, суть жизни земной. Почитали и покланялись, ибо понимали, что без жаркого божества не станет на земле жизни. И просили, и взывали к нему, вскинув руки, подставляя круглые светлые лица под его лучи. И нет большей радости и счастья, чем проснуться в светлый солнечный день, ощутить прилив сил, зарядиться доброй его энергией.
Лето, лето! Что может быть лучше для детворы? Летом тепло и радостно, столько много интересного, что не охватить, не успеть избегать, исследовать, насытиться.
Дел у ребятни действительно много. Кроме обязанностей по дому, которые ежедневно им наказывали взрослые, нужно сбегать искупаться, поиграть в дочки-матери, в войну и разведчиков, наловить бабочек и лохматых шмелей, покачаться на качелях и сбегать на колхозный двор полакомиться сладкой патокой. Урвать время для похода за диким луком, цветами и ягодами. И мелькали по пыльному переулку неугомонные детские фигурки, в коротких выцветших платьицах, куцых штанишках с худущими в цыпках ногами. И только когда солнце клонилось к западу, можно было посидеть часок на бревнышках под раскидистым клёном, уделив, наконец, внимание изголодавшемуся животу, поедая со смаком любимый хлеб, политый кислым молоком и посыпанный сахаром-песочком.
Наелись, успокоились, угомонились – можно и байки потравить, в сочинялки – страшилки поиграть, пока не позвали по домам.
И летело по проулку: « Колька.., Нинка,.. домой!