Планета Крампус. Роман

– Если того требует необходимость, – витиевато произнес Алексей, – то я готов.

И вот опять тот же прокуренный кабинет. Лейтенант, вошедший в кабинет, отчеканил капитану, что выздоравливающий Боровых по его приказанию доставлен.

Капитан, взглянув на стоящего перед ним и давя окурок в пепельнице, без лишнего восторга в голосе воскликнул:

– О, после того, как мы виделись в последний раз, вы ровно наполовину пошли на поправку!

Алексей недоуменно уточнил:

– Что значит «наполовину»?

Капитан пояснил:

– В прошлый раз, мне помнится, вы были здесь на двух костылях, а нынче, гляжу, обходитесь одним.

– Надеюсь, что скоро выпишут. Дела с моим здоровьем, действительно, заметно продвигаются в лучшую сторону, – подтвердил Алексей. А мысленно отметил: «Ишь ты, математик! Два костыля… Один костыль…».

– Все это хорошо, – подвел итог капитан. – Да вы садитесь, садитесь, Боровых, ногу-то следует беречь.

– Так вот, – продолжил капитан, – для нашего общего дела все пока складывается как надо.

«Это как же „как надо“?» – подумалось Алексею. Но вслух он этот вопрос капитану задать не посмел. Решил подождать, пока тот сам все прояснит.

– После выписки из госпиталя вам следует ехать не в свою часть, куда вы приписаны и где вы проходите службу, а в 412-ю стрелковую дивизию, которая дислоцируется как раз напротив Стругажа и Красноведенска, находящихся в настоящее время под оккупацией противника.

– А как же документы? Проездные, во всяком случае?

– Договоримся так. Все необходимые документы для прибытия на место я подготовлю. А дальше всеми вашими делами будут заниматься другие люди. В частности, начальник дивизионного особого отдела НКВД подполковник Смоляков Георгий Семенович, – объяснил капитан. – Доставка вас до станции Русьва, где находятся командный пункт, штаб дивизии и особый отдел дивизионного НКВД – дело, в общем и целом, будем считать, решенное. Через три дня через наш Нижнеруднинск проследует в ту сторону санитарный поезд за ранеными, здесь он сделает небольшую остановку. И к нему будет подцеплен вагон, а может, и не один, с пополнением для фронта. Ну и…

Капитан подошел к окну, потянулся было рукой, чтобы прикрыть открытую настежь форточку, но передумал.

– Ветер-то какой! – то ли с некоторым удивлением, то ли со сдержанным восторгом воскликнул капитан. – Похоже, гроза надвигается.

Помолчав, задумчиво взял со стола пачку папирос, спички… Закурил.

– Вон как закручивает! Н-да… Пылищи-то принес. Все что можно вверх поднимает… Ишь ты…

Над форточкой колыхалась занавеска.

– Да ну-ка его к черту! – решительно произнес капитан и захлопнул створку. – Так вот… Да… К нему будет подцеплен вагон с пополнением для фронта. Данное пополнение, состоящее в основном из штрафников, поручается сопровождать лейтенанту Одарееву. А вот его помощником на пути следования пополнения предполагается назначить вас.

– Меня? – удивленно воскликнул Алексей.

– А что тут особенного? Во—первых, доберетесь до места; во-вторых, с пользой для дела; в-третьих… Вы же сержант по воинскому званию, насколько мне помнится?

– Младший, – поправил капитана Алексей. Но тот на уточнение не обратил никакого внимания.

– В общем, вопрос решенный. Так что, готовьтесь, сержант Боровых, к путь-дороге. Не думаю, что она для вас окажется легкой, но я желаю, чтобы у вас по пути никаких проблем не случилось. И вообще, чтобы со службой в дальнейшем у вас был полный порядок. До свидания. Я вас не задерживаю.

Алексей поднялся со стула и уже двинулся к выходу, но приостановился.

– А можно вопрос? – обратился он к капитану.

– Можно.

– Мне известно, что из-за этого немца три человека оказались наказанными, правда, каждый по-своему. И мне интересно, за что и какую повинность понес часовой, охранявший немца в палате. И за что наказан Борис Соломонович Марголин.

– Это уже не вопрос, а целый букет вопросов, – усмехнулся капитан. – Я, конечно, не обязан давать отчеты посторонним, но в данном случае, пожалуй, разве что в виде исключения… Вы же были рядом с нами в то время, как Борис Соломонович упорно отказывался поместить раненого немца в изолированное помещение. Хотя, я был твердо убежден, этот вопрос был решаем. Он же ссылался на какого-то генерала, которого в самое ближайшее время должны были выписать из госпиталя. А после этого, мол, и местечко для немца освободится. Но почему он не порешал этот вопрос с выздоравливающим генералом? Не переселил того временно в общую палату или еще куда-либо. Одним словом – с Борисом Соломоновичем идет разбирательство. Мне пока судить трудно, чем оно закончится. Вторым звеном в этом деле является часовой. С этим человеком никаких сложностей нет и быть не должно. Тут все предельно ясно – поручено охранять объект, так будь любезен. Но он отлучился от охраняемого им немца и перепоручил его неприкосновенность другому лицу, то бишь вам. Его пришлось отдать под трибунал. А вот третьим звеном оказались вы. И вам пришлось пережить немало нелегких дней в наших полуподвальных апартаментах. Но к благополучному исходу привели три фактора. Первый – это ответ на наш запрос в войсковую часть, откуда вы сюда прибыли. Оттуда пришел документ, положительно характеризующий вас по службе. Второй – это то, что вам удалось заполучить от Вилли Кауфманна ценную информацию, и третий – это то, что прямых доказательств убийства его вами нет. Более того, есть основания полагать, что немец и сам хотел, чтобы его лишили жизни. Даже я могу это подтвердить. Вы же нам сами помогли определиться с причиной его криков, когда его только-только доставили в госпиталь. Удовлетворил ли я ваше любопытство, сержант Боровых?

– Спасибо, – ответил Алексей. – Я могу идти?

– Вы свободны, сержант.

11

Гроза прошла три дня назад, а сырая, промозглая, ветреная погода, которую она принесла с собой, осталась. Над Нижнеруднинском первые дни нависали низкие, тяжелые тучи, а теперь над крышами домов протянулась на все небо серая, непроглядная пелена. Город как-то подобрался, насторожился, тая в своих домишках скудные остатки тепла, радости и счастья. По дворам не хлопало стиранное и развешанное на веревках белье. Куда-то забились шумные стаи сизых голубей. И голубятни на крышах домишек и сараев казались опустевшими. Никто из пацанов, да и взрослых голубятников, не рисковал, да и не испытывал желания выпускать своих заветных почтарей и турманов в бесконечную небесную серость.

С утра до вечера то припуская, то затихая, накрапывал нудный дождь. На дорогах и во дворах раздольно и широко разлились лужи, на зеркалах которых были заметны многочисленные мелкие, то и дело возникающие и угасающие кружки от дождевых капель.

Алексей около часа назад, распрощавшись душевно со всеми, покинул госпиталь. И стоял, укрывшись от дождя под густой кроной старого тополя, росшего у края дороги. Поджидал обещанную машину. Она должна была подъехать с лейтенантом Одареевым и захватить его, чтобы они вместе были доставлены к санитарному поезду. Он стоял где-то на Смычке.

В ожидании машины Алексей вспоминал о днях пребывания в госпитале и размышлял о предстоящей поездке в неизвестные ему края. Что ему сулило будущее, предначертанное погибшим Вилли Кауфманном? Какие еще ветры закружат вдруг над его судьбой?

Машина появилась неожиданно. Резко затормозила у входа во двор госпиталя. Ни водитель, ни лейтенант Одареев, видимо, не разглядели стоявшего под тополем Алексея.

Когда Одареев вышел из автомобиля, из-под тополя появился и направился к автомобилю Алексей. Он шел неспеша, опираясь на кривую, сучковатую палку. Подойдя к лейтенанту, Алексей, отдав честь, представился:

– Младший сержант Боровых.

– Лейтенант Одареев, – ответил Алексею офицер, так же козырнув.

И тут же воскликнул, окинув взглядом шинель Боровых:

– Да вы весь мокрый, сержант! – сам он был в плащ-палатке. – Давно ожидаете?

– Минут пятнадцать-двадцать. Немного, товарищ лейтенант.

– Ну, давайте в машину, – приказал лейтенант.

Когда они прибыли на Смычку, капитан Грачик был уже на месте. Он стоял в открытом тамбуре одного из вагонов с пожилым офицером и курил. В руке он держал кожаный портфель, закрытый на две застежки. Завидев выбирающихся из автомобиля Одареева и Боровых, капитан Грачик замахал рукой и прокричал через пути:

– Давайте сюда! Чтоб под дождем не мокнуть. Здесь подождем.

– Знакомьтесь, это начальник поезда майор Гаврилов, – заговорил Грачик, когда лейтенант Одареев и Алексей, с его помощью, забрались в тамбур.

Начальник поезда представлял из себя уже немолодого мужчину за пятьдесят, с короткими, с проседью, волосами. Седина серебрилась и в щетине на щеках. Нижнюю часть лица обрамляла клинообразная седая бородка. На его округлом, одутловатом лице сохранились следы минувших запоев. Это выдавали и мешки под глазами, и рыхлый сизый нос.

– Вам с ним в дороге многие вопросы решать потребуется. Так что вот… – продолжал представлять начальника поезда капитан Грачик.