Мадам Арабия

– Я пойду, – попыталась встать я.

Хуссейн был проворнее: он поднял меня на руки и понес в спальню.

О чем я думала, сдаваясь так легко? Да ни о чем, собственно, не думала. За дверью была ночь, живая и полная чувственности, и я была такой же. Отошли в сторону сомнения, правила, угрозы и страхи. Не было обещаний, планов и надежд. Хуссейн оказался хорошим любовником, горячим и внимательным, мы любили друг друга просто и открыто. После он завел меня в душ и вымыл как девчонку – намылил гелем, помог смыть мыльную пену, протер мои ушки салфеткой. Сам он оказался чистоплотен и любил воду, как енот-полоскун, – помылся, побрился, натерся кремом, надушился парфюмом. А потом мы сели на байк.

Мы были просто обязаны сесть на байк, потому что к четырем утра оказались зверски голодны! Хуссейн засунул меня в собственную куртку, заботливо нахлобучил на мои мокрые волосы капюшон, и мы вылетели на темную побитую дорогу. У винного он взял нам по банке пива, поцеловал меня мокрыми губами в замерзший нос:

– Зови меня habibi, я теперь твой, а ты моя!

– Вот еще! – фыркнула я и шмыгнула носом. И заулыбалась.

Съев в каком-то баре на двоих огромный бирьяни, мы закутались дома в одеяло и заснули в обнимку. На кухне играла музыка, а я лежа на груди Хуссейна, смотрела на четко очерченную линию его губ и думала, что в жизни не видала ничего красивее.

На следующее утро я уходила огородами. Это был великий позор – собрав по разным углам одежду, мятая, недоодетая, я была очевидно падшей женщиной и кралась по лестнице, молясь, чтобы никто не увидел. Саня, услышав звонкое щелканье ключа, заворочалась в кровати, проснулась и потребовала подробного отчета.

В школе я страдальчески пялилась на доску и на учительницу. Конца мучениям не предвиделось: я две недели назад обещала Сане поход в Goa Trade Center, и был день исполнения обещания.

Goa Trade Center построили меньше года назад на трассе Панджим – Мапса, собрав в нем все, что нужно современному человеку: отделы известных брендов типа «Marks&Spenser», парфюмерию, фудкорты KFC и «Macdonalds». Тут были и индийские марки, AND и «Big Bazar», и гигантский продуктовый, куда в выходные съезжались жители Панджима, Пурима, Мапсы и небольших деревень, чтобы по дешевке закупиться рисом, фасолью, кофе, чаем и сахаром. Незнакомых товаров типа острого маринованного манго или муки из дала была уйма, и мы с Белкой могли часами изучать полки, заполненные посудой, крупами и шуршащими пачками со снеками. Главными достопримечательностями центра были аквариумы с рыбками, которые делали foot massage – ощипывали кожу с опущенных в воду ног клиента. И еще был кинотеатр. Саня хотела в кино, и мы взяли билеты на «Моану». Кинозал оказался неожиданно продвинутым для Индии – с раздвигающимися креслами, подставками под напитки в подоконниках и экраном во всю стену. Единственный минус – адский холод: индусы не знают меры в кондиционерах и везде, где могут, создают холодильник. Пришлось вытащить из рюкзака синий плед, купленный на Найт Маркете, и укрыться им. Плед, платок и бутылка с водой стали вещами, без которых я не выходила из дома.

Перед началом показа зазвучал гимн Индии, при первых же звуках зал готовно встал и начал петь. Мы оглядывались – с кресел поднялись все и выводили слова гимна серьезно и уважительно. Допев куплет до конца, посетители так же дружно расселись по местам.

«Моана» оказалась чудесной сказкой для девочек. Она шла на английском с субтитрами – нечастый случай, большинство фильмов в кино все-таки на хинди. Я как могла переводила Белке, но картинка была так хороша – прелестная героиня, цветы, море, корабли, зелень! – что смысл не имел особого значения. Мы вышли из кино совершенно примиренными с собой и миром. Все было прекрасно – все, кроме одного момента: Хуссейн не звонил. Я надулась, а надувшись, и сама писать ему не стала, вернулась домой и мрачная легла спать. Сообщения в воцапе посыпались около часа ночи: «Где ты? Как день?» «Приходи пожелать мне good night[62 - Спокойной ночи (англ.).]», – написала в ответ я. Хуссейн пришел и встал в коридоре под нашей дверью, на всеобщее обозрение.

– Неужели обязательно устроиться так, чтобы всем было видно? – негодовала я. Понимая, как быстро разнесутся слухи, я все еще пыталась скрыть что-то от общественности. – Пойдем на крышу!

На крыше мы уединились, защелкнув за собой дверь на замок. Площадка поделена на две части: на большей половине стоят солнечные батареи и водонапорная башня, там просторно, и сверху видна половина деревни. Я больше любила маленькую, уютную, край которой заслоняло манговое дерево. Его ветви переваливались через перила, по бордюру выхаживали вороны и бегали белки. Под открытым небом, казалось, можно целоваться часами, но Хуссейн был нетерпелив, и потянул вниз, к себе в квартиру. Я предвкушала томный вечер со своим новым любовником, но тут началось паломничество! Мы едва успели скинуть одежду в угол, как раздался первый звонок в дверь, за ним еще один, еще. Хуссейн натянул штаны, вышел, вернулся, снял их… звонок. Так повторялось раз за разом – Хуссейн вскакивал, подходил к двери, что-то кричал и возвращался. Оказалось, мой араб был душой и центром тусовки, и, заскучав этой ночью, вся школа парами, тройками и по одному приехала к нему. К утру, когда я, устав от шума, уснула лицом в кровать, в кухню ввалилась целая компания. Хуссейн поцеловал меня в ухо и прошептал:

– Я поднимусь с ними наверх к Ахмаду и вернусь.

Когда я проснулась, его не было. Меня распирало от раздражения. В эту ночь я столкнулась с типичными чертами арабского мужчины: с любовью к бесконечным посиделкам и с «уважением» к друзьям, которые могут прийти когда захотят и делать что хотят и выставить которых ты не имеешь права. Еще одна черта была исключительно Хуссейновой – он мог уйти на пять минут, заблудиться в голубой дали и вернуться через полсуток, а то и не прийти совсем. Я собрала вещи и, не закрывая квартиру, ушла. Хуссейн объявился на пороге студии как ни в чем не бывало, когда я уже приняла душ, переоделась и была готова к выходу в школу. Его глаза были круглыми и невинными.

– Я пришел поцеловать тебя, как ты?

А я устроила разнос. Я возмущалась, размахивая руками на том же самом месте, где вчера требовала не привлекать к нам внимания. До меня дошло, что слово «личная жизнь» можно исключить из лексикона. Хуссейн похахатывал, он был неистощимо добродушен. Дождавшись, когда я закончу ругаться, он нежно чмокнул меня в щечку:

– Ахмад спит. Я тебя сам отвезу.

И, прикурив сигарету и прихватив стаканчик с масала-чаем, посадил меня в машину.

В тот день я собиралась в hospital, и походу предстояло быть тайным. Дело было вот в чем: после секса в интимной области появилось раздражение, и половой акт стал причинять существенный дискомфорт. Помятуя, что мы живем в Индии, а Хуссейн отнюдь не девственник, я решила не искушать судьбу и пойти на осмотр к гинекологу. После школы мы с Саней собрались в Galaxy hospital, одно из лучших лечебных заведений Гоа, к тому же находящееся совсем рядом с Мапсой – то есть предполагалось, что добраться туда легко. Стояла палящая жара – еще бы, три часа дня! – когда мы выползли на автобусную остановку на повороте. Автобусы, как назло, не шли, мы обливались потом добрых полчаса, когда рядом затормозила «ауди». Ветровое стекло опустилось, показав нам два породистых и ухоженных мужских индийских лица.

– Вы стоите уже давно, нам показалось, что нужна помощь, – на безупречном английском заявил один из них. – Вас подвезти?

– Да, нам нужно в Galaxy hospital.

– О, кто-то из вас нездоров?

– Сильная простуда, – расписывала я, устраиваясь на заднем сиденье. – Так много кондиционеров, она не проходит, и я решила провериться…

Разговорчивого молодого мужчину звали Нельсоном. Он был наполовину индус, наполовину бразилец, холост, брутально красив, состоятелен: бизнес в Дубае, фабрика в Китае, дома во Франции и Бразилии. Его британский акцент был идеален – Нельсон получил хорошее образование и стажировался за рубежом. Крутя руль, Нельсон успел мимоходом пожаловаться на одиночество и на то, что его бросила русская girl-friend[63 - Подружка (англ.).], я утешила, что он еще успеет найти настоящую любовь, и мы затормозили у шлагбаума медицинского центра. Я вылезала из машины, когда Нельсон протянул мне толстую пачку денег:

– Возьмите, вдруг будет необходимость в лечении…

– Э, нет. – Я насторожилась и ощетинилась. – Спасибо, не стоит.

– Я не имел в виду ничего плохого! Только хотел помочь. Вы не местные и многого не знаете. Две привлекательные девушки в Индии, без сопровождения – это может быть небезопасно… Запишите мой номер и, если что-то будет нужно, обращайтесь!

Мы попрощались и вошли в стеклянные двери госпиталя. Гелакси, в отличие от старого G. M. C., был чистым и прекрасно обустроенным: светлые каменные полы, сверкающие металлом лифты, ресепшен с англоговорящим персоналом. Впрочем, это оказалась лишь блестящая упаковка: внутри он все равно работал по-индийски.

– Специалиста нет, – огорошила нас девушка-администратор, роясь в документах. – Приходите завтра, после часа.

Но когда на следующий день, запыленные и усталые (в этот раз «ауди» по дороге не попалась, и пришлось ехать автобусом), мы пришли к hospital, его тоже не было.

– Ушел уже. Приходите в понедельник!

– Индийская медицина, – злобно бормотала я, бредя под горку обратно к бас-стейшн. – Хороша, если удастся поймать врача…

У меня было подозрение, что недомогание – только реакция на суровые индийские средства контрацепции и внезапную активную сексуальную жизнь и все пройдет само собой. Я хотела некоторое время попрактиковать воздержание, чтобы не усугублять ситуацию, но это было не так-то просто: когда мы с Хуссейном вернулись с Арамболя и нашу комнату покинул последний гость – вечно одинокий Ахмад, – Хуссейн начал подбираться ко мне.

– No condoms![64 - Без презервативов! (англ.)] – твердо заявила я. Тогда мне показалось, что, если отказаться от индийских презервативов, дела наладятся.

– Нельзя. – Хуссейн улыбался. – Нет, ну правда. Мне еще, когда я женат был, врач сказал: у тебя очень активная сперма, предохраняйся.

– Так ты был женат?!

– Был. Мы были несчастливы вместе и давно развелись. Иди ко мне.

– Но я так не могу, мне неприятно, тогда секс не сегодня. Tomorrow!

– Why tomorrow?[65 - Завтра! – Почему завтра? (англ.)]

Это был поистине интернациональный диалог. С помощью двух переводчиков – русско-английского и англо-арабского – я объясняла, что не так, потрясая для наглядности школьным учебником, в котором была глава про медицину. В перерывах мы ржали так, что слышал, наверное, весь дом. В конце концов Хуссейн сдался, скорбно покачал головой и пообещал в понедельник лично отвезти меня в hospital. Исполнился ровно месяц, как мы с Белкой прилетели в Индию.

Саня пыталась найти работу и преуспела. Она не скрывала любви к клубной жизни и получила то, что ей по душе: стала выходить в рестораны как party-girl. Компания девушек-россиянок и украинок, молоденьких и хорошеньких, была востребованной. Общаться с ними было и интересно, и престижно, а от девочек не требовалось ничего особенного: сиди себе, пей за счет клуба или мужчин-ухажеров, заказывай самое дорогое из еды, танцуй – то есть то, что Белка и так делала для удовольствия, а в ресторанах за эту «помощь» еще и платили. В итоге заведения делали высокие чеки, мужчины наслаждались вечерами, а девушки оставались сыты и при деньгах – всем выгодно, бизнес цвел. Таких девушек в Гоа была целая компания, работодатели оповещали по WhatsApp, сколько народу требуется на сегодня, – и со всех окрестных деревень съезжались девчонки – условно говоря девчонки, так как возраст варьировался от восемнадцати до сорока. Иногда случались тематические вечеринки, иногда pool party, в целом тусовщицам было интересно и весело, и на жизнь никто не жаловался. Работа появлялась неожиданно, заканчивалась поздно, и Белка, устав каждый раз искать того, кто привезет ее домой, сняла байк. Она въехала во двор Хэппи Резиденс на новенькой синей «ямахе», вызвав приступ восторга у всех арабов двора. Хуссейн и Ахмад дали ей несколько уроков, и Саня начала потихоньку выезжать на гоанские дороги. Свою «Ямаху» она вылизывала, как кошка новорожденного котенка: протирала от пыли, поливала из шланга и ставила под козырек, чтобы не перегрелся.

Мне вождение не давалось: выехав с Азизом в темный пустой переулок потренироваться, я ухитрилась свалиться со скутера в кусты, расцарапать коленку и еле подняла 120-килограммовый байк с земли. Попробовав пару раз, я сдалась – это явно была не моя стезя. Всюду, куда нужно, меня возил Хуссейн. С работой дело тоже шло вяло – я вышла на один день хостес в новый ресторан на Баге, перезнакомилась с официантами и поварами, посовала нос в кастрюли на кухне, разобралась, как платить картами, если нет интерната (в Гоа обрывы электричества – обычное дело), и мне преподнесли неприятный сюрприз: русский хозяин Станислав решил сэкономить и упразднил должность. Мы с Саней отметили это в знаменитом клубе Кубана в тот же вечер, напившись и протанцевав до утра, а на следующий день я стала искать другую подработку. Мне попалась вакансия бармена. На Баге готовился к открытию новый бар, я всегда любила работать с напитками и общаться с гостями и подумала: может, это мой шанс?

Субботним утром я проехала восемь километров на басе, прошла часть пути по берегу, запуталась в рыболовных сетях, испугалась бездомных собак и наконец-то вышла к зданию новехонького отеля, где под зонтиками отдыхала компания – две девушки (одна из них с пирсингом и в дредах), женщина постарше, аккуратно накрашенная и стильная, и пара индусов в деловых костюмах. Напротив них стояли столы, за которыми сидело два десятка парней и девушек – соискателей на позицию. Почти у всех, в отличие от меня, был опыт. Собеседование шло на английском. Я отбивалась довольно бойко, пока один из инвесторов, посмотрев мне прямо в глаза, не спросил в лоб:

– Сколько вам лет?

– Тридцать.

– Простите… – пробормотал индус и опустил глаза, словно услышал нечто постыдное.

В Индии вырастают рано: малыши, едва встав на ноги, перебирают дома крупы, в пять-шесть лет помогают родителям в поле или в магазине, в двадцать женятся. Тридцатилетняя женщина в Индии – мать нескольких детей и управительница дома, увидеть женщину того же возраста соискательницей на барменство – как столкнуться с кем-то несчастным и ущербным.

Нас угостили завтраком, пообещали сообщить ответ, и, выбравшись из отеля, я позвонила Хуссейну. Он примчался, немного поплутав по Баге, и, увидев меня на парковке, бурно замахал руками. Забравшись на запыленное сиденье синей «сузуки», я сразу почувствовала себя лучше – не нужно больше ни продавать себя, ни убеждать никого, что я лучше, чем есть. Хуссейн завращал рулем, и мы поехали в Моджим.