– Хоть бы гит заплатил, – завизжал Ивио. – Негодяй!
– Этот гайт с севера. Они вроде недавно сюда переехали, – сосед по прилавку вздохнул. – А там они, сам знаешь, какие… наглее наших, южных гайтов.
Ивио нервно закрутил свои длинные усы кверху. Он взял из мешка у стены наливное яблоко, вышел из-за прилавка и подошёл к ящикам с фруктами, выставленными на продажу. Ивио потёр фартуком яблоко и аккуратно положил его на самый верх яблочной пирамиды. Его прилавок ломился от спелых фруктов таких цветов и форм, что радовал глаз всем, кто проходил мимо. Хотя, пройти мимо было сложно. Если не каждый второй, то третий обязательно останавливался и подходил ближе, а если подходил – без покупки такой вкусности, да и благодаря ненавязчивым хвалам хозяина прилавка – знатока фруктов, никто не оставался.
Утро было ясное. Солнце давно проснулось и разбудило Гайтигонт. Рынок походил на большой муравейник. Торговцы бойко зазывали покупателей; а хранители уличного порядка в своих длинных красных одеяниях с позолоченными пуговицами важно ходили парами между торговых рядов, выискивая воришек и нарушителей порядка, за каждого из которых им платили награду в тридцать гит. Когда за целый день не удавалось ничего заработать, хранители уличного порядка сговаривались и задерживали какого-нибудь мальчугана, промышляющего кражами – который с утра и украсть ещё не успел – и тащили его на главную рыночную площадь, чтобы сдать его под арест и получить награду.
На рыночной площади, окружённой каменным забором, стоял дом с витражными окнами. Его первый этаж служил для работы, а второй для проживания. Площадь украшали клумбы с пёстрыми цветами и фонтан в центре двора с низкими лавочками вокруг. В этом роскошном местечке поселился самый главный блюститель уличного порядка южной части королевства – гайт Футус Крор.
Он был невысок ростом, кряжист и лысоват; да ещё и хромал на одну ногу, чем безмерно гордился, получив ранение, а точнее, стрелу в пухлое бедро, сражаясь с бездомными на Липких Болотах. Король не оставил его без внимания, одарив сундуком гит и пожаловав место управляющего южным рынком Гайтигонта в пределах Стены. Ведь он заслужил этот высокий пост, чуть не погибнув, спасая желторотого бойца от целого десятка бездомных. Хотя стрела угодила ему в бедро, когда он с криками: «Спасайся, кто может!» – и прикрываясь тем самым желторотым бойцом, бежал к пышным кустам, когда надо было идти вперёд, в атаку; но ничего! Никто и не заметил, а если бы и заметил, то чем-нибудь да поплатился бы, поскольку наблюдал эту милую картину всего лишь отряд гонтов, отданный Футусу под командование в те нелёгкие годы диких набегов на королевские отряды. Теперь же он вполне обоснованно, по его мнению, заслужил покой на старости лет, как и полную тарелку, и тяжёлые карманы. Но надо отдать ему должное: судил он справедливо. Зная о проделках хранителей, он тщательно разбирал каждое дело и, если сомневался в виновности обвиняемого, – отпускал его, приставляя к нему на пару дней уличного надзирателя. И где бы «настоящему» герою не расположиться, как не у самого рынка, точнее, в самом его сердце: и мясо свежее, и продукты разные. Для полного счастья старому гурману больше ничего и не надо.
Футус сидел на открытом балконе своего дома и потягивал брол после плотного завтрака. Он держал серебряный стакан пальцами, оттопырив мизинец – то ли от того что он гайт, то ли просто стакан был слишком мал, чтобы запечатлеть на себе отпечаток ещё и толстого мизинца. Рыночный шум звучал для него, как музыка. Он знал: работа кипит, товар идёт, и после обеда будет сбор налогов. Сегодня как раз тот самый день – пятнадцатый от начала месяца, когда гонтам нужно платить налоги за свои рабочие места. На самой же площади было пусто. В эту часть рынка ступали только провинившиеся крестьяне да работники управляющего, и иногда собиралась толпа для всякого рода переговоров и жалоб.
На скамье у фонтана сидел в одиночестве старик в сливовом балахоне, обхватив руками посох и прижавшись к нему щекой. Он как всегда что-то напевал себе под нос, покачиваясь из стороны в сторону. Лёгкий ветер поигрывал в его длинных с проседью волосах и бороде. А вольфрамовый набалдашник его посоха, украшенный лепидолитом, приглушённо поблёскивал в лучах солнца.
– А что это за песенка, поэт? – Футус спустился с крыльца и остановился под навесом, наигрывая мелодию пальцами в воздухе.
– Это колыбельная Солнечного Лика, – Тиазиф поднял голову и посмотрел на управляющего.
– Терпеть не могу эту деревню! – Футус фыркнул и пошёл назад. – Да и остальные тоже. Тьфу!
Тиазиф улыбнулся.
– Погоди, не уходи, – сказал поэт. – Кого-то ведут.
Футус поставил стакан на столик. Он спустился по ступеням, приподнимая белый свободный наряд, чтоб не запутаться в нем и не шлёпнуться, как с ним это уже случалось на радость зевакам, и уставился на главные ворота.
Железные двери со скрипом отворились. На вымощенную булыжником рыночную площадь босыми ногами ступил юноша лет двадцати. Его, связанного по рукам, вели под конвоем два хранителя уличного порядка. Из всей одежды на нем болтались только штаны тёмно-синего цвета, а на шее висел шнурок с волчьим клыком. По его смуглому жилистому телу и немногочисленной одежде не трудно было догадаться, что он житель деревушки Волчий Дух. Молодой человек остановился и посмотрел на окна второго этажа.
– О нет! Опять этот босяк! – Футус поспешил молодому человеку на встречу, выпятив живот и приподняв подол одежды до колен. – Нет! Нет! Нет! – заорал он на всю площадь, но внезапно остановился и обернулся. Он уставился на окна своего дома и прикрыл рот ладонью.
– Принимайте нарушителя порядка, – отчеканил один из хранителей.
Футус, ахнув, кинулся к ним с вытянутыми вперёд руками.
– Нет, нет, нет! Уведите его отсюда! Немедленно! – завизжал Футус, пробегая мимо фонтана и смеющегося поэта.
Молодой человек смело зашагал к дому, не отрывая глаз от крайнего окна второго этажа. Он прошёл мимо Футуса, который неуклюже развернулся на месте и бросился молодому человеку вдогонку. Хранители поспешили за нарушителем, но остановились у фонтана, с недоумением наблюдая разыгравшуюся сцену и не понимая, какие действия им следует предпринять.
Футус всё-таки успел опередить молодого человека. Он добежал до крыльца и заслонил собой проход, раскинув руки в стороны.
– Даже не смей! – пискнул Футус, бросив испуганный взгляд на шнурок от колокольчика.
– И почему опять в таком виде?! – Футус потряс пальцем. – Это нарушение закона!
– Лотти! – крикнул молодой человек, глядя Футусу прямо в глаза. – Выгляни! – крикнул он ещё раз.
Управляющий разозлился не на шутку, но единственное, на что он решился – юркнуть в здание, и закрыть за собой дверь на все засовы.
С верхнего этажа донёсся скрип. Босоногий юноша поднял голову и поспешил к углу дома. В окне показалось острое личико с большими глазами. Лотти посмотрела вниз, сквозь приоткрытое окно. Заметив своего верного поклонника, она улыбнулась и залилась румянцем.
– Привет, – прошептала она еле слышно и помахала рукой.
Молодой человек замер, прижав связанные руки к голой груди. Они бы так и стояли, молча глядя друг на друга, если бы ревнивый папаша не заслонил свою дочь грудью.
– Видела бы это твоя покойная мать! – завизжал Футус и вывалил в окно свои раскрасневшиеся щеки.
Не желая нервировать отца и опасаясь, что он вновь запрет её на целый день, Лотти молча удалилась вглубь комнаты.
– Во-о-н! – рявкнул Футус босоногому юноше и с грохотом захлопнул окно.
Молодой человек не сдвинулся с места, надеясь, что она вновь подойдёт и вновь откроет окно, но за окном всё затихло.
– И что же с ним делать? – обратился хранитель уличного порядка к товарищу, но единственным полученным ответом были пожатые плечи.
– Как давно вы на службе? – спросил Тиазиф.
– Неделю, – ответил один из них.
– Идите на улицы, – Тиазиф прислушался. – Там что-то происходит. Узнайте, что именно.
– А как же нарушитель? – спросил второй хранитель.
– Да никакой он не нарушитель. Он здесь частый гость. Вы привыкните к нему, – поэт нетерпеливо махнул рукой в сторону ворот.
Хранители уличного порядка поспешили к выходу, переглядываясь и спотыкаясь на ровном месте. А молодой человек подошёл к Тиазифу и сел рядом.
– Лиор, мой мальчик, – Тиазиф прислонил свой посох к скамье и развязал молодому человеку руки, – как ты поживаешь?
– Отлично, – Лиор потёр запястья. – Вот только у отца опять сердце побаливает, я приехал за лекарствами.
– И заодно задумал управляющего лишить здоровья и сна, – Тиазиф улыбнулся.
Лиор прыснул:
– Да куда там. Таких ничто не берёт.
– А как твой племянник?
– Всё также: по улицам бегает, бездельник. А почему вы так часто спрашиваете о нём?
– Он особенный мальчик, – ответил поэт.
– Вы это уже говорили, но толком ничего не объясняете.
– Каждому знанию – своё место и час, – Тиазиф посмотрел на небо.
– Почему она родилась именно его дочерью? – Лиор вновь взглянул на окно. – И почему она не из гонтов?!