– Да-с.
– Была? – спросил он самое девку.
– Гуляла с ним.
Бакланов с большим еще участием взглянул на них.
«О, любовь! кого ты ни связуешь?» – подумал он глядя на эти два некрасивые существа.
Презус между тем посмотрел на часы и объявил, что заседание кончилось.
Бакланов уехал домой, возмущенный до глубины души: «вероятно, что этот господин, их научивший, и их барин были оба мерзавцы, – а наказание терпят только эти два полуидиота; непременно надобно бы их участь облегчить, а того злодея поймать».
Герой мой был очень еще неопытен в судебной практике.
13. Завеса несколько приподнимается
Чем далее происходил суд, тем более Бакланов начинал видеть, что тут что-то такое да не так, и что заседавшие с ним судьи судили не совсем беспристрастно.
По совершенной еще невыработке житейского характера, он беспрестанно обдумывал, как ему себя вести и с кем бы наконец посоветоваться. Виденный им у откупщика пьющий вице-губернатор показался ему, в этом случае, всех удобнее: по крайней мере, когда за обедом все пели, он один не пел и даже как будто бы стыдился этого!
Бакланов поехал к нему.
В темной и грязной передней он увидал, что на прилавке дремал лакей. Он должен был разбудить его.
– Барин не так здоровы, – проговорил было тот сначала; но потом, порассудив, прибавил: – да вы из больших чиновников, аль из маленьких?
– Нет, не из больших, – отвечал Бакланов.
– Ну, так пожалуйте-с, – сказал лакей.
Бакланов вошел.
Вице-губернатор, в халате, грудь нараспашку, сидел перед закуской и имел как-то странные сжатые губы.
– А, прошу покорнейше! – произнес он, узнав, видно, Бакланова и не привставая, впрочем, сам с места. Рукой он указал ему на стул.
Бакланов сел.
– Я к вам, Николай Григорьич, с просьбой, – начал он сейчас же.
– А! – произнес вице-губернатор и вслед затем длинною струей выпустил из рта воздух, как человек, которому дышать трудно.
– Я командирован в военно-судную комиссию над дворовыми людьми по убийству Коклевского.
– А! – повторил еще раз вице-губернатор и затем, как бы исполнившись какого-то грустного воспоминания, порастянул глаза, выпил молча рюмку водки и стал лениво закусывать колбасой: более нормальным образом желудок его не принимал уже пищи.
– Тут чорт знает что такое, – продолжал Бакланов. – Они показывают, что их научил какой-то господин, но кто он – не сказывают, тогда как он-то и есть главный преступник.
– Раз, вечером, – заговорил вдруг вице-губернатор: – приводят ко мне человека… мертво-пьяного.
«Хорош и ты-то теперь», – подумал Бакланов.
– Человек этот был бухгалтер откупа. Он-с, – продолжал вице-губернатор, снова потупляя голову: – с слободскими девками прогулял пять тысяч целковых… ну и кончено? так ли?
Бакланов не знал, что отвечать ему на это.
– Не, не кончено!.. – отвечал сам себе вице-губернатор: – человек этот умирает одночасно в остроге и документы свои передает жандармскому офицеру… ну, и прах их возьми, так ли? Нет, 14-го сентября г. офицер убит своими дворовыми людьми.
У Бакланова начинал делаться в голове совершенно какой-то туман.
– Какие же это документы? – спросил он.
Вице-губернатор развел руками.
– Есть книга живота-с, – почти запел он: – еже пишется в ней вся: куму – рубль, куме – два; а мы имя свое бережем! – заключил он и затем обратил почти величественное свое лицо к Бакланову: – и то бы ничего-с! – заговорил он несколько даже трагическим голосом: – но красными чернилами тут написан итог наших канальских барышей.
– Барышей?
– Д-д-а-с! А мы имя свое бережем!.. Они – деньги, а мы имя! – повторил он.
– Но, ради Бога, скажите мне откровеннее, – умолял его Бакланов.
– Ничего больше не знаю-с, ничего! – отвечал вице-губернатор: – молодой вы человек! – прибавил он и потом с чувством: – не видьте лучше и не знайте: мрак спокойнее света!
И как бы в доказательство того он закрыл глаза.
Бакланов пробовал было еще рз его расспрашивать, но вице-губернатор только как-то бессмысленно смотрел на него и отвечал ему одним молчаливым киванием головы: в утро это он пил уже сороковую рюмку, а потому невольно лишался на некоторое время молви.
Видя, что от него ничего более не добьешся, Бакланов встал.
– До приятного свидания, друг мой… – едва выговорил вице-губернатор.
Бакланов вышел.
– Что такое у вас с барином? – спросил он человека.
– В загуле, ваше благородие, сильном.
– Что ж, в это время он не то уж и говорит?
– Да врет иной раз такую околесную, что даже слушать страшно! – объяснил лакей.
14. Муравейник сильно тронут
Наполеон III тем и велик, что очень мало говорит, но потом вдруг и сделает. Герой мой, напротив, тем и мал, что пока в жизни только и делал, что говорил.
Выехав от вице-губернатора, он посувствовал неудержимую потребность излить перед кем-нибудь волновавшие его чувствования.