Варнак

– Это хорошо, – кивнул Хан и ответил на удивлённый взгляд варнака: – Меньше народу, больше кислороду. Большую войну мы не потянем.

– А ты воевать собрался? – удивился Пастырь.

– Придётся, – невозмутимо кивнул Хан. – Всяко разно – придётся.

– А зачем?

– За жизнь. За новую жизнь. Будут несогласные. Все ведь не умрут. А жить хотят все. И жить хотят лучше других, и чтобы никто не мешал.

Да он больной, подумал Пастырь, просто больной. А вслух сказал:

– Новый мировой порядок?.. Михайловск – столица нового мира. На мировом престоле – юный сын калмыцкой степи император Хан. Полста хмурых пионеров с калашами в руках стоят за его спиной у порога новой жизни.

Хан не обозлился. Усмехнулся слегка, жёстко глянул в глаза.

– Ты этого не увидишь, мясо.

– Да уж не хотелось бы.

– Не увидишь.

– Убьёшь? – Пастырь прищурился с ухмылкой.

– Да, – просто и коротко ответил Хан.

– Почему?

– Не почему, а – зачем.

– Зачем?

– Пацанам есть надо. Но это не сегодня и не завтра, не ссы. У нас ещё две собаки в запасе.

– Ну, ладно.

Замолчали. Хан всматривался, надеялся, наверно, увидеть страх в глазах варнака, искал слабину.

– Ты, мужик, зла на нас не держи, – сказал он через несколько минут молчания. – Мы ведь тебя сюда не звали, ты сам пришёл.

– Базара нет.

Накинуть бы тебе сейчас на шею жгут, обвитый вокруг пояса. Он прилипнет сразу, стянет. Опешишь ты, выпучишь свои узкие бурятские глазёнки, задёргаешься, раскрыв рот, пытаясь заглотнуть воздуха…

Если бы не решётка…

– Сегодня суд будет. Заодно и про тебя порешаем, – кивнул Хан, раскуривая новую сигарету.

Суд?! Интересно-то как!

– Суд? – улыбнулся Пастырь. – А адвокат у меня будет?

– А как же, – пожал плечами Хан, словно не замечая иронии. – У нас всё серьёзно, мужик. Ты не думай, что мы просто банда какая.

Да нет, конечно, вы не банда. Орда.

– И за что судить будете?

– За преступления против жизни. За шпионаж и… этот… – царёк поводил глазами, вспоминая слово. – Саботаж, короче.

– Вона как… И что будет, если меня оправдают?

Хан подавился смешком, похлопал себя по животу, запустил в камеру струю табачного дыма.

– Ты больной? – спросил насмешливо. – Кто ж тебя оправдает!

– Ну а вдруг.

– Хм, – Хан задумчиво посмотрел варнаку в глаза, покачал головой, улыбаясь. – Тогда пойдёшь, откуда пришёл. Только без руки без одной.

– Чего?

Хан развёл руками.

– Да, – подтвердил он. – Такая пошлина у нас.

И добавил, снимая все неуместные вопросы и недовольства:

– Пацанам есть надо. А тебе без руки удобней будет.

Так вот оно что. Это, стало быть, Михая судили и оправдали, что ли? Взяли «пошлину» и отпустили?

А хан изучающе посмотрел в лицо долгим взглядом, дёрнул губами.

– Я бы тебя судить не стал, мясо, – сказал он. – Кончил бы тебя да и всё. Опасный ты. Но закон есть закон, не мне его нарушать. Ты – отец. Пацаны это чуют, ты им понравился. А мне это не надо. Потому что не наш ты, не правильный. Так что на оправдание не рассчитывай, мужик. Готовься к смерти.

– А давно готов, – мотнул головой Пастырь.

– Угу… Тебе – верю. Обижаться не будешь?

Пастырь усмехнулся.

– А если обижусь, то что?.. Весёлый ты парень, Хан! – сказал он.

«Хитрый, гадёныш!» – подумал, покусывая губу.

– Я не весёлый, – между тем отвечал Хан, каменея лицом. – Я жёсткий и справедливый. Иначе нельзя. Ни с вами, ни, – кивок в сторону зала, – с ними. По тебе же видно, что ты не дурак, мясо. Ты всё понимаешь. Ты бы и сам на моё место хотел, так ведь? Думаешь: вот свалить бы меня и взять пацанов себе под крыло… Только ты на моём месте не нужен никому. Ты и себе не нужен ни зачем.

– Ты сказал, что заодно меня судить будете. Что, ещё кого-то взяли?