– А я поддерживаю Кейси, – отмалчивавшийся Хайер вставил слово, – пусть называют нашу музыку хоть трущобной, хоть ублюдской, а меня – девой Марией, если ему так хочется. Мне как-то по барабану, – Эрл вздрогнул, – новые телочки, ящик пиваса, в конце концов, – он победно взглянул на нас, – и новые струны для Энджи.
Хем обернулся. Отчаяние ли сквозило в глазах, или что-то еще, но он явно не ожидал такого подвоха от Хая. А тот тем временем уже витал где-то в облаках, насвистывая под нос заурядный мотивчик, словно накурился травки. Если судить по довольной улыбке, что периодически появляется на его лице, то он сейчас уже находился в роскошном пентхаузе, потягивая дорогущий виски из граненого бокала и наслаждался ласками в объятьях доброй сотни группис[34 - Группис – поклонница поп- или рок-группы, сопровождающая своих кумиров во время гастролей. Начиная с середины 1960-х годов, употребляется почти исключительно в отношении молодых женщин, активно стремящихся оказывать своим кумирам сексуальные услуги.].
– Ну, в общем да, – подытожил я, пытаясь прекратить весь дальнейший разврат. – Не надо раскачивать лодку. Пусть порадуется немного.
ГЛАВА 6. СИМБИОЗ
Мы вышли из студии, спустившись на лифте с третьего на первый этаж. Не так много времени, но я пытался рассмотреть на лицах друзей все отношение к происходящему. Конечно, я не Нострадамус, или там не Ванга какая-то. Баллов бы мне это точно не прибавило, но я явно смог разглядеть, что даже после всего нашего успеха на студии парней обуяла нерешимость, сомнения поглотили их.
Мы оказались в трех кварталах от студии, когда Хем вдруг нарушил нависшее над нами молчание.
– Ну и как тебе его идея? – он повернулся ко мне.
– Ты о чем? – я сразу и не понял.
– Его идея быть нашим менеджером? – спросил Хем.
– Аааа… – протянул я. Я и сам размышлял об этом всю дорогу.
– Ну да, – я посмотрел на парней, они хором молчали.
– Я скорее доверил бы это Хайеру, – он ухмыльнулся, – а ему, как ты сам знаешь, нельзя даже доверить заказать пиццу. Впрочем, по пицце ты главный.
Я покосился на Хая, ожидая ответного укола с его стороны. Но нет, тот, как будто и не слышал, двигая пальцами, в миллионный раз настраивая свою гитару. Видимо из пентхауза он плавно перешел к мечте о личном самолете. Да еще и о таком, где бы он сам сидел за штурвалом[35 - Намек на Брюса Дикинсона, фронтмена хеви-метал-группы «Iron Maiden». Британский рок-музыкант, писатель, спортсмен, пилот гражданской авиации, теле- и радиоведущий, автор книг и сценарист, продюсер.], а телочки, принарядившись стюардессами, нежно посасывали его достоинство до ближайшей посадки.
– У тебя к нему предубеждение, – уверенно сказал я. – Все просто потому, что ты всех поголовно считаешь таких как Вуду бездарями. И только потому, что за свое унц-унц, так непохожее на твое бам-бам, они незаслуженно получают славу.
– Нет! – резко ответил Хем. – Я подчеркнуто нейтрален и толерантен к представителям любых музыкальных меньшинств. Это все равно, что злиться на радугу[36 - Радуга – символ сексуальных меньшинств.] после дождя. Или плохо относиться к нищим или убогим – занятие недостойное настоящего музыканта, да и в целом, человека. Просто считаю, что не ему рассуждать о нашей музыке.
– Ну, то есть, я так и сказал – предубеждение, – я пожал плечами.
– Просто не хочется начинать карьеру с таким паразитом в команде, – Хем тяжело вздохнул и продолжил уже спокойнее, – это крыса, крыса в коллективе. Крыса первой бежит с корабля, обнаружив течь. Он же явно хочет выехать за счет «Блудного сына» и добиться того, что не смог сделать сам. А потом говорить: «Это я! Я сделал из них звезд. Когда они пришли ко мне, даже гитару не умели держать правильно, но я разглядел в них потенциал, возвел на музыкальный Олимп». Будет трясти из нас деньги, ходить в дорогом костюмчике и периодически пинать, требуя очередной релиз. Хоть сингл, хоть EP, хоть альбом. И не отвяжешься! Состроит жалобную мину и будет говорить, что был с нами с самого начала. Знаю я такую породу людей, исключительные… как-бы так помягче…
– Я тебя услышал, – попытался я успокоить его, прервав его словесный поток, не предвещающий ничего хорошего. Только настроение всем попортит. – Может быть, ты слышал про такую вещь как «симбиоз»?
– Симби… Что?
– Симбиоз[37 - Симбио?з – форма тесных взаимоотношений между организмами разных видов, при которой оба получают для себя пользу друг от друга.].
Хем молчал. Так-то дружище, я в школе не только за девчонками бегал и музыкой жил!
– Надеюсь, что в этой паре больше пользы получим именно мы. «Блудный сын». Джордж Мартин, слыхал? – я взглянул на него.
– Конечно, «Игра престолов», инцест и все такое, сейчас у всех на слуху. А причем здесь это? Ты же не собираешься с ним спать?
– Да нет же, дубина, я о другом, Джордж Мартин[38 - Джордж Мартин – английский музыкальный продюсер, известность которому принесла его работа с группой The Beatles. После распада группы работал с ее отдельными участниками, а также с другими исполнителями такими как Селин Дион и Элтон Джон.] – продюсер «The Beatles». Кто знает, это халиф на час или наш транзитный билет к славе? Кого, спустя много лет, будут помнить только лишь по одному изображению с пластинки, его или нас?
– Музыка нынче стала слишком доступным занятием, – печально покачал головой Хем, – оттого и развелось этих… – он сжал кулак, и промолчал, сдержав жуткое ругательство, впрочем, здесь все свои. – Для них искусство, музыка – всего лишь фасад, ширма, придание себе сакральности и статусности, фарс. При том, чем меньше они из себя представляют, тем больше самомнения.
– Боже, началось… – я страдальчески закатил глаза, ведь дальше меня ожидала крайне поучительная лекция об увядании музыки. И зачем я затеял этот разговор?
Временами на него находило, образование и воспитание давали плоды, и тогда он начинал по-старчески брюзжать о том, что раньше было лучше. И становился именно таким – несусветным брюзгой! Скукота! Даже если и было, сейчас другое время и другие правила. Но все равно Хем нашел бы к чему придраться.
– Раньше занятия музыкой были привилегией лучших и сладким сном для тех, кому повезло меньше, – на колу мочало, начинай сначала, понеслось по-новой. Жалко только, что он хиты не пишет. Но это не для всех, – поэтому раньше на музыкальном поприще были настоящие титаны. Боги! Гении! Моррисон, Меркьюри, Тайлер, Гиллан, Джаггер, Леннон, наконец. Чья музыка чуть ли не сразу стала классикой, а их имена вошли в Зал славы рок-н-рола[39 - Зал славы рок-н-ролла – посвящен наиболее значимым и известным музыкальным деятелям, оказавшим влияние на музыкальную индустрию.]… – он мечтательно вздохнул. – Хотел бы я, чтобы и наше название было среди них, – в какой-то мере, я понимал Хема, ведь я хотел того же самого. Но если бы музыкой занимались только лучшие, не было бы места тем, кто берет от музыки лишь обложку с автографами, зарабатывая на этом в ближайшем ломбарде.
– Так, а я не понял… – подал голос Хай, отвлекшись от невидимых струн. Весь наш разговор он пропустил мимо ушей. И я даже был этому рад. Мне бы пришлось что-то объяснять ему, и я даже уже открыл рот, но он вновь, как очумелый принялся настраивать невидимую гитару. Надо быть поосторожнее с этим типом.
– Так и живем. Каждый лабает, как может. От обилия бездарей у слушателей окончательно испортился вкус. Они слушают лишь то, что модно, совершенно не понимая какие помои употребляют. Назови мне самые успешные рок-группы за последние десять лет?
– Ну… – я поднял голову вверх к звездному небу.
– Вот тебе и «ну», – передразнил он меня, – нет их, нет рок-н-ролла. Он умер. Вернулся к корням и тихо копается в маленькой песочнице, а его заменил, прости меня Господи, рэп. Тупак, вечная ему память, Джей Зи, Канье Уэст, Снуп Догг – и те пошли по проторенной «зеленой тропе»[40 - Зеленая тропа – на сленге обозначает «курить марихуану», официальное название каннабис – психоактивное средство, получаемое из конопли, психоделического типа.]. Я бы и сам был не прочь переметнуться, скажу тебе честно. Там слава, там деньги, да и живых басистов на концертах еще никто не отменял, – Хем усмехнулся, – но я за правду, за настоящее. Я за то, чтобы слушать музыку… – он назидательно поднял вверх указательный палец, – это удел тонких ценителей, тех, кто до сих пор собирает пластинки. Мне становится страшно, Кейси… я боюсь узнать, какая судьба ожидает нашу музыку завтра.
– Можешь не беспокоиться, – в отличие от него, я был абсолютно уверен в нашем будущем, – бездари и спекулянты переведутся нескоро, но «Блудного сына» ждет прекрасное будущее. Я тебе обещаю, друг! – я положил руку на его плечо. Хем лишь тяжело вздохнул, и, понурив голову, полностью погрузился в очередную мрачную апатию.
Следовало признать, из всех нас он наиболее трепетно относился к нашему непростому искусству. Как истинный музыкант, он почитал Музу, которую надо восхвалять и посвящать ей песни, как некие дары. Продавать ее за деньги для него было слишком большим кощунством. Музыка – не та доступная дамочка из квартала красных фонарей, а целомудренная принцесса, и относиться к ней надо соответствующе.
Боже мой, что с тобой сделали родители. Если бы только не моя врожденная тяга к реальному миру, наверное, я бы его не понял никогда.
С Хайером, например, все было гораздо проще. Для него музыка все равно, что звон монет – элементарное уравнение, которое решить под силу любому школьнику. И в гробу он видал весь пафос и высокие идеалы. Не для того родился, и не для того постоянно настраивал свою гитару. Тараканы из его головы так и лезли. Я не видел в жизни еще ни одного человека, который был бы настолько повернут на деньгах и телках. И на своей гитаре, разумеется.
До Эрла обычно не доходило. Я спускал весь пар на эту парочку. В одном меня раздражала зашибленность мозгов, существующая где-то в белом шуме между классикой и современным роком, во втором – его никчемная самовлюбленность. Как мне поделить их между собой? А Эрл, наш мохнатый медведь… Он постоянно пребывал в пространном мире ритмов. Не сомневаюсь, что он был из тех, кто попросту не задумывался о великой цели музыки, что в общем-то его и устраивало. Как и меня, впрочем, его характер.
ГЛАВА 7. ЭТО ЗНАЧИТ «НЕТ»
Следующие дни прошли однообразно и тоскливо. Я засыпал с мечтой о великой мечте, ворочая ногами и просыпался с ней же. Все было скучно. Видимо, выдав все, что могли на студии звукозаписи, мы перегорели и теперь с трудом давили из себя музыку, как ленивцы, жующие эвкалипт – по ноте в час. А когда очередная репетиция свелась к тому, что мы просто молча сидели, взирая друг на друга, я принял решение, что нам надо отдохнуть. Не от музыки, нет. Ее в голове хватало, как того девятибалльного шторма. Отдохнуть, как тем опостывшим любовникам, которых уже не тянет друг к другу. Освежить наши отношения, освежить мысли, и просто праздно побездельничать.
– Возьмем отпуск? – парни кивнули. Нам явно нужна была передышка.
Что делали музыканты в те дни, я не знал.
Что делал я? Складывал самолетики из бумаги, смотрел телек или просто сочинял. Среди мыслей и рифм искал очередной хит. Пытался найти ту проникновенную мелодию, что еще громче зазвучит в головах наших фанатов. Мне было мало того, что я уже сделал. Было мало тех навязчивых мелодий и слов, которые всякий раз доводили до исступления зрителей на каждом концерте. Я рылся в себе, в скрытых закоулках памяти, разыскивая ту славную историю, которую бы мог выдавить рифмами из себя, как рвоту, которой и дела нет после очередной пьяной вечеринки. Она-то приходит без спроса. А вот новая песня – надо еще сильно постараться.
В моем поиске я довел себя до крайности, почти до исступления. Но, как не ковырялся, так и не смог обнаружить хоть что-нибудь, пусть самое простое и посредственное. Неужели я так мало знал о жизни?
Телефон молчал, как проклятый. Сейчас я был бы рад любому случайному звонку. Так, лишь бы перекинуться парой слов. И даже Хемингуэй забыл мой номер, хотя иногда мы созванивались по несколько раз на дню. Время шло, а тишина все больше заполняла пространство вокруг. Как странно, я совершенно не привык к ней. Моя жизнь всегда была наполнена звуками, мелодиями, ритмом увядающего городка за окном. Пускай пройдет еще десять-двадцать лет и все тут иссохнет, и жизнь остановится. Но мое время – сейчас! Всего неделя отшельничества, а я уже спорю и воюю сам с собой, всячески пытаясь отвлечься на музыку, которая сумбуром звучит в голове, не принеся ни одной конкретной ноты.
Так и сидел сиднем взаперти, погрязнув в какофонии мыслей, слов и нот. А однажды, в секунду беспробудного отчаяния даже было попробовал набрать номер мистера Шорта, но тот уверенно не брал трубку, переводя звонки на автоответчик. Каюсь, с ним бы разговаривать точно не решился. Но всячески надеялся, что Лайонел не забыл о своем обещании после нашей записи.
Когда надоело это, я в одиночестве бесцельно шатался по городу только лишь для того, чтобы потратить затянувшееся время. Иногда заглядывая в музыкальный магазинчик, скитался вдоль полок, болтал с продавцом, моим одноклассником, о новинках музыки. И, глядя на виниловые пластинки, думал, что среди них явно не хватает наших, квадратных конвертов «Блудного сына». Мечтал, что среди всей классической глянцевой кутерьмы – «Accept», «Kiss», «Led Zeppelin», «Van Halen» – мелькает и наше имя. Для настоящих, искушенных ценителей. Что-то типа «Лучшее за 10 лет». Впрочем, где «Блудный сын», а где десять лет?! Я бы и рад был, но пока мы работали на время, а не наоборот.
– Пока! – я пожимал ему руку.
– До встречи, – школьный приятель подмигивал мне каждый раз, поднимая вверх большой палец. Ох, братан, я сейчас вообще ни в чем не уверен.
Однажды я забрел в закусочную около бензоколонки на окраине, где наткнулся на знакомых ребят, у которых мы когда-то играли на вечеринке. Помню в лицо, но по именам… Интересно, остались ли вообще в городе компании, у которых мы не играли? Это захолустье, из которого надо скорее бежать, делать ноги, иначе протухнем здесь как все те, другие. Маленькие города не дают ни единого шанса. Впрочем, лгу, шанс на то, что спиться здесь можно быстрее, где чем-либо еще слишком велик. Наш городок никогда не был кузницей величайших музыкальных талантов, и угодило же меня здесь родиться.
Я мечтал совсем о другом: больших городах, блестящих стеклами небоскребах, знакомствах со звездами, которым можно тыкать, опрокидывая в себя очередной бокал виски где-нибудь в самом дорогущем баре на бульваре Сансет[41 - Бульвар Сансет (англ. Sunset Boulevard, дословно «бульвар закатов») – улица в городе Лос-Анджелес, штат Калифорния, США.]. И даже давать им советы. Ведь если ты там, то чего-то да и стоишь. А здесь ты кто? Местная рок-звезда, под которую можно послэмиться, запустить круг, а потом хлопать по спине и говорить, как это было прикольно. И ничего более. Периферия, одним словом.