– Мы же тогда пришли к вам по-хорошему, поговорить, объясниться, – начал увлеченно сочинять Жаблин свою версию давней трагедии. – Даже бутылочку с собой прихватили, верно, Колян? – обратился он к Гридневу за поддержкой.
– Да-а… – протянул тоже на все согласный Гриднев. – Не-е-е… Мы не убивали.
Алексей тяжело дышал после нападения на него этих двух мерзавцев и прислушивался к их разговору. Он тоже думал, как отговорить Ирину от убийства.
А Жаблин плел свою лживую нить:
– Ну, выпили по маленькой. И тут твой батяня как с ума вдруг сбрендил. Что-то ему не приглянулось в нашем разговоре. Он и хвать за топор. Топор-то, конечно, наш был, мы со стройки шли, у друга баньку рубили, ну и с собой его захватили. Он в углу лежал. А твой батяня, то есть Геннадий Иваныч, его приглядел, да и схватил. Мы все, конечно, его унимать, уговаривать, а он ни в какую. Тут даже твоя мамочка вместе с нами вступилась его вразумлять… Ну, и вот… Случилось. Геннадий Иваныч махнул топором, нечаянно, конечно, и угодил острием по своей жене. Она и повалилась. Да на постель, где мальчонка спал. А мы поначалу и не углядели, что она его придавила. Задохся малец. Это мы уж чуть позже обнаружили. Ну и после всего этакого ужаса мы с Коляном, конечно, давай бог ноги… А тут и вы внизу, как на притчу. А что случилось с Геннадием Иванычем, мы, вот тебе крест, знать не знали. Думали, что он жив-здоров и сам ответит за свои дела. Ан, и его как-то угораздило покончить с собой. Ну не виноваты мы!
Гриднев сидел молча и никак не мог прокашляться. В его глазах застыл смертельный испуг. Шкабара бормотал:
– Я тут ни при чем… За что? Я не виноват. Я никогда и никого… Ведь правда? Меня не надо…
– А хочешь, я тебя в жены возьму, – выпалил вдруг Жаблин. – Любить тебя буду, честное слово…
– Ну все, хватит болтовни, – отрезала Ирина. И, наведя ствол винтовки на Жаблина, нажала на курок. До слуха обреченных долетел звук легкого щелчка. Но выстрела не последовало. Ирина тут же взвела затвор еще раз. Щелчок. Выстрела не было.
Над поляной стояла мертвая тишина. Слышно было только слабое, неугомонное журчание ручья.
Алексей вспомнил – и как он забыл зарядить винтовку перед конвоированием опасных преступников? – что боезапасы для винтовки находятся частью в подсумке, вот тут, у него на поясе, а частью в вещмешке. И ничего не было в винтовке. Ни одного патрона.
– А-а-а, шлюха! – обрадованно завопил Жаблин, освобождаясь от страха и унижения. – И ты нас хотела взять на понт?! Ах ты, сучонка задрипанная… Жаль, что тебя не было там со свей семейкой. Мы б и тебя кончили бы. Но сначала бы мы все тебя поимели!
И он орал бы еще, но Алексей успокоил его знатной зуботычиной.
– Ах ты, падла! – взревел в запале Жаблин. Но опомнившись и сообразив, что могут с ним произойти еще более крутые неприятности, живо унялся.
Алексей, в стороне от штрафников, намотал на ногу еще влажную портянку, натянул сапог и поднялся на ноги. Легко перескочил со своего бережка на другой через мосток и подошел к Ирине.
Она держала опущенную винтовку за ствол, по щекам ее катились слезы обиды и бессилия.
– Ничего, ничего, – заговорил он, приобняв ее и приклонив ее голову к своей груди. – Все это им даром не пройдет. Они свое получат в полной мере. Я в этом уверен.
Ирина тихонько всхлипывала. Алексею показалось, что он сделал все, чтобы успокоить девушку. Он осторожно освободил ее руку от винтовки.
– Вот ведь незадача, – промолвил он. – Пошел с такими шакалами и винтовку не зарядил. Надо исправить такое дело.
Расстегнул подсумок, вынул оттуда обойму с патронами и вставил их в магазинную коробку винтовки.
– Вот так-то правильно будет, – заключил Алексей.
Через редкие стволы молодых березок вдруг стала заметна лошадь, запряженная в телегу и двигающаяся в сторону Травниково. Алексей поднял винтовку, крикнул штрафникам:
– Сидеть! Не двигаться!
И выстрелил в воздух. Сказал Ирине:
– Я сейчас. Погоди.
И побежал к дороге.
Он узнал эту рыжую лошадку. Она стояла у санитарного поезда. Значит, она возвращалась после того, как доставила к поезду раненых. Ею управлял пожилой сержант с сединой в волосах и усах.
– Отец, я думаю, нам по пути. Не подбросишь?
– Отчего не подвезти. Садись. Места хватит.
– Так я не один. Со мной еще трое.
Пожилой сержант поскреб в затылке, сдвинув пилотку на сторону и спросил:
– Ну, так и где ж они?
– Сейчас, отец. Ты подожди. Я их покличу.
И Алексей кинулся обратно к тропе, к ручью.
Вскоре один за другим на дорогу вышли повязанные по рукам штрафники-дезертиры. За ними шли Алексей и Ирина.
– Хороша команда, – произнес седой сержант. – Милости прошу.
Пока штрафники мостились на телегу, Алексей уговаривал Ирину, пока не поздно, возвратиться обратно. Она-де нужна там, на поезде. Ее ждут, на нее рассчитывают. Тем более что поезд отправляется сегодня вечером. И, кажется, он ее уговорил.
Возница тронул поводья:
– Н-н-но, милая!
Телега, покачиваясь, покатилась вперед, в Травниково. Фигура Ирины все уменьшалась и уменьшалась. И исчезла за ближайшим поворотом.
Ирина стояла на дороге и мысленно боролась с собой. Ее жгла обида: столько сделала, чтобы догнать этих мерзавцев, и была такая исключительная возможность рассчитаться с ними… Но и с доводами сержанта никак нельзя было не согласиться. Надо возвращаться к поезду. Надо!
Что же, она не отомстит? Они будут и дальше жить и творить свои пакостные, преступные дела? Проливать кровь невинных людей?
Она все более разжигала себя.
Впереди показалась машина, то и дело вилявшая в стороны, объезжая лужи. Урчание мотора едва доносилось до Ирининого слуха. Но оно становилось все громче, все отчетливее. Машина подъезжала все ближе.
22
В Травниково, небольшой прифронтовой деревушке, многие дома пострадали от долетавших сюда «подарков» артиллерии с передовой и авиационных атак. Почти полдеревушки лежало в развалинах, некоторые тели и дымились. Но жизнь здесь шла полным ходом.
Сейчас основными жителями по праву следовало бы считать военных разных возрастов, званий и принадлежности, они заполняли дома, улочки и переулки. Здесь, под Травниково, находился штаб и командный пункт полка, а так же и его особый отдел. Здесь же развернут и полевой госпиталь, который заметно опустел за сегодняшний день: почти все раненые были перевезены к санитарному поезду в Русьву.
Рокот передовой был слышен настолько явственно, что с непривычки могло показаться, что к Травниково катится огромная металлическая бочка, набитая железом. И что она вот-вот доберется до околицы, перекатится через поля и огородишки, ворвется в деревушку и сомнет в ней все живое, еще не тронутое войной.
Возница, пожилой сержант, как оказалось, знал здесь все и всех. Он подкатил на своей лошадке к деревянной избе с крытым двором, входом в который служила скособоченная дощатая дверь с фигурной кованой металлической скобой.
Перед палисадником на чурбаках и колотых поленьях сидели знакомые Алексею штрафники, немногим больше десяти. Чуть в стороне смолил цигарку приземистый, могутный старшина.