Очевидный выбор

Рафаэль встает, выпуская мою руку, и я отчетливо осознаю, что большего он мне не расскажет.

34

Уже в третий раз за сегодняшний день смотрю на эту красную надпись на кисти. Я смелая. Она под пленкой, и кажется, стоит ее снять, как надпись исчезнет. Интересно, это напоминание или все-таки утверждение? В любом случае, эти буквы теперь со мной на всю жизнь, очень надеюсь, что они проникнут глубоко в меня на молекулярном уровне. Хотя, тот факт, что я все же позволила кому-то пронзить себя иголкой сам по себе подтверждает эту надпись. А значит, я и правда смелая.

Желудок урчит, как напоминание о том, что я сегодня еще ничего не ела. Во-первых, потому что решила поработать, а во-вторых, не хотела пересекаться с родителями. Но видимо, им самим не до меня. И я не жалуюсь. Меня это вполне устраивает. Вот только за последний час мне в голову приходят только дерьмовые идеи. Стены вокруг не вызывают приступов вдохновения, и все, что я придумала улетает в урну уже в пятый раз. Да, знаю, можно, конечно, воспользоваться заметками в телефоне, но на бумаге вернее. Так, слова будто бы имеют вес, что ли. Не знаю. Уже ничего не знаю. Моему мозгу нужен кислород. Решено. Надеваю синий купальник, а сверху легкое платье того же цвета. На волосы плевать. Я здесь уже третий день, а еще ни разу не была на море. Мысленно прикидываю, сколько идти до пляжа и решаю не брать с собой полотенце. Просто искупаюсь и вернусь. Поэтому хватаю маленькую сумочку и телефон. Осталось только незаметно выскочить из дома.

Снизу раздаются голоса. Спускаюсь ниже, чтобы понять, что происходит. Там точно кто-то еще, помимо родителей.

– Не воспринимай на свой счет, Мишель. – говорит отец. – Моей дочери предстоит еще многому научится.

Мишель? Тот идиот недо-врач? Как там его…Мишель де Шар, кажется.

– Да я понимаю, если бы я знал, что ее отчислили…теперь понятно, почему она так на меня разозлилась.

Разозлилась? Да если бы я на него разозлилась, он бы сейчас здесь не стоял. Да и я бы наверное тоже.

Какого черта он вообще здесь делает?

Не знаю, откуда появляется это чувство, и где остался мой мозг. Но я уверенными шагами спускаюсь вниз. Мама, отец и этот недоразвитый как раз стоят в дверях.

– Мишель! – восклицаю я с притворной улыбкой и подхожу к ним. – Не знала, что ты зайдешь. Решил взять пару советов у доктора Эдвардса по коронарному шунтированию?

Отец отправляет мне свой убийственный взгляд, который почему-то уже не работает, как раньше. Мишель косится на него, затем расправляет плечи и смотрит на меня так, будто я какая-то больная с неизлечимой болезнью. Жалость и немного высокомерия. Мол, ты уже потеряна, но я же не виноват, что у меня вся жизнь впереди. Мерзкий ублюдок.

– Не стоит, Дана, я знаю, что на самом деле проблема не во мне…

– А в ком? Во мне?

Он прочищает горло, подавляя улыбку. Еще секунда и я врежу ему по яйцам. И плевать на то, кто он такой. Поверить не могу, что родители вот так просто дают ему меня унижать. Это неправильно, так не должно быть. Хотя, чему я удивляюсь. У них же черный пояс по унижениям. Но они это вроде иначе называют – воспитание.

– Я понимаю, тебя отчислили, и теперь ты…

– Что? Завидую? – продолжаю улыбаться так широко, что сводит скулы.

– Ну, да. В каком-то смысле, да. И это абсолютно нормально. Иногда девушкам лучше заниматься чем-то другим.

Где-то я уже это слышала.

– Ага, и чем нам, по-твоему, стоит заниматься?

Он пробегает глазами по кругу, а затем смотрит на меня сверху вниз.

– Домом, семьей.

– Вау! – хлопаю я. – Мало того, что ты полный кретин, да еще и сексист! Поздравляю, надеюсь, родители тобой гордятся.

– Дана! – рычит отец. – Иди в свою комнату. Живо!

– Не хочу. – спокойно отвечаю я. – Зачем? Я только спустилась. Да и к тому же, тебе не кажется, что я давно вышла из того возраста, когда ты можешь мне приказывать?

Он опускает взгляд на маму, но она молчит. Впервые в жизни моя мать молчит. Она смотрит куда угодно, но только не на меня с отцом. Чудно. Не скажу, что это поддержка, но что-то около того, поэтому я продолжаю.

– И да, – обращаюсь я к Мишелю. – меня отчислили. Но так, я хотя бы не смогу убивать людей в операционной, чего не скажешь о тебе, согласен?

Он снова онемел. Его взгляд мечется от меня к отцу и обратно.

– Думаю, тебе пора, Мишель. – вдруг произносит мама, подталкивая его к двери.

Мне бы тоже уйти. Но что-то останавливает. Сердце громко стучит в груди. Инстинкты призывают меня бежать, но я не двигаюсь с места. Потому что только начала, и не собираюсь останавливаться. Тормоза отказали. Осталось только узнать, как сильно я покалечусь после столкновения с отцом.

Входная дверь закрывает за этим придурком. Мама прислоняется к ней и поднимает на меня обеспокоенный взгляд.

– Ты совсем из ума выжила! – начинается. Отец, как обычно ходит из стороны в сторону, размахивая руками. А я стою перед ним, как на каком-то долбаном суде.

– А что я не так сказала?

– Ты издеваешься? – вена на его лбу набухает, а лицо краснеет. Он в ярости. -Ты хоть знаешь, кто его отец? А? – нависает прямо надо мной.

– Понятия не имею. – тихо отвечаю я. – Но если это его сын, тогда я даже рада, что не знакома с ним.

– Закрой свой рот! – вопит он, и я вздрагиваю, дыхание учащается, я приказываю себе успокоится. – Мало того, что ты выставила себя идиоткой, у тебя еще хватает смелости огрызаться!

– Это он выставил себя идиотом, а не я.

– Но этот идиот хотя бы окончил университет! И будет работать в клинике, получит признание в обществе…

– Ага, и будет убивать людей время от времени…

– Заткнись!

– Хватит. – вмешивается мама и подходит к нему, чтобы успокоить, но тот только отмахивается, едва не сбивая её с ног. Что только подливает масла в огонь.

– Да и что с того, что я не закончила этот гребанный университет? Какая разница?

– Если ты не понимаешь очевидного, то ты еще большая идиотка, чем он. – цедит отец.

– А ты получается умный, да? Правильный? Это потому что ты врач? Интересно, все ли хирурги такие высокомерные ублюдки?

Мощный удар приходится по моей правой щеке. Хлопок. И моя голова откидывается в сторону вместе с криком матери так сильно, что из глаз летят искры. Прижимаю ладонь к горящей щеке и медленно поворачиваю голову, как во сне, как в кошмаре. Меня никогда не били.

– Ты возвращаешься в Нью-Йорк первым же рейсом. – выплевывает отец. – Будешь молить Шона о прощении и выйдешь за него замуж, поняла меня?

Я не могу пошевелиться. Он разворачивается и направляется к лестнице.

– Нет. – слышу свой голос, и он оборачивается.

– Что ты только что сказала?