Мама поела сырников. Похвалила.
Ест арбуз и говорит:
– Без Бога и до порога не дойдёшь. Кто даёт дождь? Пшеница стоит сухая. Пропадает.
– Чего ж он не даст дождя? – усмехнулась Галина.
– А того, что пятеро молятся, а пять тысяч хулят!
– Вы его видели?
– Его и ангелы не видели. А вы хотите видеть. Ты, Галя, женщина. А доказываешь хуже мужчины. Я думала, ты за мою руку. А ты против?
– В чём выражается помощь Вам Бога?
– В здоровье. Мне восьмой десяток. А я хожу. А есть в тридцать-сорок ходять-ковыряются.
– Мы помогаем друг другу… Помогаем конкретным людям. А Вы верите Богу. Его кто-нибудь видел?.. Что ж… Вы принесли ему свою веру, здоровье, себя. Приехали молиться прошлой зимой, только отшагнули от автобуса и упали перед церковью. Что ж он песку Вам под ножки не плеснул?
– Лёд как стекло був.
– Для всех! И для верующих, и для неверующих. Что ж ему не помочь, как человек человеку?
– А у тебя мать молится?
– Нет.
– Она шо, у тебя генерал?
– Ма, – сказал я как можно мягче, – любовь к Богу живёт в любви к ближнему. Зачем же Вы обижаете её мать?
– Извинить… Одна смерть праведна. В суде можно откупиться. А от смерти не откупишься. Не такие столбы валились…
19 августа 1981
Братья
Мама проговорила в грусти:
– Наш род пропадае…
– Да! – подхватывает Григорий. – Что ж мы делаем? Надо думать о будущем. Надо кидать кусок наперёдки. А кидать-то и нечего! Нас три брата. Три бегемота. Толик молчит о своих детках. Гриша засох на корню! А Митька… Копилку[225 - Копилка – живот.] откормил ого-го! А браконьер злостный. Мазила! Бракобес! Две девки и ни одного парубка! Фамилия пропадает… Да и кто вырастил тех девок? Вы, мам. А благодарность какая? К Вам, как к стенке, Лидка обращалась. За всю жизнь ни матерью, ни по имени – отчеству и разу не назвала.
Мама припечалилась:
– Чего восхотел… Эта девка с большими бзыками…
– Всю жизнь обиду таскает на Вас. Всё помнит, как Вы отговаривали Митяйку жениться на ней: «Митька! Сынок, иль ты не бачишь, шо у неи один глаз негожий? Соломой заткнутый». Оскорбили её… То не солома, мам… То бельмо было…
– А… Скажешь, сыно, правду – уронишь дружбу…
– Ма, – говорю я, – вот нас три братчика. Вы ко всем одинаково относитесь в душе?
– А невжель по-разности? Все из одной песочницы… Какой палец ни уколи, болит… Грише большь всех доставалось. Он и вырос выще ото всех вас.
Она помолчала и усмехнулась:
– Как-то Грише прибажилось… Загорелся подправить наши дела. Давай, сорочит, возьмём Алку! А она товста, як копна. А что с мужичьём шьётся… Четверых мужей ухоронила. По улице её дражнять: Алка-катафалка… Як-то хвалилась у винной лавки: «Да у меня этих женихов – раком всех не переставишь до самой до Москвы! Ещё и посадить в шпагат хватит на весь экватор!» Ну как такую распустёху вести под свою фамильность? Не-е… Не треба нам такого сору… С многоступенчатым[226 - Ребёнок, зачатый на ступеньках в подъезде.] дитём она. У неё девочка-каличка… А там пье! Пьянь болотная… Старюча. Пять десятков, гляди, уже насбирала… В столовке возьме бутылку и меленькими стаканчиками содит с приговоркой: «После пятидесяти жизнь только начинается!» А там курэ!.. В своей хате своя правда. И правда та, шо пьянки да гулюшки – всё и занятие той Алки! Я и режу: «Гриша! Божий человече! Ну шо за чертевьё ты несёшь? Да куда ж мы её возьмём? Она ж, пустошонка, нас пропьёт!» И наш комиссар гордо примолк с женитьбой. А наискал бы путняшку… Чего б не жениться? Горе на двоих – полгоря. Радость на двоих – две радости!
30 июля 1982
Оправдание
Мама:
– Вот и август припостучал к нам… Август – податель дождя и вёдра, держатель гроз: дождь и грозы держит и низводит. Сёдни, на Илью, до обеда лето, а после обеда осень. До Ильи и поп дождя не намолит, а после Ильи и баба фартуком нагонит… Вспомнила… Один у нас беда как изнущался над жинкой.
Раз по пьяни кричит ей:
«Становсь к стенке!»
Стала.
«Голову вниз!.. Голову выше!»
Саданул у щёку.
Она не будь дура и шимани его ножом в пузо. Крутанула! Як буравцом, вытащила сердце.
Под последок он только и прошептал ей:
– Ах ты, сучонка крашеная… Я ж так… Для развития руки… Что ж… ты… утворила…
На суде её спрашують: «Вы ужили со своим благовериком сорок лет. И потом укокали. Как же так получилось?» – Пожала плечишком: «Да вот, ваша честь, всё как-то откладывала, откладывала…»
Ей кинули восемь лет. Даже согнали в тюрьму.
А тюрьмы забиты винными и невинными.
Был ещё суд и ей поднесли оправдательность.
А сама она маненька. Человеченко там… За крупное дитё примешь. В детском саду нянечка.
2 августа 1982
Примета
– У нас в доме – вспоминает мама, – главным был дед Кузьма. Он решал, когда начинать сеять.