Девушка поспешила следом и, чем дольше они шли, тем все меньше ей хотелось расставаться с этим парнем. Как он был не похож на тех, кто окружал в ее времени! Умное лицо, внимательные глаза, нежные губы, чуть прикрытые мягкими усами. И при этом, крепкая фигура, которую не скрывал, а подчеркивал широкий табар.
«Я пропала!» – пронеслось в голове девушки.
Уже в библиотеке, куда привел ее паж, Мери не выдержала:
– Прости, это глупо. Я не знаю, что со мной, – и сделав глубокий вдох, выпалила, – хочу остаться с тобой!
– Тут ты всего лишь дух, – Вильям грустно улыбнулся, – я буду вспоминать тебя всю жизнь. Но ты должна вернуться в свое время.
Паж достал с полки книгу, обитую железными полосками. Найдя нужную страницу и начал читать заклинание.
В больничной палате пальцы Мери разжались, выронив смятый обрывок. Мужчина, сидевший у кровати бросился к двери:
– Доктор Стин! Она проснулась! Проснулась!
– Я хочу быть с ним! – еле слышно прошептали губы Мери
У РИСОВОГО ПОЛЯ
Солнце поднималось из-за холмов.
Кента стоял на склоне холма, слушая утреннее пение птиц.
Его рисовое поле из зеленого, на несколько минут, превратилось в розовое, как лицо соседа Сабуро после встречи с чашкой крепкого саке.
Мысли Кента неслись, белыми пушистыми облаками по синеющему небосводу: о том, как созреет рис, он продаст его и, наконец, выдаст свою старшую, из трех дочерей, Такако, за доблестного самурая Ёсидо Ямадзи.
Ползал на другом конце поля, на толстом брюхе, розоволикий, с самого утра, Сабуро.
Крался быстро, как смелый, крот, охотясь на молодую саранчу. Это была уже вторая, выловленная на своем и, отправленная на поле Кента, обжора. Сминалась ложбинкой насыпь между полями, под тяжелое сопение крестьянина. Перетекала, сладко журча, вода с поля соседа. Плакало рисовое поле Кента.
Но и другой сосед рыл аккуратную метровую канавку от поля Сабуро, посмеиваясь над охотником на саранчу.
Конечно, к осени, дозревали только самые закалённые, жизнелюбивые кустики.
Пересчитывали крестьяне рисовые зернышки с каменным лицом и планами на месть.
Лишь на приданное Такако и хватало урожая Кента.
Накануне приезда жениха, выйдя посмотреть на ясный свет луны, увидел Кента тень, юркнувшую в комнату Такако. Бросился он следом, поймал за шиворот сына хитрого Сабуро, Кичиро. Назвал парень Такако своей женой.
Что делать? Повинился Кента перед самураем. Познакомил его со средней своей дочерью Айаям. Скромна девушка. Не опозорит отца. Пообещал Ёсидо Ямадзи приехать через месяц.
Сидит Айаям, из дома не выходит. Доволен Кента. Таскает из закрамов Сабуро по горстке риса темными ночами. А что? Такако теперь жена его сына, пусть он ее и кормит! Тем более, та саранча, что Кента на поле соседа запускал, за слитую воду, снова у него оказывалась!
Прошел месяц. Снова канун приезда самурая.
Решил этой ночью крестьянин, что хочет, сам того не подозревая, Сабуро поделиться даже не одной, а двумя горстками риса.
Тихо было осенней ночью. Только дождь нашептывал что-то. Не мог понять Кента. Зато шорох за дверью средней дочери рассказал о многом.
Разлетелась под яростным напором касы тонкая дверь. Рухнул на извивающегося Кичиро.
Главное, ни зернышка не уронил. Вот она, ловкость! Не зря его тоже назвали самураем в последней войне и подарили кетану.
Пришлось Кичиро и Айаям назвать своей женой.
Опять рвал волосы на жидкой бороденке Кента.
Утро заставило заняться крестьянина зарядкой – много кругов прошел Кента на коленях вокруг Ёсидо Ямадзи, счет потерял поклонам. Уговорил упрямого жениха воспылать чувствами к младшей своей дочери Юми. Вся надежда на молодые ее лета.
Снег уже посыпал уставшую землю. Пела вьюга колыбельную долгими ночами.
Последнюю горстку риса нёс Кента от Сабуро. Довольно мурлыкало сытое брюхо. И не поймет крестьянин, урчание полного желудка разносится по дому или стоны за дверью младшей дочери. Вдруг плохо маленькой Юми? Распахнул двери встревоженный отец…
И снова перед ним бесстыжий Кичиро! Кетану бы в руки! Лишить любвеобильного кузнечика его гордости, да с прошлого года подперает верное оружие надломленную сакуру.
Опять, ухмыляясь, признает девушку женой. Ведь поле Кента теперь его полем будет! Некого больше предложить упертому самураю.
Больше не помогали ни поклоны, ни мольбы… Ревел извергающимся вулканом Ёсидо Ямадзи. Сказал, чтоб сам Кетан шел к нему, раз не дождались дочери, распустились лотосом раньше времени.
С холодным, словно кетана, в которой спряталась душа, сердцем, согласился крестьянин.
Настала ночь. Дрожа, горели многочисленные светильники в спальне самурая. Скинуто было кимоно.
Взглянул Кента ниже пояса Ёсидо Ямадзи, слезы выступили на глазах. По щекам побежали. Не простые слезы, от смеха! Тряслись стены, прыгало сердце.
Радовался Кента за дочерей беспутных. От чувств нахлынувших, от увиденного, не выдержала душа, вылетела со смехом.
Никто не достался самураю. Опозорился. «Вот хоть харакири делай!»
Евгения Болдырева
(@evgeniya.boldyreva)
ПОРТРЕТ
Монотонную суету холла прорезал крик:
– Где портрет? Я хочу, чтобы брат видел каждого актёришку в этой студии!
Под взглядом начальства рабочие забегали, но спешили они не выполнить поручение, а скрыться из поля зрения.
До открытия оставался один день.
* * *
Нэнси в сотый раз сверилась с картой, нацарапанной на блокнотном листке. Получалось, что нужно свернуть с многолюдной улицы в переулок. Тёмный. Тихий. Совершенно непохожий на картинки из грёз.