– Они б и сейчас служили, не разгони их… Эти все в рай рвутся попасть!.. Небостремительные… Ма! Вы ж не девчушечка. Совсем устарились. Не обязательно туда скакать молиться. Молиться можно и дома.
Мама засерчала:
– Молиться надо без смеха. Один дедушка говорил: и делай людям добро, чтоб в сутки два спасиба заработать. А когда злишься – сам себя грабишь. Делаешь людям зло и себе сделаешь зло.
– Верно… Не сердитесь. Лучше расскажите, как там всё было?
– Годовой праздник… Сначала молитву читали. А потомушко кругом церкви яблоки по траве все на полотенцах разложили… Несут три иконы… Певчие и батюшка… Дядько несёт воду. Батюшка макает кропило и брызгае по яблокам. И всё.
Григорий:
– И затем каждый хватает свои яблоки и убегает!
Мама укорно смотрит на него:
– И чего ж убегать со своим?.. Голодняком не сидели. За обед буханку хлеба разделали… Помидоряку разломишь – как сахарём посыпанный. Блестит!
– А добирались назад как?
– По-царски! Вышли из церкви – антобус с дымком к нам бежит. Старается! Стал возле нас. А большой! Служебный. Прямо под нас, под бабок, подогнали антобус! Сначала не хотел нас брать. Разбежался ехать в другой край. А мы… Денежки на карман… Куда хочешь заедешь! Никакой ревизёр не остановит! Нас пятьдесят душ. Кидаем по рублю и он…
Мама запнулась. Я подторопил её:
– А он что?
– Да ну тебя! Ты щэ в газету наляпаешь!
– Разве хоть раз я писал про Вас?
– И дядько сказав: залазьте, дорогие снегурушки! И наши шкабердюги полезли. Гарный дядько… Это под его распоряжением був антобус.
Гриша стукнул в ладоши:
– Во что интересно, как зарабатывают состояние! Автобус служебный! Вёз тех, кто был на службе. Идейно!
Мама просветлённо улыбнулась:
– А людей полно-вполно. Раньче жались по уголочкам. А тут… Как водой налито! И детей многие крестили.
– Ма! А я крещёный? – спросил я.
– Да.
– А кто мой крёстный отец?
– Да ну там… В Грузинии… Не пойдёшь искать. Я и не помню кто…
18 августа 1984
– Ур-ра! Наш папка задушился!
– Что это водку не прекратять продавать?! – гневится мама. – Или мир стоит на водке? Зинка Давыдова, соседка, ругала своего мужика. Этот Мишка по-страшнючему её отоваривал. Всем бита, и об печь бита, только печью не бита. С пьянюгою жить – синяки растить! Плечо ей разбандерил. Год болело! Однажды он пьяный упал, как петух, на порог. Как кто его положил. Голова хорошо лежит. Хорошо б её отрубить! Глянула слезокапая Зиночка – дочка Наташка делала уроки. Затряслась. «Жалко ребёнка. Калекою сделаю». И бросила топор… А через три дома мужик тоже издевался над жинкой. Раз лёг он пьяный спать. Подлетела к койке жена с топором на весу: «Закрывай глаза. Я тебе голову отрубаю!» – «Что ты! Что ты, божья моя радость! Я пить больше не буду! Не буду! Не буду!.. Только брось топор! Брось, роднушечка-золотушечка, топор!» Жена и отступись. Спал он, спутанный верёвками. Это она его упеленала, шоб среди ночи не кинулся умывать.[229 - Умывать – бить.] А утром входит к нему в комнатку – он мертвыш. Разрыв сердца! Четырёх лет хлопчишка ихний выскочил во двор и в полном счастье закричал:
«Ур-ра!.. Наш папка задушился!»
19 августа 1984
Любовь – королевский пожар
«Что наша жизнь? Да вечный бой
С лукавым полом слабым!»
– Поздно, хлопцы, сёдни я встала. Как та невестка: «Та шо оно, мамо, як я ни встану, увсегда рушник мокрый та мокрый?» – «Треба, доцё, вставать ранесенько, и рушник повсегдашно сухый будэ!» Так и я долежалась… Все уже поумывались…
Из кружки она набирает воды в рот.
Изо рта поливает на руки. Умывается над ведром.
– Ма! А куда отбыл дом напротив нас за посадкой? – спросил я. – Его ж в прошлом августе уже достраивали…
– Любовь спалила! И дня не жили люди. Тилько дорубывали… А чердак вжэ був готовый. И сын, жеребяка лет тридцати пяти, таскал на чердак одну хвиёну. Потом прилюбил другую. Стал водить эту. Первая ночью залезла… Думала, он там со второй, и облила чердак керосином. Зажгла и слезла. А вторая и он уже управились по-стахановски раньче. Раньче и слезли. Дом сгорел. Ну кто ж теперь будэ спорить, что любовь не пожар?
21 августа 1984
Посмотреть бы на новую Криушу
Едем с Галей из Воронежа в Нижнедевицк.
Посреди пути тормознула наш автобус кучка голосующих.
– Вы далече едете? – на подбеге шумят водителю.
– Мы-то далече. А вам кудашки надо?
– В Нижнядявицк!
– Так бы сразу и пели. Садитесь!
Вечером на петуха пришёл старший брат Дмитрий со своим выводком. С женой и двумя дочками.
Приняв на грудь, Дмитрий повеселел и зажаловался:
– Была премия… Всем дали. А мне, начальнику, – тюти… Шиш! Дяректор пока я на маслозаводе. А сам себе не выпишешь. Тот-то. Что запоют низы?.. Замудохался я с этим заводом… Жизнёха закрутилась – кругом разруха в головах и сортирах… Слыхали? На родине Горбатого-угря разметают дороги. Наводят марафет.
– Та хай наводять! – великодушно разрешает мама. – Чище будуть.
Дмитрий с ухмелкой махнул рукой:
– Пусть отъезжает та премия подальше… А мы…