Запретная страсть

Пытаюсь заснуть под приглушенное чмоканье, всхлипы и шуршание одежды – ребята не считают нужным вести себя тише. Кажется, процесс их не на шутку увлекает. В результате, когда взъерошенная Лерка снова влетает в комнату, я уже убедительно делаю вид, что сплю.

Так я постепенно скатываюсь в дрему, но, может, пробужденные этими воспоминаниями или тяжелыми мыслями о прошлой ночи, сны меня посещают совсем не успокаивающие.

Глава 12

Недавнее и двухмесячной давности прошлое сталкивается, накладывается друг на друга, перемешивается.

Ощущаю прикосновение сразу двух пар рук, двойное прикосновение губ опаляет кожу, в животе прокатывается жаркая волна.

Пока одни губы впиваются в мой рот, жадно, напористо, глубоко. Так, что практически не могу дышать. Вторые – щекотной дорожкой спускаются по животу. Ниже, еще ниже. Горячая волна достигает груди. Мне жарко. Просто невыносимо. Хочется сбежать, но тело отяжелело. Не могу двинуть ни рукой, ни ногой, чтобы хоть как-то помешать наглому исследованию.

Вздрагиваю, когда ощущаю жаркое прикосновение между ног. Кто-то из двоих меня целует, я не вижу, но уверена, что это вчерашний незнакомец из бара. Да, незнакомец, я совершенно уверена, что он назвал не свое имя, так что по-прежнему не знаю, как его зовут.

Ноги дергаются в неосознанном порыве сомкнуться и прекратить пронзающие удовольствием поцелуи или раскрыться, податься им навстречу, чтобы полнее испытать недавно познанную ласку.

Второй – уверена, это горе-лектор, который забыл обо мне в реальной жизни, но пришел в горячечной полудреме – оставляет в покое мой рот, спускается к почему-то голой груди.

Обводит горячий круг вокруг соска. Он сразу же напрягается, затвердевает, как и второй, зажатый между средним и указательным пальцами. Грудь тяжелеет, становится очень чувствительной и отзывается пронзительными разрядами на любое прикосновение.

Выгибаюсь, чтобы полнее ощутить влажный жар вобравшего грудь рта, острое удовольствие от играющего с соском языка, а второй в это время бесчинствует между моих безвольно разведенных ног.

Кружит вокруг клитора, гладит едва ощутимыми прикосновениями, потом неожиданно надавливает. Быстрее, ярче, острее.

Под веками вспыхивают разноцветные искры, в ушах шумит, сердце, кажется, вот—вот вырвется из груди.

Язык соскальзывает ниже, проникает внутрь. Я ощущаю его гладкость, гибкость, мягкий напор, которому хочется подчиняться, податься вперед, чтобы продлить томное удовольствие.

В груди клокочет вскрик. Он уже готов сорваться с губ, когда в рот проникают пальцы. Я втягиваю их жадно, скольжу языком, очерчивая длинные фаланги, и распаляю себя еще сильнее.

Мне жарко. Безумно жарко. Хочется всего и сразу. Поцелуев, проникновений, прикосновений губ ко всему телу.

Горит уже не только в груди. Пылают щеки, уши. В животе, совсем рядом с тем местом, где хозяйничает бесцеремонный язык, словно скручивается тугая пружина. До боли, до слез.

Хочется стиснуть зубы, но пальцы двигаются, дразнят, и я с жадностью их принимаю.

Язык выскальзывает из меня. Хочется стонать от разочарования, но он возвращается к клитору и снова начинает кружить. Дразнит короткими прикосновениями, распаляет длинными горячими росчерками, еще туже закручивает пружину настойчивым давлением, пока ослепительная вспышка не прошивает с ног до головы.

Меня перетряхивает.

Вздрагиваю и распахиваю глаза.

Соседи подозрительно косятся, а я чувствую, как пылают щеки.

Вот это поспала, так поспала. Надеюсь, что хоть не стонала и не устроила попутчикам эротического аудиоспектакля.

Встряхиваю головой, чтобы прикрыть волосами пылающие щеки. Смотрю в окно.

Вокзал. Перрон.

Глава 13

В толпе встречающих мимо окна мелькнули пепельно-белые волосы и алый жакет – маму можно узнать везде.

Как всегда, только поезд останавливается, все сломя голову бегут к выходу, не считая нужным дождаться, когда проводница откроет дверь, но на меня все же подозрительно косятся. Что я такого делала во время своего развратного сна? И ведь не спросишь. Одно хорошо – больше ни с кем из них встречаться не придется.

Тюки и баулы едва не падают на голову, сумки и чемоданы ставят прямо на ноги. Ну не люди, а стадо бизонов какое-то.

Выжидаю, когда, снося все на своем пути, соседи освободят купе, и только после этого вытаскиваю свой чемодан.

Не успеваю распрямиться, в купе появляется шкафоподобный амбал, примерно два на два метра.

Еще этого не хватает. Поездные маньяки. Только их после моего сна и не хватало.

– Вы кто? – отшатываюсь к окну.

Ни слова ни говоря, шкафоподобное существо приближается и пытается отобрать у меня чемодан.

Еще чего!

У меня там платье, купленное специально для свадьбы. Кучу денег стоит. И на него всего равно не налезет.

– Выметайся, или позову на помощь, – взвизгиваю и мертвой хваткой вцепляюсь в ручку чемодана, но упертый шкаф не отпускает и тянет на себя.

– Игорек! Ты уже здесь?! – из-под локтя бугая высовывается блондинистая голова мамы. – Лялечка, что ты вцепилась в этот несчастный чемодан? Отдай его Игорьку и пойдем скорее. Мне не терпится посмотреть на твое лицо.

Значит, действия шкафа санкционированы. Что же, хорошо, не придется самой тащить багаж по узкому коридору.

Отпускаю ручку, и немногословный Игорек молча выходит из купе. Может, он немой?

Не успеваю сделать и шага, мама виснет у меня на шее.

– Лялечка, как же я по тебе соскучилась.

Верится с трудом.

Ни на минуту не выпуская мой локоть, мама неумолимо тащит меня на улицу. На перроне терпеливо дожидается Игорек и предупредительно подает руку, когда мы едва не вываливаемся из вагона.

– Ты будешь в восторге, когда познакомишься с Виктором и увидишь его дом.

Голос мамы едва прорывается сквозь вокзальный гомон.

– Виктором? – не понимаю я. – А разве не Игорек? – киваю на необъятную спину.

– Ты что?! – хмыкает мама. – Конечно, нет. Викто-о-ор, – мечтательно тянет она. – Это Виктор.

Глава 14

Очень информативно.