Грязь. Сборник

Я осмотрел Гумбольта, и мои руки застыли в воздухе. Сложно было поверить, что это происходит с моим другом.

– Куда? – выпалил я.

Мой товарищ закусил губу, посмотрел вперёд и на выдохе ответил:

– На вокзал.

– Там скорые дежурят?

Он кивнул.

Мы взяли и поволокли Гумбольта на вокзал.

– Тучный, падла… – задыхаясь, периодически говорил мой товарищ.

– Ты сказал, моя подруга?..

– Да.

– Она была там?

– Да.

– Что с Ней?

Мой товарищ посмотрел на меня. Остановился. Молчал несколько секунд, смотря в мои глаза.

– Я… не знаю. С ней должен был быть Клык, у него штаб был поблизости. Может он знает. Клык, сука, не вывез Гумбольта.

– Как ты?

– Скоро умру, – на полном серьезе сказал он. – А пока потащили.

Он очень устал. Измотан не только физически. Он уже не был способен выдерживать удары судьбы. По крайней мере, сейчас. Честно говоря, смотря на всё происходящее, я думал, что его уже не было. Поэтому его слова о смерти я воспринял серьезно. Всё это время он медленно умирал, а эта ночь предоставляет ему уйму шансов для того, чтобы прервать страдания.

Здание вокзала оцепили жандармы и пропускали только по наличию ж/д билетов. Но с каждой минутой площадь перед вокзалом всё больше наполнялась людьми, бегущими из центра. Гонимые плотными стенами щитов и тяжелой техникой, «мятежники» смяли оцепление жандармов, опрокинув их на землю и пойдя по головам. Толпа хлынула в вестибюль. Оттуда было несколько путей. Большинство сразу же сбегали через боковые входы, выводящие на улицы за кордонами правоохранителей, кто-то спускался в сеть подземных переходов, а кто-то бежал через перроны к выходу в дальней части вокзала. Скорые дежурили там же. Мы подхватили Гумбольта и как можно быстрее стали проходить через перрон. Один из бегущих влетел в моего товарища. Оба упали. Бегущий быстро встал и продолжил путь. Мой товарищ попытался его пнуть, но не успел, бегун был слишком быстр.

– Сука… – чуть не плача от бессилия, крикнул мой товарищ, и медленно встал. Быстро он уже не мог.

– Давай, взяли, – он наклонился к лежащему на перроне Гумбольту и застыл: кто-то звал его по имени. И он сразу же понял, кто.

Это был женский голос со стороны поезда, стоявшего слева от нас. Проводники и жандармы с кулаками отгоняли безбилетников от вагонов, которые вот-вот должны были отправиться в путь. Между этими «защитниками вагонов» стояла она. Сирень. Всё те же фиолетовые волосы. Будто призрак из прошлого. У меня внутри всё упало.

Мой товарищ медленно повернулся к ней. Её глаза расширились от ужаса – рана на его лице выглядела впечатляюще. Они замерли, смотря друг на друга. Весь хаос вокруг стих для них. Они ведь любили друг друга, а потом разбили сердца друг другу. Вот только для моего товарища это было почти на грани смерти.

А они всё стояли. Буря рвала его душу на части. А она… Слезы покатились по её лицу, слезы о времени, что они упустили. Она протянула ему руку, зовя с собой. Я замер. Его скулы и руки дрожали. Он посмотрел на меня. Слёзы стояли в его уставших глазах.

«Нет, нет… Нет…Нет…» – думал я про себя. И не мог ничего сказать. Онемевшее тело не слушалось меня. Он повернулся к Сирени и пошёл к ней, побежал, полетел… А я лишь провожал его взглядом. Жандармы не пускали его, но Сирень сунула им несколько банкнот, и они вдвоём скрылись в вагоне.

Через минуту двинулся поезд. И уехал. Он уехал. Эхом звучали его слова, сказанные этой ночью: «На что мы пойдем ради собственного счастья»?»

Я взял себя в руки и потащил Гумбольта. Я не мог потерять и его.

…Он прислонился спиной к стене вагона и опустился на пол тамбура. Вагон трясло, колеса бешено стучали по рельсам. Сирень обняла его, опустившись рядом на колени. Его кровь испачкала ей половину лица. Он обнял её, а потом дрожащими губами сказал:

– Это всё…

Губы беззвучно продолжали шевелиться, он отпустил Сирень и схватился за голову. Она отстранилась, со слезами смотря на него. А он… заплакал. Его тело вздрагивало от громких всхлипов. Она попыталась успокоить его ласковым голосом, положив руку на его плечо. Что-то говорила про прошлое, про будущее и всё это в лучах солнца счастья. Но он не слушал. Сейчас он чувствовал себя сами собой. Оттого и плакал.

Всё это было одним большим кладбищем.

Я шёл по улицам города. Эта долгая ночь до сих пор не закончилась. Шум недавних трагедий уже стих. Периодически проезжали кареты скорой помощи и машины силовиков, по городу ходили отряды жандармов. Старался не попадаться им на глаза. Дождь ненадолго перестал лить, но я и так уже промок до нитки. Я был зол и подавлен. Мысль о том, что Гумбольт мог умереть на моих руках, порождало желание своими руками придушить моего товарища. Но обошлось. Гумбольта увезли в больницу. Я сделал всё, что мог – мой друг будет жить.

Повернув за угол здания, я споткнулся о лежащего на тротуаре человека и чуть не упал.

– Он… Он… – рядом с телом, опершись на стену сидел молодой парень в шортах и куртке на голое тело. – Он… Он… Умер… Умер…

Он был весь мокрый от пота, руки симметрично дёргались вверх-вниз, он смотрел на лежащего человека, а потом перевел взгляд на меня. Возбуждение и восторг. Крохотные зрачки его глаз словно иглы проткнули моё сердце: страх.

– Он… Он… Умер… Он сейчас в аду…. В аду… В аду…

Он был явно не в себе. Разбираться с наркоманом и его другом, который, возможно, действительно умер, в мои планы не входило. Я встал и быстро пошёл прочь от них.

– В аду… Он… В аду…

Вспомнил про Неё. Где Она? Решил прогуляться в окрестностях, прежде чем вернуться на квартиру. На пути попадались несколько раз недвижимые тела. Страшно. Я боялся представить, что творилось на площади. Звери.

– Нет, нет… Нет…Нет…

Она лежала в луже и не двигалась, закрыв глаза. Я подбежал и нагнулся над Ней. Её распущенные огненные волосы пахли лавандой. Я дотронулся до них рукой. Такие мягкие. И теплые. Я оторвал руку от Ее головы и посмотрел на нее – пальцы были в крови. Я посмотрел на Её спокойное расслабленное лицо, потом на тонкую беззащитную шею. Пальцы тронули ее щеку, оставляя кровавый след. Её тело всегда было горячим. Сейчас же было холодным, как дождь. Холод. Дотронешься до Неё – не проснется, только… Что-то взорвалось в моей груди, а руки стали мокрыми от пота. Она была мертва. В тот момент я не знал ничего.

– Ханна, ты не девочка, а просто персик, – прошептал я.

Что же ты тут делала? Совсем недавно она дарила мне свою страсть и тепло, дарила себя, а теперь… Я крепко сжал ее плечо, одетое в кожаную куртку, и прошептал, склонившись над ней, как молитву, слова песни группы, в майке которой она была до сих пор:

Fear of the dark, fear of the dark,

I have a constant fear that something's always near.

Fear of the dark, fear of the dark,

I have a phobia that someone's always there…[31 - Страх темноты, страх темноты,Мой вечный страх того, что что-то позади.Страх темноты, страх темноты,Мой страх того, что кто-то смотрит из ночи…(Из песни группы Iron Maiden «Fear of the Dark»).]

Я держал Её на руках под дождем, холодную и недвижимую, а моё сжавшееся от боли сердце заставило моё тело дрожать.

– Как же так, как же так…

Я обнимал Её, и мои слезы стекали по щекам и капали на Её белое лицо.