Планета Крампус. Роман

– Так это что же, выходит, по-вашему, он сам себя порешил?

– Истинно так и вышло, товарищ старший лейтенант. Ночь уж была. Мы, с повязанными руками, улеглись спать. И уснули уже. И вдруг среди ночи выстрел. Мы со сна да с испуга аж повскакивали. Понять ничего не можем – что, кто, в кого? Еле-еле сумели спичку зажечь – руки-то связанные были, но зажгли. Смотрим, а часовой-то наш готов. Видно, тоже уснул, а во сне и нажал неосторожно на курок. Вот мы и перепугались, что нам помимо покушения на изнасилование еще и убийство припаяют. А что бы вы делали на нашем месте, товарищ старший лейтенант? Небось, тоже бы перепугались и наделали таких же глупостей…

Жаблин глядел на Страськова ясными, светлыми, невинными глазами.

– Слушаю тебя, и складывается впечатление, что ты ну просто невинно пострадавший, – заметил с издевкой оперуполномоченный.

– Да так и есть, – подхватил эту мысль Жаблин. – Если ту же попытку изнасилования взять, которой не было и в помине… Так эта дура набитая сама растрезвонила по всем подружкам, что, якобы, мы ее имели. Ну и пошло-поехало. Нас до поры и повязали. Так и с остальными обвинениями….

– Так, Рябов, – сжав кулак и приложив им по папке с документами, сказал старлей. – Наслушался я сегодня твоих баек. У меня уже уши вянуть начали. Теперь послушай меня.

Страськов поднялся из-за стола.

– Если я тебя и твоих друзей не расстрелял вчера, то это я с успехом могу сделать сегодня. И преступных заслуг, твоих в частности, вполне хватает, чтобы всадить тебе пулю в лоб. Тебе это понятно? – вопросительно взглянул старлей на Жаблина.

За окошками затарахтел мотоцикл. Мотор работал ровно, без сбоев. Вскоре он рыкнул, и монотонный гул начал удаляться. «Обкатку устроил, – подумал о старшине Страськов. – Ну и хорошо, что не болтается здесь».

Жаблин молчал. Досадуя, что не прокатило, он обдумывал, как быть дальше. Он решил просто выжидать.

– Я хочу, чтобы ты уяснил навсегда, Рябов, – между тем продолжал Страськов, – что твоя паршивая, поганая жизнь находится вот в этих руках.

И оперуполномоченный продемонстрировал их Жаблину.

– И если только ты, – нагнетал страха Страськов, – чего-то не поймешь, что-то сделаешь не так… Или не сумеешь держать язык за зубами, когда это надо… То я тебя этими вот руками, сам… И мне за тебя отвечать не придется. Запомни.

Жаблин несколько расслабился. Он понял, куда клонит старлей. И внутренне был уже готов ко всему. Он почувствовал, он теперь уже знал наверняка – жизнь его вне опасности. Но ее надо отработать.

25

Мотоцикл круто развернулся у Железки и встал. Мотоциклист, молоденький солдат, весело улыбаясь, спросил у стоявшего возле крыльца Алексея:

– Не по вашу ли душу прислали? Смотрю, вроде сержант. А мне сержанта и приказали привезти.

– Я младший сержант, – уточнил Алексей.

– А мне, – рассмеялся солдат, – без разницы. Лишь бы лычки были. Ну, тогда сидай, товарищ младший сержант, и попылим. Тут недалечко.

– Только мне во-о-н туда еще заскочить нужно, – показал Алексей на зданьице гостиницы на противоположной стороне площади, устраиваясь на заднем сиденье мотоцикла. – Вещи кой-какие захватить.

– Без проблем, – откликнулся солдат. И, добавив газку, рванул с места. – Держись, сержант. Эх, прокачу!

В одно мгновение они были у гостиницы. Алексей, завершив там все дела, вновь оседлал заднее сиденье, и мотоцикл помчал Алексея в полную неизвестность.

Проезжая Травниково, Алексей вспомнил вчерашнее происшествие с оперуполномоченным Страськовым. «Сдал я этих подонков по назначению, – подумал он, – и голова за них не должна больше болеть. Все. Тема закрыта».

Примерно через километр солдат остановил свой мотоцикл.

– Станция Мазай – приехали, слезай, – объявил водитель. – Дальше пешком. Но ос-то-ро-ж-ж-ненько. А то пристрелят невзначай.

– Что, уже вот тут… передовая? – удивленно спросил Алексей.

– Она самая, что ни на есть передовая. Передовей и не сыскать, – шутил веселый солдат.

Он откатил свой мотоцикл в тень, под раскидистую ольху, где стояли еще какие-то машины, и махнув рукой, мол, – за мной, пригибаясь побежал вперед.

Скоро они скатились в траншею и так же пригибаясь побежали по ней, сталкиваясь по пути с бойцами, которые им уступали дорогу.

Солдат остановился у землянки, вход которой был полузакрыт брезентом, и обернувшись к Алексею, сказал:

– Счастливо оставаться, товарищ младший сержант. Ежели понравилось, то как-нибудь еще прокачу.

– Спасибо, – ответил солдату Алексей. И оставшись один перед входом, он, собравшись с мыслями, глубоко вздохнув и спросив: «Можно?» – отодвинул край брезента.

– Заходи, – послышалось из глубины землянки.

Алексей ступил через порог и оказался в едва освещенном керосиновой лампой тесном помещении.

– Здравия желаю! – поприветствовал он находящихся в землянке людей, или может, одного человека – войдя со света в полумрак, он не мог разглядеть, кто тут есть.

– А, нашего полку прибыло! – подал голос офицер, сидящий за сколоченным из досок небольшим столом.

Алексей, чуть попривыкнув, разглядел на его погонах по три маленькие звездочки. «Значит, это и есть старший лейтенант Коломийченко!».

– Младший сержант Боровых, – представился Алексей. – Прибыл для прохождения службы в вашем подразделении.

– Ну, коль прибыл, будем служить, сержант Боровых, – бодрым голосом произнес старший лейтенант.

– Младший сержант, товарищ старший лейтенант, – внес поправку Алексей. Но Коломийченко не обратил на это внимания.

– Кто ты и что ты, мне известно, – сообщил он Алексею. – Подполковник Смоляков уведомил, и этого пока достаточно. Остальное служба покажет.

Старший лейтенант выглядел молодо. И даже очень. Он был чернобров, тщательно выбрит, и лицо его украшали густые, пышные черные усы. Видавшая виды форма на нем сидела щегольски.

– Ну, и самое главное, сержант Боровых, – Коломийченко оценивающе поглядел на Алексея, – ты определяешься в отделение старшего сержанта Ждановского. Кстати, он с минуты на минуту должен быть здесь, так что ты его можешь и подождать.

– Есть, подождать! – ответил Алексей. – А можно, я там, у входа в землянку подожду?

– Только будь осторожен, – предупредил старший лейтенант. – У нас на войне как на войне. Пули летают.

– Так это дело мне знакомо, товарищ старший лейтенант. Я ж воевал. И был ранен… Есть, быть осторожным, – козырнул Алексей, развернулся и вышел из землянки.

Вскоре с немецкой стороны начались обстрелы наших окопов и траншей. Помимо пулеметов и минометов неожиданно подключилась и тяжелая артиллерия. Разрывы снарядов, ложившихся то за пределами траншей, то перед ними, встряхивали землю так, что с брустверов осыпалась земля. Стоял неимоверный визг летящих снарядов и грохот их разрывов.

Под накатом из бревен и толстого слоя грунта было бы много безопаснее пережидать этот кошмар. Но делать нечего. Не возвращаться же. Нет, это не дождь, не вдруг обрушившуюся грозу переждать. Здесь такой поступок однозначно будет сразу же расценен как трусость.

Пробегавший мимо боец обратил на него внимание и посетовал:

– Не бережешь себя, браток. Тут без каски может так голову зашибить, что потом и не вспомнишь, как тебя зовут.