Милость к падшим

– Обещал.

– Так иди!

Она пошла к трапу корабля.

Все циркачи смотрели, как она что-то говорит стражнику, как тот отрицательно крутит головой.

Алоли вернулась к повозке, на которой стояла клетка с медведем. На другой повозке был сложен весь цирковой скарб.

Неожиданно Тамир сорвался с места и побежал к кораблю. С лету хотел прорваться мимо стражи, но получил такой удар копьем в грудь, что отлетел, упав на парапет.

К нему скорой походкой подошел Керим, факир.

Тамир сидел прямо на земле в разорванной камизии, с синяком под глазом, задыхаясь от ненависти и беспомощности.

На корабли грузили мешки с зерном, несколько солдат из гвардии Лизандроса наблюдали за работающими на погрузке рабами, остальные воины были уже на кораблях.

И никому не было дела до бродячих циркачей, будто их и не существовало вовсе.

– Тамир, надо ехать, – сказал Керим.

Он был лыс, угрюмого нрава, приземист и мускулист. С Тамиром они сошлись давно. Керим выполнял работу не только на представлениях, но и много делал по хозяйству.

– Надо просить у префекта разрешение хотя бы на одно представление. Чтобы были монеты на дорогу. – Тамир снизу посмотрел на Керима. Тот помог ему подняться.

– Ничего не поделаешь, придется опять кланяться префекту, – сказал Керим.

Он знал, что префект Ксенон презирает Тамира и уже запретил ему быть в Александрии. Только приезд Лизандроса остановил высылку бродячего цирка.

Тамир, поддерживаемый Керимом, сделал несколько шагов к повозке.

И вдруг стал оседать.

Керим подхватил его, не дав упасть.

Дотащил до повозки, помог хозяину забраться туда.

Губы Тамира посинели, что-то забулькало в груди.

Воин из охраны так двинул в грудь Та-мира копьем, что, по-видимому, повредил ее. Но скорее всего всё пережитое вчера на пиру и сегодня утром сломило Тамира.

– Керим, – с трудом выговорил он. – Умираю…

Керим всполошился:

– Кейла! Воды!

Но вода, которую дали Тамиру, пролилась по уже навсегда закрытым губам циркача.

Около тела хозяина цирка стояли его подчиненные.

Алоли смотрела на умершего отца со странными чувствами. Он был ей одновременно и противен, и близок.

В последнее время она обдумывала планы, как и куда убежать. Держала лишь горячая убежденность Тамира, что она добьется успеха – пусть не как покойная императрица Феодора, но всё-таки станет знатной женщиной, близкой ко дворцу.

И вот нет ненавистного мучителя, но нет и прекрасного будущего, которое он рисовал так пламенно, особенно изрядно выпив.

Она перевела взгляд с умершего отца на море.

Корабль с Лизандросом сейчас выйдет из гавани. Ее образует мол, построенный еще по приказу Александра Великого.

Он тянется от берега на 7 стадий[10 - 7 стадий – 1290 м.]до острова Фарос, где и сейчас светит луч маяка, видный и днем, и ночью. Потому он называется не только Александрийским, но и Фаросским.

Маяк светит!

Ничего, есть и другие корабли. Она найдет с кем уплыть в Константинополь. Главное, она теперь свободна.

А сейчас надо ехать к египетскому некрополю. Похоронить там Тамира. Хотя лучше бы выкинуть его тело в овраг, на съедение диким псам.

– Поедем к некрополю. Надо его похоронить.

– А чем платить? – ехидно спросила Кейла.

– У меня есть чем платить. И у тебя тоже будут монеты, если захочешь, – властно ответила Алоли.

Глава 4

Сводники

Прежде чем покинуть Александрию, Алоли решила проститься с матерью.

Амизи встретила ее без удивления и без радости.

– Что тебе? – равнодушно спросила она.

Встретились в комнате Амизи, где посредине находилось ложе, у стены столик с зеркалом и принадлежностями для грима. У двери стояли кувшин и тазик для умывания.

– Тамир умер.

Амизи вскинула быстрый взгляд на дочь:

– Уже рассказали.

У нее было усталое лицо, и без подводки глаз, раскраски щек, без парика с рядами мелких косичек она выглядела как уже много пожившая и много чего пережившая женщина. Перед встречей с мужчинами она увлажняла себя благовониями, надевала шелковую легкую тунику, и тогда прежняя привлекательность возвращалась к ней. Тем более в полумраке, когда горела лишь одна свеча. А сейчас слишком были видны следы распутной жизни – особенно на ее лице.

– Слышала, ты его похоронила.

– Да.