Люди

– Знаете, я готов отдать все свои деньги своей любимой, только чтобы она была счастлива, эта затея только ради нее, – начал Саша после недолгой паузы, – у меня редчайшая болезнь, из-за которой я не могу быть с ней вместе. И я знаю, мы оба страдаем. Я не могу смотреть на нее, чувствовать ее запах, потому что я схожу с ума от того, что не могу дотронуться до нее, ощутить в своих руках. Ведь от любого касания к ней у меня появляется жутчайшая аллергия – мой организм престраннейшим образом реагирует на нее. От любого, даже мимолётного прикосновения к моей любимой у меня может развиться анафилактический шок, и я мгновенно умру. Я не могу жить без нее, – всхлипнул Саша, замолчал, с трудом сглотнул ком, застрявший в горле, утер рукавом покатившиеся по щекам слезы. – Моя жизнь без нее не имеет смысла. Лекарство такое дорогое…

Он разрыдался, закрыл руками глаза. Ведущий подхватил микрофон, пока тот не ударился о пол. Саша почувствовал участливые горячие ладони на своих плечах. Кто-то невнятно шептал слова поддержки, кто-то всхлипывал, кто-то охал…

О том, что он выиграл деньги, Саша узнал уже за кулисами спустя час. Это была победа, он воспрянул, внутренне засиял, окружающие бросились к нему с поздравлениями: он наконец-то воссоединится со своей возлюбленной!

И этот час настал. После довольно продолжительного лечения Саша вошел в комнату, где ждала его возлюбленная, и стремительно бросился к ней. Он схватил ее, вдохнул ее сладостный аромат, сорвал красочную обертку и с вожделением впился зубами в приторную, лоснящуюся, ароматную молочную плитку шоколада.

МУРАВЕЙ

Жизнь обычного рабочего муравья сложна. Временами сложна невыносимо. Но обычным рабочим муравьям некогда задумываться о тяготах судьбы и несправедливости природы. У муравья есть задание, и он его выполняет: найти, обездвижить, притянуть, найти, позвать всех, притянуть. И так по кругу на протяжении всей жизни. Иногда у муравьев случаются кровожаднейшие войны, и тогда ими движет инстинкт «убить врагов – спасти королеву». О своей сохранности никто из муравьев не думает – им просто нечем думать, да и незачем, у них не должно появляться посторонних желаний, которые могли бы отвлечь от единственной цели – сохранить королеву и муравейник.

Наш герой-муравей был одним из этой серо-бурой массы копошащихся насекомых. С рождением он, как и многие тысячи его сородичей, получил роль рабочего-разведчика. И с самого рождения он целыми днями, рискуя жизнью, сновал по округе и выискивал пропитание для семьи. Сначала это были небольшие расстояния, но с каждым днем он забирался все дальше и дальше в суровый внешний мир…

В одну из таких вылазок наш муравей наткнулся на странный ароматный предмет. Муравей подбежал к нему, потрогал лапками, усиками. Это не было чем-то съедобным, но пахло так привлекательно, что невозможно было оторваться. «Нужно рассказать всем и всех сюда привести! – был первый порыв разведчика. – Нужно нести всем вместе, а то очень тяжело». Он уже успел сделать пару шагов в сторону муравейника, как внутри него появилось новое, до этого неведомое желание: «никому не говорить и оставить этот ценный предмет себе». Муравей так и поступил! Невиданное для насекомых своеволие!

«А вот бы быть таким большим, как муравьи-охранники! – желал муравей, со всех сторон обнюхивая находку. – Нет! – вдруг остановился он в охватившей все его существо идее: – Вот бы быть вообще больше и сильнее всех!» И от этого желания он так возмужал, почувствовал в себе такую силу, что подхватил тяжеленную находку и в одиночку потащил в муравейник, чтобы все увидели его немуравьиную мощь.

Именно так и случилось: муравей впечатлил своих собратьев, и те выделили ему ответственный пост. Но на этом муравей не перестал набираться сил, он рос дальше, с каждым днем увеличивался в размерах, расширялся, и вот он уже один стал грозой всех соседних муравейников. Он упивался своей мощью и властью. Но через некоторое время герой-муравей заметил, что перестал понимать команды других муравьев, и те в свою очередь тоже все меньше реагировали на его команды. А еще он заметил, что может больше не подчиняться муравьиным законам и инстинктам – словно эту функцию удалили из его организма. Теперь он мог делать, что захочет, бегать, куда захочет, есть, что захочет и совершенно не заботиться о сохранности королевы и муравейника.

И он сбежал в большой и опасный мир, где все окружающее до сих пор было значительно больше него. И муравей все желал и желал, чтобы он был самым большим, и самым сильным, и самым страшным, и чтобы его все боялись и уважали. И он, как ни странно, все рос и рос. И вот однажды утром он заметил, что две лапки из шести у него отвалились, а оставшиеся странным образом стали преображаться, тело вытягивалось, панцирь линял и отваливался, голова уменьшалась. Эти трансформации длились несколько дней, и с каждым днем муравей узнавал себя все меньше, и с каждым днем эти изменения нравились ему все больше.

Окончательно он изменился в одно сентябрьское утро. «Сейчас все бывшие сородичи уже готовятся к зиме», – мелькнуло воспоминание в его голове, он вздрогнул, расправил плечи, потянулся – ему больше не нужно было подчиняться законам природы – теперь он сам создавал эти законы. Он вытянул удивительно изменившуюся лапку, теперь ставшую рукой с пятью отростками на конце, и запустил ее в чудесные мягкие волосики на голове. Теперь он мог радоваться жизни и быть хозяином самому себе. Но время от времени его все же посещали ностальгические воспоминания, он снова захотел себе панцирь, твердую голову, жгучие усики, снова пожелал почувствовать себя в смертоносном строю серо-бурых тел.

– Найти, нейтрализовать, привести! – говорил командир, стоя перед их отрядом. – И ни шагу назад, а то – казнь на месте! – пригрозил он. – Мы защищаем честь государства! За правителя! – крикнул командир, подняв кулак вверх.

– За правителя! За правителя! – вторили ему десятки тел в матово-черных панцирях и шлемах.

«Найти, нейтрализовать, привести… – крутилось в голове вчерашнего муравьишки, он опустил забрало шлема, нащупал одной рукой оружие, второй взял щит. – Ох, как не хватает еще одной пары рук», – в последний раз мелькнула мысль в его голове под монотонный строевой шаг.

УРОДИНА

Оливия, как и все ее сверстники-старшеклассники, много времени проводила перед зеркалом. И каждый раз, глядя на себя, она задавалась одним и тем же вопросом: «За что?». За что ей такой идеально выгнутый большой нос, миндалевидные ровные глаза, располагающиеся на равном расстоянии друг от друга и от носа? За что природа наказала ее гладким лбом, пухлыми розовыми губами, маленькими симметричными ушками, густыми шелковистыми волосами? За что ей руки и ноги, которые на фоне обычных людей кажутся несуразными, противно длинными, идеально пропорциональными с ее телом. За что Всевышний обрек ее прожить жизнь уродиной?

Подростки постоянно крутятся перед зеркалом, пытаясь отследить происходящие с их организмом изменения. Зеркало становится их советчиком, индикатором, другом, пусть даже частенько привирающим и говорящим то, что от него хотят услышать еще эмоционально не окрепшие школьники.

У Оливии же все было наоборот – она трезво оценивала свою внешность. И ей не хотелось жить. Изгой. Она всегда останется изгоем для этого мира.

– Олли, дорогая! – позвала из кухни мама. – Иди завтракать!

Ее приятный и мелодичный голос вытянул Оливию из мрачных размышлений.

Мама, как обычно, суетилась по хозяйству. Оливия находила свою мать эталоном красоты и никак не могла понять, как у такой прекрасной женщины могло родиться такое безобразное дитя. Мама закончила протирать пыль на полочках, смахнула короткими пальцами с лица жидкую прядь волос и рухнула в дорогое кресло перед телевизором. Там начиналось еженедельное объявление кандидатов клиники «Альфа-Зед» для бесплатного лечения болезни, которой страдала Оливия.

– Мам, ты все продолжаешь надеяться, что нас выберут? На таких, как я, никто тратить деньги не будет. Мой случай не уникальный…

– Прекрати, Олли, не теряй надежду. А вдруг в университет ты пойдешь уже другим человеком? – мама поднялась с кресла, подошла к девушке и крепко прижала ее к себе. В такие минуты Оливии казалось, что жизнь на самом деле не такая ужасная и все можно изменить, если очень постараться. Мама закрывала ее своей любовью от жестокости внешнего мира.

– Если не завалю ежегодный тест, – буркнула Оливия и отстранилась. – У них все тесты заточены под обычных людей. Нам с моей группой только и остается, что надеяться на чудо…

– Я уверена, что все будет хорошо. Ты, пожалуйста, только не забывай пить таблетки.

– Да-да, помню, – отмахнулась Оливия и принялась за завтрак. Потом, по заведенной с детства традиции, она откупорила пару цветных баночек, высыпала на ладонь горсть разноцветных пилюль и все вместе закинула в рот. Ощутимое действие начиналось примерно к тому времени, как она переступала порог школы. Она точно не могла сказать, как меняется ее состояние. Но однозначно препараты помогали намного легче переносить выпадки со стороны других учащихся и учителей, все становилось как-то проще и безразличнее. Доктора говорили, таблетки – обязательная часть жизни людей с особенностями. Иначе же могут развиться какие-то там неблагоприятные последствия в мозге и сорвет психику, которая, конечно же, нестабильна у таких, как она.

У входа в школу, на парковке велосипедов, она встретила Натали. Нат была девочкой из ее группы для особенных детей. Они дружили, если это можно было назвать дружбой, периодически сидели за одной партой и иногда вместе ходили в столовую. За пределами школы их общение резко прерывалось. Почему – Оливия не знала. Ее попытки наладить общение вне школы прекратились на первом же отказе Натали. Дальше Оливия предпочла не выяснять причин. С очень большой вероятностью она поступила бы точно так же и в глубине души даже обрадовалась такому раскладу.

Они отошли в сторону. Сегодня с Натали было что-то не то: она тревожно переминалась с ноги на ногу, с трудом оставаясь на месте, казалось, она вот-вот сорвется с места и навернет пару кругов по стадиону. А бег и Натали, к слову, как и все остальные люди с подобным синдромом, понятия несовместимые.

– Оливия, – зашептала подруга ей на ухо, перед этим предусмотрительно оглядевшись по сторонам, – я должна тебе признаться, – Натали смотрела на Оливию своими ужасными идеальными глазами, обрамленными черными густыми ресницами.

– Ну? – поторопила ее Оливия. Сейчас у нее не было особого запаса сил, чтобы торчать на улице и выжидать, когда подруга раскроет секрет.

– Я не принимаю таблетки уже больше недели… – с ужасом прошептала она.

Оливия округлила глаза.

– Ты что? – осуждающе зашептала она в ответ. – Ты хочешь сойти с ума?

– Нет, ты не понимаешь, – закрутила головой Натали.

– Я понимаю, что это может стоить тебе жизни! – не унималась Оливия и даже схватила подругу за локти.

– Нет-нет, – навязчиво бубнила девушка и вертела головой, – в том-то и дело… В том-то и дело…

Оливия взяла Натали за руки – они были холодными и влажными, чувствовался учащенный пульс.

– Что с тобой? – уже испуганно спросила она Натали.

– Я не принимаю таблетки, – она выдержала паузу. – И мне становится лучше, – она испуганно вздохнула, словно исповедалась в своих самых страшных грехах.

– Может, это обманчивый эффект? Как бы тебе не стало хуже, и ты не сошла с ума.

– Олли, послушай, – Натали в первый раз в жизни так назвала подругу. – Я стала решать задачи по математике намного быстрее.

И вслед за своими словами девушка выразительно посмотрела в глаза Оливии. В этом взгляде чувствовалась сила, которой прежде не было у подруги. Да и в глаза она никогда никому не смотрела, предпочитая прятать взгляд в предметах интерьера или отстраненно смотреть вдаль.

Оливию пробила дрожь. Вдруг прозвонил первый звонок на урок.

– Мы опаздываем, – кинула Оливия и потянула Натали в школу.

Оливия никогда не была сильна в точных науках, да она, в принципе, не была сильная ни в науках и ни в каких-либо увлечениях. Врачи говорили, что все это из-за врожденных мутаций в ее генах. Такие, как она, обречены на постепенное угасание и старость в состоянии овоща. Конечно, если не будут проходить дорогостоящее лечение и принимать лекарства, хотя, как показывала практика, мало кто к пенсионному возрасту оставался в здравом уме. Оливия с подобной участью уже почти смирилась. Ей по большей части было все равно.

Первым уроком в расписании стояла история. Учитель зачитывал какие-то эпизоды из учебника, подводил к теме, подталкивая учеников вспомнить материал домашнего задания.

– Честное слово, как для дебилов, – зло прошептала Натали.

– Зато доходчиво, – слегка безразлично шепнула в ответ Оливия.

– Меня это бесит, – чуть громче сказала Натали.