Он пришёл сюда мальчишкой
Пять годков тому назад.
Босоногий замухрышка,
Не старатель, а детсад.
Тащат злато из карьера,
Кто на грамм, кто на кило.
Только Джонни, вот холера,
Даже разу не свезло.
Так проруха за прорухой
Усмирили парню пыл —
То ли тронулся кукухой,
То ли просто приуныл.
Но однажды на закате,
Под финал шестой весны
Он заметил, вот те нате,
В камне отблеск желтизны.
В грязь упал среди трясины,
Поднатужился чудак,
И извлёк на свет из глины
Самородок аж с кулак.
Зыбкой грязи бок тягучий
Он огладил, как в бреду,
И решил на всякий случай
Спрятать золото во рту.
Тянет книзу подбородок,
Рот разявил, как удав.
Уместился самородок,
Но заклинило сустав!
Обомлел, таращит глазки,
Рукавом прикрыл руду,
И глядит не без опаски
На собратьев по труду.
С этих станется, отнимут,
И зубов не пощадят.
От сурового режиму
Сам Redentor им не свят.
Так что Джонни тихой сапой
Меж людей бочком-бочком,
Прикрывая грязной лапой
От рабочих злата ком.
Шустро выбрался из ямы,
Уцепившись за карчу,
И стремглав понёсся прямо
Он к знакомому врачу.
* * *
Чтоб достать окаменелость
Дёрнул доктор, что есть сил,
За заклинившую челюсть.
Бедный Джонни громко взвыл.
Приласкал по подбородку
Докторишку за труды.
Тот упал на самородок
Головой. И всё. Кранты.
ТУЗ ПИК
– Ваша карта? – спрашивает человек у входа, и пропускает меня, едва взглянув на мятый прямоугольник.
Бумага сделалась влажной от вспотевшей ладони. Да, я боюсь выпустить карту и даже на секунду потерять с ней контакт.
Почему? Откуда эта возбуждающая уверенность, что именно туз пик станет моим билетом в новый мир?
По лестнице спускаюсь медленно, сдерживаюсь от желания перескакивать через ступени. Ни к чему привлекать внимание. Каждый здесь надеется, что его карта окажется козырем, но только один останется в трактире «36» после закрытия.
Сегодня это буду я. Должен быть я!
В зале всего пара свободных мест и три десятка знакомых лиц. Одних приветствую кивком, к другим подхожу для рукопожатия. Марк сам поднимается из-за столика и спешит ко мне.
Он здесь старожил, и всё, что мы знаем о трактире, рассказал Марк.
Говорят, у него на руках была вся колода, но я не верю. Вернее, не хочу верить. Ведь тогда получается, что застрять в ЭТОМ Питере можно очень надолго, а у меня другие планы.
Обычно я знакомлюсь с новенькими, но сегодня сразу прохожу к столику. Какой смысл запоминать имена, если мне никогда не доведётся их произнести?
Последний гость занимает своё место, разговоры утихают.
Мы ждём.
Тридцать шесть пар глаз смотрят на резную дверь. Тридцать шесть пар ушей пытаются различить за ней стук каблуков. Тридцать шесть человек замирают с единым желанием и единой надеждой.
Мари как всегда пунктуальна. Появляется, окружённая ароматом полыни, обводит взглядом присутствующих, произносит:
– Колода перетосована.
Начинаются долгие часы ожидания.
Мы пьём, едим, разговариваем. Делаем вид, что собрались ради чревоугодия и болтовни. Тем временем Мари ходит от столика к столику, и в свою очередь притворяется обычной хозяйкой трактира. Очень радушной хозяйкой, кто бы спорил.