«Кровью, сердцем и умом…». Сергей Есенин: поэт и женщины

– Да, – отвечал Сергей.

– Чего же вы там делаете?

– Читаем, играем…

– Брось ты эту барыню, не пара она тебе, нечего и ходить к ней. Ишь ты, – продолжала она, – нашла с кем играть.

Сергей молчал и каждый день ходил в барский дом». (Есенина Е. А. В Константинове).

«В один прекрасный день Сергей за завтраком объявил матери:

– Я еду сегодня с барыней на Яр.

Яром назывался хутор, стоявший в четырех километрах от Константинова на опушке леса, на берегу Старицы (старого русла Оки), отделяющей луга от леса. Хутор принадлежал наследникам помещика Кулакова.

Мать ничего не ответила на слова сына – она знала, что с Сергеем спорить бесполезно.

Погода стояла прекрасная, день был ясный, солнечный. Но после обеда неожиданно разразилась гроза. Буря ломала деревья, дождь хлестал изо всей силы…

Встревоженная и злая, Татьяна Федоровна ночью несколько раз бегала на барский двор и каждый раз возвращалась все более расстроенная – Лидия Ивановна домой все еще не возвращалась…

Сергей вернулся домой едва ли не под утро и, не говоря ни слова, отправился спать на сеновал.

В семье об этом случае никогда больше не говорили. Но в сердце Есенина та ночь с бурей в качестве романтической декорации осталась, по-видимому, надолго. Примечательно уже то, что через год после любовного приключения Есенин написал стихотворение «Зеленая прическа, девическая грудь», посвятив его Л. И. Кашиной:

Сказал под звон ветвей:
«Прощай, моя голубка,
До новых журавлей…»

(Грибанов Б. Женщины, которые любили Есенина).

«Новые журавли» не заставили себя долго ждать. Нить, связавшая Сергея Есенина и Лидию Ивановну Кашину, не обрывалась. После Октябрьской революции Кашина отдала свое поместье Советской власти и переехала в Москву, где стала работать секретаршей и переводчицей. Там Есенин не только встречался с Кашиной, но одно время даже жил у нее. Об этом свидетельствует письмо поэта Андрею Белому, датированное 1918 годом. В письме Есенин сообщает, что лежит «совсем расслабленный» в постели и указывает свой адрес: «Скатертный переулок, дом 20, Лидии Ивановне Кашиной для С. Е.».

Есть еще одно любопытное свидетельство присутствия Лидии Кашиной в жизни Есенина. Надежда Вольпин, молодая поэтесса, у которой в начале 20-х годов был роман с Есениным, рассказывает в своих воспоминаниях «Свидание с другом», как осенью 1923 года она пришла на свидание с Есениным в кафе «Стойло Пегаса»: «Прихожу, как условились. Останавливаюсь в дверях. Он стоит под самой эстрадой с незнакомой мне женщиной. С вида ей изрядно за тридцать, ближе к сорока. Несомненно, провинциалка. По общему облику – сельская учительница. Тускло-русые волосы приспущены на лоб и уши. Лицо чуть скуластое, волевое. Нос с горбинкой, не восточный, а чисто славянский. «Здесь обошлось, – мелькнуло в уме, – без финской закваски». Рот, пожалуй, средний. Повыше меня, но значительно ниже собеседника. Так что говорит она с ним, несколько вскинув голову. Чем-то крайне недовольна. Слов я издалека не слышу, но тон сердитой отповеди. Почти злобы. На чем-то настаивает. Требует. Есенин с видом спокойной скуки все от себя отстраняет. Уверенно и непреложно. Мне неловко: точно я случайно подглядела сцену между любовниками… Пусть она старше его по виду на все десять лет, я склонна осудить Сергея за обиду, наносимую женщине…

Есенин подает мне знак подождать. Но с гостьей не знакомит. Женщина удалилась, бросив: «Что ж! Я ухожу!» Даже не кивнула на прощанье.

– Кто такая?

– Так, одна… из наших мест.

– Землячка?

– Ну, да.

И у меня вспыхнуло имя: «Лидия Кашина! Та, кому посвящена «Зеленая прическа»…

Многие годы спустя я увидела в одном издании портрет Л. И. Кашиной. На портрете она смотрелась моложе и красивее. Но то же решительное, властное лицо – знакомое лицо «землячки».

Впоследствии я узнала, что как раз об эту пору – в сентябре 1923 года – Кашина появилась в Москве». (Вольпин Н. Д. Свидание с другом // Юность. – 1986. – №10).

Описанная Надеждой Вольпин «ссора между любовниками» вовсе не означала, что Есенин вычеркнул Лидию Ивановну Кашину из своей памяти. В начале 1925 года он пишет поэму «Анна Снегина»:

Приехали.
Дом с мезонином
Немного присел на фасад.
Волнующе пахнет жасмином
Плетневый его палисад…

При посещении родины Есенина гости Константинова неизбежно улавливают в селе невидимое присутствие не только поэта, но и хозяйки «дома с мезонином»:

На родине поэта – тишина.
Тепло с полей восходит к небу паром.
А там, внизу, под жёлтым крутояром,
Бесшумно плещет окская волна.
Здесь всё напоминает о былом:
И улица, и сад, и дом поэта.
В кистях рябины загостилось лето —
Одаривает светом и теплом.
Придерживает низкий небосвод
Крутая крыша дома с мезонином.
И кажется, что в белом платье длинном
Вот-вот хозяйка выйдет из ворот.
Прохожего окликнет:
– Ах, Сергей!
– Неужто вы?
Надолго ль?
– Да, надолго… —
И заструится синий воздух волглый
Над шапкою есенинских кудрей.
Но нет, не воскресить былого сна.
Тех голосов давно уже не слышно.
А звуки посторонние – излишни.
На родине поэта – тишина.
(Александр Потапов. На родине поэта. 1995)

Иванкова Александра Андреевна была представлена помещице Кашиной в 1916 году при вступлении в должность учительницы Константиновской земской школы. Лидия Ивановна приняла ее тепло, обещала свое содействие. Бывшая учительница вспоминала: «И вот по прошествии небольшого времени, не помню, по какому поводу, возможно, это был день святой мученицы Софии, престольный праздник Константиновской церкви, отмечаемый в середине сентября по старому стилю, в школу приходит посыльная от Лидии Ивановны с приглашением меня на вечер в дом Кашиных. У нас, конечно, переполох. Что надеть, как причесаться? Хотя особого выбора у меня не было – жили мы очень небогато. В конечном счете мы с мамой решили, что я оденусь, как на занятия в школу».

Для Александры Андреевны одеться, «как в школу», значило – белоснежная хорошо выглаженная кофточка, отутюженная юбка, начищенные туфли и аккуратная, строгая прическа…

«Мама благословила меня, и я с трепетом переступила порог барского дома. Здесь собралась вся сельская интеллигенция: конечно, священник, учителя, фельдшер, кое-кто из чиновников. Большинство из них мне были знакомы. Лидия Ивановна, приветливо встретив, приободрила меня. Вечер прошел хорошо, и с этого раза я стала частой гостьей в ее доме. Дети Кашиных, сын Юра и дочь (не помню ее имени), учились дома. Приглашенные из города учителя обучали их по индивидуальным программам. Однако время от времени Лидия Ивановна обращалась ко мне с просьбой разрешить детям присутствовать на моих уроках. Я, конечно, с радостью соглашалась. Дети посещали уроки своих сверстников. Они садились за свободную парту, очень внимательно все слушали, с удовольствием читали и писали. Живое общение учеников с учителем и между собой было им в новинку и по-настоящему захватывало их». (Цит. по: Мостинский И. О Сергее Есенине, его родных и близких // Мир Есенина-2005).

Рассказчица была ровесницей Сергея Есенина и с 16-летнего возраста была знакома и с ним. Есенин и сёстры Иванковы, Александра и Юлия, неоднократно встречались в молодёжной компании, которую собирала Капитолина Смирнова – незамужняя дочь константиновского священника отца Иоанна, который был дальним родственником Иванковых. Александра училась в одном классе с Анной Сардановской, тоже своей дальней родственницей. Обе девушки окончили Рязанское епархиальное училище. Александра Андреевна Иванкова (в замужестве Лимонова) преподавала в начальной школе села Константинова с 1916 по 1919 гг., то есть была свидетельницей дореволюционного и послереволюционного периодов константиновской жизни Лидии Ивановны Кашиной.

Лидию Ивановну в селе любили. Она была со всеми добра, приветлива, не раз помогала нуждающимся, особенно в случае болезни. Революция не сказалась на её отношениях с односельчанами. Ни на барский дом, ни на хозяйство Кашиных никто не позарился. Все оставалось по-прежнему, пока глубокой осенью 1918 года в Константиново не приехал карательный отряд. Лидию Ивановну, по-видимому, кто-то предупредил, и она уехала из дома. Каратели стали наводить свои «революционные» порядки. Имение было отобрано. Дети вместе с их няней, экономкой и гувернанткой были выселены из дома. Их посадили на телегу, позволили взять необходимые вещи, дали продукты, корову, лошадь и отправили в Белый хутор, небольшое имение брата Лидии Ивановны. Там он жил с женой и детьми. Однако в этот момент брат тоже счел за благо скрыться от карателей.

Детей Кашиных выселили, а в их комнату в мансарде тут же в приказном порядке поселили учительницу Александру Андреевну с мамой. Вот как она описывает этот тяжелый момент: «Ох, что я там пережила-то, Господи! Вошла я в комнату, где жили дети. Валяются на полу куколки. Девочка перед выселением, видимо, играла, а мальчик читал – на его столе остались раскрытыми книжки. Внизу сразу стали что-то ломать, сколачивать. Захожу туда. На полу валяется большая фотография детей. Я не выдержала, подошла к мужикам и говорю: «Разрешите мне взять эту фотографию. Вам она не нужна, а детишкам память, какими они были маленькими». Мне не возразили: «Возьми!» И я взяла. Там же на полу валялась фотография их деда, Кулакова, но она меня не интересовала. Фотографию же детей я потом переправила в Белый хутор…