Дневник провинции

Поднялся от звонкого будильника. Умывшись и не позавтракав, взвалив большую сумку на плечо, спешно вышел из квартиры.

Лёгкой трусцой сбежал по ступенькам и остановился на крыльце подъезда под козырьком, сбросив свой «сидр» на бетон, – решил немного задержаться перед дорожкой, как будто собирался уезжать далеко и надолго.

В такие моменты люди обычно достают пачку сигарет из кармана, щёлкнув зажигалкой либо чиркнув спичкой, не спеша закуривают, наклоняясь и прикрывая огонь руками от ветра. Но я не дымил никогда, потому решил просто понаблюдать за суетой спешащих на работу людей: всё равно, до автобуса времени оставалось «вагон и маленькая тележка».

На улице оказалась утренняя, весенняя прохлада, дул свежий ветер поднимая с земли мелкий полиэтиленовый мусор, и раскачивая стволы почти полностью позеленевших акаций. В воздухе пахло сыростью и прошлогодней, вперемешку с новой, зеленеющей травой и листьями, выделяя особенно характерный для весны аромат; небо, сплошь затянутое тучами, говорило о скором начале сильного и продолжительного дождя.

– Несахарный, не растаю, – напел себе вслух, поняв, что ливень сегодня ударит холодный и сильный, попасть под который в пути до дачного домика я имел огромные шансы.

Грустно вздохнув и вскинув тяжёлую сумку обратно на плечо, побрёл в сторону автовокзала. Рядом с ним находился продуктовый магазин, в котором я купил банку сгущёнки, бутылку минеральной воды и килограмма два сосисок.

После, ещё около пятнадцати минут стоял в ожидании общественного, транспортного средства. Когда, наконец, красный автобус, прозванный в народе не иначе как «Скотовозка» приехал, отбросив манеры приличия и пионерского «джентльменства», я первым забежал в его открывшиеся двери, проскочив мимо возмущённых старушек, которых в апреле, собралось особенно много, причём на любом рейсе: решишь поехать ты в шесть утра или в восемь вечера, столпотворения не избежать.

Я выбрал себе одиночное место слева у окна, сразу за перегородкой водителя и прислонил голову к стеклу, мол, если что, – «Не трогайте меня, я сплю».

Ехать в трусящемся и гремящим всеми своими деталями автобусе мне выпало чести порядка сорока минут. Выбравшись на нужной остановке, с облегчением наполнил лёгкие свежим воздухом.

Отхлебнув пару глотков минералки, пришёл к выводу, что идти к дачному участку нужно быстрее: «губатый» подул ещё сильнее, а тучи на небе стали абсолютно тёмно-синего цвета. Вот-вот должен начаться ливень. К счастью, пока всё оставалось сухо.

Путь от автобусной остановки до домика составлял ровно пятнадцать минут, если двигаться быстрым шагом, – что с тяжёлой сумкой не так-то просто; ещё мой «ТТ» всё время норовил то выскочить из-за пояса, то, наоборот, проскользнуть глубже в штаны. Видимо, сзади идущие люди заметили торчащий из-под моей весенней куртки пистолет, отчего, нарочно отстали от меня, предпочитая держаться на расстоянии, – «Ну и правильно! Не нервируйте лучше своей громкой и пустой болтовнёй, в автобусе наслушался! Чего я только плеер и наушники с собой не взял?»

Дождь всё-таки застал меня по пути, но до моей калитки оставалось метров сто-двести, потому сколь-либо серьёзно промокнуть я не успел.

Не без труда я пробирался от калитки к входной двери: появилось полно прошлогодних зарослей, причём огромных, – выше моей головы.

Поднявшись на крыльцо, я отыскал спрятанный от замка ключ и оторвав от дверной ручки прицепившийся к ней высохший виноградный узелок с веткой, повернул его два раза в скважине, затем сильно толкнул плечом дверь вперёд: её давно не открывали, она разбухла от влаги и поддавалась с трудом.

Дача с порога встретила меня спёртым воздухом и сильным запахом сырости; обильным количеством свисающей по всему потолку густой паутиной и пылью. – «Сразу видно, давно сюда никого живого не захаживало. Всё некогда мне, – дела да дела».

Прошёл в первую комнату, которая выполняла роль кухни. Здесь же сложена маленькая печь, стоял холодильник и большой стол, внутри которого помещены различные ножи, ложки, вилки, чашки, кружки; на полу, под ковриком находился спуск в подвал, оборудованный отцом (уже покойным на тот момент) в подобие бомбоубежища, – слой железобетона над подвалом составлял больше метра).

Щёлкнул по электрическому выключателю сперва в одной комнате, затем в другой: свет так и не загорелся, – ясно, электричество отключено. – «Не беда, обойдусь без него, мне привычно, не зря же свечи с керосином тащил на своём горбу, эмм, плече».

По телу резко пробежала дрожь, – кажется, внутри домика заметно холоднее, чем снаружи. Посмотрев на комнатный градусник, понял, что так оно и есть: красная полоска ртути не доходила до нуля по шкале. Решил немедленно это исправить и первым делом, не переодеваясь и не вытаскивая из сумки привезённые вещи, взял топор и отправился в сарай за дровами.

Сперва насобирал различных мелких и сухих щепок, картона с фанерой; расколол несколько пиленных чурбанов груши и потащил это всё охапкой в дом, едва видя перед собой дорогу. – «Сначала растоплю печь, немного согреюсь, далее ещё нарублю дровишек, побольше и посерьёзнее».

Накидав в топку стопку смятых газетных листов и придавив их хворостом, поджёг бумагу. Сначала огонь разошёлся сильно, потрескивая и извергая искры мне в лицо сквозь открытую дверцу топки, – «Хорошо горит», – подумал я и заслонил хайло, но не тут-то было! Дым начал валить со всевозможных щелей и через несколько секунд в комнате едва ли что стало возможно рассмотреть: глаза резало, у меня вырвался кашель, – пришлось выбегать на улицу.

Естественно: на даче я не появлялся приличное время, печью не занимался, не чистил её и плюс ко всему, – она давно не топилась. Нахватала влаги в стенки своих закоптелых ходов, образовался конденсат и наверняка внутри её скопилось обильное количество паутины, возможно, прочего мусора, вот и принялась дымить, как паровоз.

Решил не терять понапрасну времени и стал колоть огромные деревянные чурбаны, которые некогда являлись полноценным дубом.

Я всегда любил рубить дрова: получал от этого большое удовольствие и увлёкшись, мог не заметить, как пролетит несколько часов. Но в этот раз мне мешал мерзкий, крупный и очень холодный, весенний дождь; каждая его капля, которая попадала за шиворот, заставляла невольно съёживаться в комок, как котёнок; словно било током, – такое противное ощущение, знаете ли…

Наконец, когда яркий огонь в печи всё-таки выполнил своё дело, прогрев слегка кирпичные стенки ходов и дым в доме малость рассеялся, я вернулся внутрь, где при помощи полотенца, работая им, как вентилятором «выгнал» в открытую дверь остатки гари.

Занёс внутрь недавно мной наколотые и успевшие промокнуть под сильным дождём дрова, сложил их на печи, чтобы быстрее подсыхали, – всё! Теперь можно заняться разгрузкой вещей, переодеванием.

Закинув в топку ещё несколько головешек, решил пройтись по дому: осмотреться, вспомнить хоть, где что лежит и как выглядит! Что у меня есть здесь и, возможно, чего ещё нужно привезти потом, – на всякий случай.

В помещении имелось всего три комнаты, включая первую, которая считалась кухней, прихожей и верандой одновременно; по размерам они были небольшими, зато тёплыми (при условии прогревания печи в холодное время года, разумеется) очень уютными. Ветер не продувал толстые кирпичные стены; ремонт оставался ещё с советских времён, но со вкусом и такой, как бы сказать… очень тёплый, душевный, – родной, что ли?

Раздражали меня несколько пунктов. Первый, – это сырость; второй, – холод (люблю тепло); третий, – меня всюду встречала эта проклятая паутина, словно я находился не у себя по даче, а в каком-то старом, заброшенном склепе.

Тщательно осмотрел все полки в шкафу; раскрыл дверцы столиков, тумбочек. Забыв про то, что нет света, пытался безуспешно включить ламповый телевизор; заглянул под кровати, а их было пять: по две сеточной в каждой из спальных комнат, и одна в кухне – на том и успокоился.

Когда взглянул на себя в зеркало на дверце шкафа, слегка отшатнулся: голова моя напоминала какой-то факел: стоит чиркнуть спичкой, и эта причёска засветит лучше, чем фонарь в моей руке! Настолько много собрал я своей «кабиной» паутины.

Разозлившись, я принялся с помощью веника смахивать «художества» пауков из всех углов, стен и потолка. После этого вернулся в кухню (веранду и прихожую), протёр влажной тряпочкой стол и немного промёл пол; начал выкладывать наружу содержимое сумки, приоритетно продукты. Свежий воздух, лёгкая физическая нагрузка дали о себе знать: жутко хотелось есть и на этом всём моя дачная уборка закончилась, – лень продолжать.

После трапезы стало впору принять «на грудь». Не пьянства ради, а пользы для, точнее, – психологического здоровья, набираться я не собирался, а чутка выпить нужно, следовательно, водка, кроме которой я с собой ничего не привёз для этих дел: не годилась. Взяв фонарик в зубы, я спустился под массивный железобетонный пол в подвал.

Вынес оттуда трёхлитровую посудину домашнего, креплёного, виноградного вина; снял при помощи открывалки из стола с банки железную крышку и налил её содержимое себе в алюминиевую кружку. Взболтав и вдохнув аромат отличного, выдержанного по всем правилам этого напитка, – отпил, зажевав кусочком шоколадки, лежавшей в кармане. На вкус оно, оказалось весьма хорошее: внутри моего организма сразу приятно запекло.

Дверь из кухни в соседние комнаты я плотно закрыл, чтобы в ней быстрее потеплело, когда температура поднимется градусов до двадцати, тогда открою их, начну прогревать первую спальню, затем вторую и, таким образом, постепенно, но надёжно, протоплю весь дачный домик и его толстые, кирпичные стены.

Наконец-то! Мне удалось по-настоящему расслабиться! В печи потрескивали дрова, при этом издавая приятный для моего слуха звук, а для обоняния запах; по металлической кровле крыши веранды и по стеклу окна били капли сильного дождя, скорее даже настоящего ливня! Сквозь журчание стекающей по водостокам к фундаменту воды хорошо слышен завывающий над степью ветер; откуда-то издалека доносился лай бродячих (или приручённых) собак и, к счастью, случилось то, чего мне не хватало больше всего, – раздался звонкий и продолжительный раскат грома! Молния сверкнула так, что в моей комнатке, освещённой лишь одной заправленной недавно мной керосинкой (хоть и день был, но темновато слишком из-за осадков и маленьких окон) стало на мгновение ослепительно ярко.

Всегда любил дождь, грозу и ветер; когда находился там, на даче: я в тепле, кругом «дикая» природа; в руке кружечка с хорошим вином, на столе не плохая, по крайней мере, для меня, да по тем временам закуска; в комнатке теперь достаточно тепло, – я даже снял свитер и продолжил «релаксировать» в майке и штанах.

Нервное напряжение, казалось, прямо сваливалось с меня всем своим тяжёлым грузом, – я это чувствовал так, что немного резало в глазах, – «Сейчас бы ещё массаж, и вообще, просто супер!» – Размечтался я.

На часах пробило около четырёх часов вечера. Я по-прежнему сидел, слушая лучшую для меня в мире звуковую атмосферу и заодно наблюдал, как идёт за окном ливень; пил вино и вспоминал детство, лишь изредка отрываясь от такого «важного дела» на то, чтобы подкинуть в топку партию дров.

Тучи и дождь на улице оказались настолько серьёзными, что мне через окно почти не было видно соседнего брошенного дачного участка, – поэтому я зажёг ещё две восковые свечи, установив их на столе.

Не помню, что именно я делал или о чём размышлял в момент, когда вдруг случилось нечто не совсем обычное для той ситуации.

Снаружи кто-то постучал в мою дверь. – «Или мне только показалось?» – Нет, стук повторился. Я насторожился, кто бы это мог быть? – «Хорошо, что закрылся на щеколду, привычка такая важная от отца осталась; верный „ТТ“ со мной… пальнуть может через дверь? А вдруг там дед?!» – Снова стук: на этот раз сильнее. – «Тот, кто стоял на пороге, уверен, что я здесь. Конечно, дым же из печной трубы наверняка идёт». – Нежданный гость начал нетерпеливо барабанить, что ж, – «Я не трус, надо открывать». – Положив правую руку за поясом на рукоятку пистолета, готовый выхватить его в любую секунду, я резко открыл дверь.

Здесь меня охватило невероятное удивление! Там на пороге, оказалась Света, – первая любовь, та самая, бывшая девушка, которая не дождалась меня из армии. Она стояла, промокшая насквозь до нитки и дрожала как осиновый лист или как мой дед через неделю после пенсии.

– Ты откуда?! Ты как, вообще, здесь? Зачем? Какого чёрта?! – От удивления я стал бросать обрывки фраз и матерных ругательств.

– Может, сначала впустишь? – Дрожащими и посиневшими от холода губами произнесла она.

Сам не понимая, что делаю, повиновавшись её просьбе, я подвинулся в дверях, пропуская Свету внутрь домика.

– Как у тебя тепло! Серёж, дай полотенце хоть какое-нибудь сюда, пожалуйста. – Попросила она прерывающимися словами, подходя поближе к печке.

Светлана была девушкой, как сама о себе она говорила, – миниатюрой. Рост около 155 – 157 см, вес меньше мешка с цементом; фигура статная, такая пышногрудая, ножки красивые (не кривые). Лицо её, меня когда-то сильно привлекало: карие глаза, «пухлые» губы как у Анджелины Джоли, стрижка каштановых волос под каре, веки немного сужались по уголкам, напоминая отдалённо «монголку».

Сейчас я стоял и смотрел на неё, насквозь промокшую, дрожащую от холода, едва ли не обнимающая печку и в моей голове словно всплывали картинки… кинофрагменты из прошлого, того, 92 – го года, когда я вернулся из армии и на «крыльях любви» летел к ней навстречу, не побывав толком дома, только успев снять с себя парадную форму и одеться по гражданке.

А случилось всё по стандарту, – «штампом». Вошёл я к Светке во двор многоэтажек, на улице темнело, как до моего уха от одного из подъездов донёсся очень знакомый и некогда дорогой для сердца смех. Хохотом заливалась именно моя возлюбленная.

Я подошёл, а она с каким-то парнем облизывается. У меня просто шок! Не хотелось верить своим глазам! Думал, что сплю. Дальше, слово за словом, пользуясь моим шоковым состоянием её «кавалер» прописал мне разок в лицо, так что я упал, – скорее от неожиданности, чем от силы удара. Медленно поднялся и молча, в ответку, послал ему двойку: печень – челюсть. Вырубил начисто… хорошо, тогда упал он в глубокий снег (декабрь был), а не на жёсткий асфальт.