– Ну, Илья понятно, но ты-то при чем?
– А при том, что мы жили вместе гражданским браком.
И Мура снова всхлипнула.
Маруся, потрясенная услышанным, стояла ни жива, ни мертва. Неизвестно, что ее поразило больше – арест Ильи или весть о том, что он проживал под одной крышей с Мурой без церковного венчания. Маруся задумалась: она не знала, как поступить. Рассказать родителям? А если Мура ошибается, и Илья вовсе не арестован! Она же побоялась зайти в квартиру, а сведения получила от постороннего лица!
Если же Мура не врёт, то арест непутёвого Ильи станет для родителей ударом. Особенно для папы: он так мечтал, что Илюша станет преуспевающим адвокатом. Как Плевако.
Похоже, вместо Плевако в семье Астафьевых появился новый Марат или Робеспьер.
Мура снова подала голос:
– Я ещё вспомнила: накануне у нас гостил Евгений Монаков —
он приезжал по делам службы. Илюха и разболтал ему по дружбе. И тот же офицер, по словам соседки, приехал с полицией. Не хочется верить, что офицер может быть доносчиком, но такое совпадение, Миша!
Марусе хотелось плакать: сама того не подозревая, купеческая дочь Мура разбила идола, вдребезги!
– Миша, ты никому не проболтайся про нас с Илюшей, – попросила Мура- Сам понимаешь, дойдет до папы… Мои родители- ужасные консерваторы, ну прямо типажи из пьес Островского. Они не так поймут.
– Не надо просить, Мура. Мы с тобой давно знакомы, и ты прекрасно знаешь, что я умею держать язык за зубами.
– Знаю, потому и открылась тебе. Сестры твои меня не любят: я же курю, ношу брюки не только на конную прогулку, признаю свободную любовь. Это у вас тут в провинции каждая барышня мечтает поскорее выйти замуж, абы за кого… А у нас в Петербурге давно имеется прогресс в отношениях между полами.
– Мура, это сейчас неважно, что думаю я о твоих взглядах. – возмутился Михаил.
– Ты не понимаешь, институт брака умер, люди сходятся и расходятся, и никто никому не обязан.
– Как много слов для оправдания! Сказал же, не проболтаюсь. Подскажи лучше, как сообщить Астафьевым об аресте Ильи?
– Не знаю, стоит ли, – Мура произнесла это таким печальным голосом, что Маруся поняла: не стоит!
Однако она не была бы эмансипе, если бы не продолжила:
– Если хочешь, расскажи Анюте или Марусе, а меня не впутывай. А девочки передадут предкам.
– «Предкам,» -презрительно повторил Михаил, – Жалеешь, что не послушала отца?
– Мишенька, о чем ты говоришь? Ты представить себе не можешь, какой ад царил у нас дома! – взорвалась Мура, – То нельзя, другое нельзя. Курить нельзя, на вечеринки нельзя. А женихи – сплошь купчины необразованные, в голове одни цены на скобяные товары. Никто не разбирается ни в поэзии, ни в искусстве. Да я только в Петербурге узнала, что такое – настоящая жизнь!
Мура снова заплакала, а Маруся сочла момент благоприятным, чтобы предстать перед собеседниками. Она резко распахнула дверь и вступила в комнату. Миша и Мура сидели на диванчике. Оба, как по команде, уставились на нее.
Маруся замялась.
– Я случайно проходила, – объяснила она, – Я слышала все.
– Ну, это к лучшему – тебя не надо вводить в курс дела, -сказал Миша.
Маруся выразительно на него посмотрела.
– Я прошу тебя… Вас, – произнесла она, глядя прямо в глаза своему другу, -Пожалуйста, не проговоритесь нашим, хотя бы сегодня. Я не хочу испортить праздник моей семье. Это раз. Два – твоему отцу, Мура, нужно передать записку, хотя бы через сына кухарки – он сообразительный и, если в доме полиция, то поостережется передавать что-либо в руки господину Трапезникову.
– Молодец! – восхитился Миша, – Пришла и все разложила по полочкам.
Он был немного смущён тем, что Маруся застала его наедине с Мурой. Она же и не подумала ревновать: слишком тяжело далось ей известие о непорядочности Евгения Монакова. Разочаровываться всегда неприятно, а в любимом – вдвойне. Отогнав мрачные мысли, она изобразила кураж и, вскинув подбородок, с гордостью произнесла:
– А то! Что бы вы делали без Маруси Астафьевой!
– Я иду за мальчонкой, – Михаил вскочил и скрылся за дверью.
Он даже улыбнулся, радуясь, что сцена ревности отменяется.
Как только он вышел, Маруся присела перед Мурой и заглянула в ее увеличенные атропином зрачки.
– Так, моя милая, теперь, когда мы одни, расскажи мне подробно об аресте брата, расскажи все.
О Евгении Монакова было забыто раз и навсегда.
Глава 31
Лишь назавтра в семью Астафьевых пришло печальное известие. Местный околоточный специально заехал в Большие Дубы, чтобы сообщить об аресте Ильи. Он сказал, что Илюша сидит в Крестах, в ожидании суда, а за участие в антиправительственной организации ему грозит Сибирь.
После первых расспросов и выкриков в доме установилась
относительная тишина. Все разбрелись по своим углами и там переживали внезапно свалившуюся беду в одиночку.
Маменька тихо плакала у себя в комнате, перебирая илюшины фотоснимки, останавливая взор на детских. Не верилось, что из белокурого маленького ангела вырос бунтовщик против царя.
Аня проводила околоточного до ворот, не забыв сунуть серебряный рубль в его плотную ладонь – чтобы не болтал лишнего в округе. Вернувшись, она на всякий случай проверила вещи в комнате Ильи: а вдруг этот паршивец спрятал в доме что-нибудь противозаконное. Она устроила обыск почище полиции, но ничего не обнаружила.
Ваня слонялся по дому без дела и, мучимый любопытством, приставал ко всем с расспросами, но не добился ничего ни от маменьки, ни от папеньки, пока, наконец, кухарка Домна не взяла мальчика под своё крыло. Она поставила перед ним тарелку с куском картофельной запеканки и налила молока. Пока Ванюша уплетал за обе щеки угощение, кухарка излагала собственную версию событий. По ее мнению, выходило, что Илья уже давно живёт, как хочет, не слишком прислушиваясь к отцовским советам, поэтому так все и произошло.
– Вот за это и посадили вашего Илюшу, – добавила она.
– Баба Домна, ты все врешь – за непослушание не сажают в тюрьму, -засомневался Ваня.
Домна не стала спорить, а продолжила рассуждения.
– Барин-то, Федор Иванович, слишком добры к детям. Оне хоть и строгость показывают, а ее и нет! Откуда ей взяться, коли сердце доброе. А ему надо бы применить к сыновьям действенные меры, – заключила кухарка.
Словосочетание"действенные меры» Домна позаимствовала у старшей барышни Анны Федоровны, когда они с Надей Талановой обсуждали школьное воспитание крестьянских детей.
– Какие «действенные меры»? – не понял Ваня. Он же не подслушивал за дверью разговоры барышень.
– Меры? Розгами надо было пороть, как в старые времена, – в сердцах воскликнула кухарка.
Ваня поспешил перевести разговор на другое, испугавшись, что Домна сгоряча может внушить родителям идею о «действенных мерах». Илье и Мите уже все равно, а он, как младший в семье, станет крайним.