Юное сердце на Розе Ветров

Несколько мгновений Микаэль смотрел на отца, после чего на его губах появилась слабая улыбка.

– Не переживай, папа, – он коснулся щеки мужчины и тот внезапно ощутил, как волна прошла по позвоночнику, словно заряд тока. Когда-то точно так же, таким же проникновенным взглядом смотрела на него его возлюбленная и так же нежно поглаживала его щеку пальцем. Увидев это отражение в детском облике сына, в его глазах на мгновенье появился страх и жуткая боль. Тем временем Микаэль, словно не видя этой резкой перемены, продолжал говорить: – Я верю тебе и твоим словам. Ты любишь меня. Да, я прав? Папа.

Затаив дыхание, глядя в глаза этому ангелу, в речах которого была дьявольская сладость, Натан вконец лишился сил.

– К-конечно, – с трудом выдавил он из себя и чтобы закрыть виденье, обнял Мику и прижал к себе. Однако это было не порывом любви или нежности, это было скорее желание скрыться от образа, и мальчик чувствовал это, понимал, и от этого понимания душа болела сильнее. Он сжался в отчужденных объятиях родителя, пытаясь найти хоть каплю спасительной любви в его холодной ласке.

– Конечно, я люблю тебя, даже не сомневайся, – прошептал отец. – А теперь иди, ложись. Время позднее, а день был тяжелый. И постарайся забыть обо всем.

Мальчик едва заметно кивнул, хотя больше всего ему хотелось остаться в этих объятиях, которые быть может еще чуть-чуть и согреют его душу, но сладкому моменту настала пора прекратиться, как любому сну. Когда отец отпустил его, тяжесть опутала сердце новым витком. Стало еще холоднее, еще больнее, чем прежде, ведь Мика продолжал любить отца, как бы не сердился на него, сколько бы тот не причинял ему боли. Он хотел быть с ним и продолжал надеяться, что когда-нибудь этот лед возможно растает.

Микаэль поднимался по ступеням, отец смотрел ему вслед, а потом провел рукой по глазам.

Проклятый ребенок, покинутый матерью и причиняющий своим видом боль отцу, вспоминающему свою любимую, он так и не мог получить от родителя то, в чем так нуждался…

Микаэль вел себя так, словно ничего не произошло, даже сам переезд и вливание в новую жизнь не оказали на него влияния. Уже через несколько дней мальчик свыкся с новой обстановкой в школе, дома и комфортно чувствовал себя в ней, точно жил тут с самого рождения. Необычайный адаптационный механизм. Конечно, отсутствие общения со сверстниками и нежелание сближаться с кем-либо настораживали отца, но дело в том, что Мика с детства предпочитал держаться от всех на расстоянии. Так что новостью это не стало. В остальном он нисколько не изменился.

Правда отсутствие изменения в поведении Мики также вызывало тревогу родителя, потому что, если мальчик лишился подавляющего его волю источника, он должен был измениться, но этого не происходило, и у отца возникла мысль, что сына по-прежнему что-то терзает, не дает раскрыться и свободно пойти на контакт с другими детьми. Его сын и раньше хорошо маскировал истинную картину происходящего, и его благодушное поведение не было показателем истинного мира в душе ребенка. Это дало отцу повод отвести Микаэля к психологу, дабы определить, остались ли у него какие-нибудь сдерживающие его мысли и чувства пятна души. Однако специалист ничего такого не выявил, но все равно предложил провести несколько сеансов для приобретения Микой коммуникабельности и, считая это правильным, мужчина дал свое согласие.

Только тут он допустил ошибку, которую совершают большинство взрослых людей, доверяя воспитание своих детей и толкование им жизненных истин чужим, не сознавая самого важного, а именно того, что в тот момент мальчику была нужна не помощь специалиста или кого другого, а его личное участие в жизни сына.

И, быть может, Натан понимал это глубоко в душе, но переступить через себя, заставить себя свободно смотреть сыну в глаза он не мог, совершая еще один шаг на пути к разрушению доверительной связи с сыном. Погруженный в работу, опять же для того, чтобы обеспечить нормальную жизнь подрастающему мальчику, справляющийся с собой в одиночестве, дабы не травмировать Мику лишний раз своим состоянием, он отдалился от него тогда, когда мальчик более всего нуждался в его внимании и поддержке. Нельзя сказать также, что Натан изолировался от его общества целиком и полностью. Как мог он старался уделить время сыну, сходить с ним вместе куда-нибудь, купить ему что-то, что вызовет радость, однако все это было лишь внешне. Боль потери любимой и неизгладимая вина перед единственным и горячо любимым сыном не позволяли Натану наслаждаться тихим семейным счастьем, вынуждая его постоянно страдать и казнить себя за ошибки. Будучи слишком чувствительным, Мика улавливал эту внутреннюю отчужденность отца, хотя внешне тот изо всех сил пытался окружить сына вниманием.

Ощущая себя ненужным отцу на протяжении долгого времени, младший Шиндо только убеждался, что в действительности он необходим исключительно самому себе. Эгоизм и недоверие все больше разрастались и опутывали его незащищенное сердце, которое он снова учился защищать от мира сам, прочно сковывая его льдом, даже не подозревая, что в этой холодной глыбе еще не каждый участок покрылся острыми пиками и есть еще трещинки, сквозь которые способны проникать и выплескиваться теплые чувства, погребенные так глубоко.

Два с лишним года спустя…

– Мика, ты меня слышишь? – худощавый мужчина пристально смотрит на парня, элегантно подперев голову, изящно сидящего напротив него в кресле. Внимание юноши сегодня необычно рассеянное, он то и дело отводит глаза, сосредотачивается на одной точке кабинета и совершенно не воспринимает слова.

– Да, – нехотя ответил Микаэль, не отрывая взгляда от окна, за которым небо с утра затянули серые, тяжелые тучи. По стеклу застучали мелкие дождевые капли, от чего и так удручающая атмосфера в кабинете стала навевать унынье.

– Продолжайте, я Вас слушаю.

– Но я как раз говорил о том, что на сегодня наш сеанс окончен. Что с тобой? – серьезно осведомился врач, вглядываясь в лицо парня, длительное лечение которого так и не принесло результатов. Пациент был упрям и несговорчив и ни за что не желал приоткрыть завесу своего внутреннего мира, усложняя и разрушая тем самым свою же жизнь. – Ты плохо себя чувствуешь?

– Да что Вы, доктор, я чувствую себя превосходно, – внезапно с живостью ответил тот, нацепив привычную усмешку и обернувшись к специалисту. – Ваши мудрые и поучительные слова мне прямо бальзам на душу. Чем я могу отблагодарить Вас за неоценимую помощь? – улыбка на его лице стала шире и соблазнительней. Врач застыл на месте, он не ожидал подобной реакции от своего пациента.

– Быть может, Вам не достаточно того, что платит мой отец и Вам нужна более весомая плата? – с этими словами Шиндо поднялся с места и, сделав пару шагов, замер перед врачом в манящей позе. – Только скажите, и я с удовольствием внесу её, а Вы удостоверитесь в том, что Ваши сеансы не прошли даром. Благодаря Вам я полностью здоров. Что скажете, не желаете проверить это лично? – томно взирая на надоедливого мозгоправа, сладко проговорил Мика.

– Я понимаю, насколько тебе неприятно находиться здесь и слушать эти разговоры, но ведь это для твоего же блага, – спокойно проговорил психолог, с достоинством выдерживая провоцирующее его откровенное поведение трудного подростка. – Ты должен понимать, что тебе никто не желает зла.

– Разумеется, о каком же зле может идти речь. Отовсюду я получаю лишь добро и заботу, вижу, как люди вокруг меня пытаются облегчить мне жизнь, – касаясь тонкими пальцами пуговиц, юноша начинает медленно расстегивать их, при этом блеск в его глазах становится все более манящим и призывным.

– Мика, прекрати, – строго говорит психолог.

– А мой заботливый папочка, он и вовсе из кожи вон лезет, лишь бы только его сыночку было не скучно, – продолжает парень, проходясь рукой по вороту рубашки и плавно оттягивая ее в сторону, при этом делая еще один пленительный шаг навстречу врачу. – Я так обязан Вам за труды, сколько же Вы уже провозились со мной…

– Прекрати! Прекрати сейчас же, как тебе не стыдно! Как ты ведешь себя? – пугаясь, не зная как остановить это бесчинство, врач отвешивает Мике пощечину как раз в тот момент, когда рука парня ложится на его колено, а сам мальчик, кажущийся сущим Дьяволом, сокращается дистанцию между их лицами.

– О, Господи! – тут же спохватывается он, вскочив из кресла и приблизившись к отшатнувшемуся ребенку. «Какая невероятная притягательная сила у этого ребенка», – ужасается мужчина второй раз, ощущая страшную вину за свой поступок. Этот мальчик – его пациент, и, что бы он не вытворял, он не имел права поднимать на него руку. Но в тот момент он действительно был сражен. Словно попал под некий гипноз. И паника, что он находится во власти незримых чар, возобладала над здравым рассудком.

– Мика, прости, я погорячился. Я не должен был так поступать. Тебе больно? – взволнованно говорит он, беря юношу за плечи. При этом у врача пульсирует в мозгу только одна мысль. «Что же я теперь скажу его отцу? Это же не допустимый проступок. Я ударил своего пациента… Не просто пациента… Мальчика… Ужас, катастрофа!»

– Это значит «нет»? – густая челка скрывает глаза, но губы растянуты в усмешке. Мика прижимает ладонь к ушибленному месту. Его вопрос звучит так твердо, что мужчина, находящийся в панике от своего действа, даже не сразу понимает о чем идет речь.

– Что? Что «нет»? – недоуменно лепечет он.

– Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю.

– Бог мой, – отшатывается изумленный психолог. «Может он и впрямь сумасшедший?.. Или это я обезумел?»

– Да что ты такое говоришь? Естественно, я отказываюсь. С твоей стороны было глупо рассчитывать на обратное, какие бы цели ты не преследовал.

– А Ваш поступок можно назвать умным?

Врач содрогнулся, когда в него вонзился, будто стрелой, насмешливый, горделивый взгляд ярко синих глаз. Этот пронизывающий взор не давал шанса на спасение, заставляя вспоминать сотворенные прегрешения, которые дважды за последние пять минут обуяли его сущность.

Мальчик с чарующим ликом ангела и душой демона, слетевший на Землю дабы вывернуть мир наизнанку, показать всем и самому себе ту черную сторону его природы, которую каждый человек утаивает глубоко в себе. Вот каким этот юнец предстал на мгновенье человеку, получившему прагматичное, стандартное образование, исключающее какие-либо религиозные мотивы.

– Даже не представляю, что скажет папа, когда узнает, что Вы подняли руку на его сына, – пропел Мика, с сожалением взирая на несчастного врача, ощутившего себя в ловушке.

– Чего ты хочешь, маленький Дьявол? – процедил сквозь зубы мужчина.

Губы Микаэля расплылись в улыбке, а в глазах читалось неприятие и издевка.

– Быть может, Вы еще передумаете? – лукаво прищурился он, однако видя в глазах психолога непоколебимую твердость и желание сказать ему прямо «убирайся отсюда», юноша только пожал плечами.

– В таком случае, до свиданья, – сказал он и, взяв из соседнего кресла свой школьный рюкзак, направился к выходу. Когда он покинул кабинет своего психоаналитика, тот так и остался стоять, словно пораженный током.

Шиндо вышел на улицу. Дождь немного усилился, пока он спускался на первый этаж, но в это время года такая погода была ему только в радость. Оказавшись под открытым небом, Мика взглянул в бескрайнюю серую высь, и на его губах отразилась легкая улыбка. Он был убежден, что сегодня был его последний сеанс у этого врача. Чтобы отец не говорил, сколько бы денег не предлагал, а эта канцелярская крыса более никогда не подпустит его даже к двери своего кабинета. Фактически, он избавил себя от этого унылого общества, навязанного ему отцом. Легко вздохнув, с наслаждением втянув носом сырой воздух, Мика направился по улице. Ощущение легкости преследовало его, пока он думал о своем избавлении и говорил себе, что если отец надумает повести его к другому специалисту, его постигнет та же участь. Отныне Мика больше не потерпит вмешательств в свои личные дела всяких выскочек.

Правда легкость через время сменилась грустью. Шиндо опустил взгляд себе под ноги. Он не хотел понимать, почему отец отправляет его к этим чужим людям вместо того, чтобы самому поговорить с ним. Зачем он сплавляет его другим? За ненадобностью? Нежеланием возиться с ним самому?

Осознание ненужности родителю, который делает все что угодно, лишь бы только отстранить его от себя, не важно под каким предлогом, временами разрывает душу, когда начинаешь задумываться об этом всерьез.

А ведь ему нужно не так много, всего лишь чуточку участия со стороны отца.

– Какой ужасный ливень, – отодвигая жалюзи, проговаривает мужчина, поднимая вверх очки и вглядываясь во тьму. – Ты только посмотри, Натан. Натан? – он оборачивается к только что вошедшему в офисное помещение человеку.

Задумчивость и недоумение отражается во взгляде Шиндо, хотя внешне он по-прежнему остается спокоен. Дело в том, что ему поступил звонок от Микиного психоаналитика, который сказал, что больше не может продолжать работу с его сыном, так как у него появились срочные дела, он приносит свои извинения отцу, возвращает деньги за несколько оплаченных наперед сеансов и предлагает ему взамен обратиться к другим знакомым ему хорошим специалистам, если у отца возникнет желание.

«Почему же так внезапно?» – хмурится Натаниэль, присаживаясь за свой стол.

– Натан, ты меня слышал? – к нему приблизился сотрудник, заметивший его состояние.

– Да, и надеюсь, Мика, уже дома, – со вздохом говорит Шиндо, бросая взор на часы.

– Что случилось?