Призраки Калки

Также он укрепил старое поселение Суздаля земляным валом с тыном из крупных дубовых брёвен. С наружной стороны этот вал частично огибала река Каменка, а со стороны плато был вырыт глубокий ров.

Новая крепость имела три проездные башни. За Ильинскими воротами и восточным рвом крепости постепенно разрастался посад (торговый).

С востока его территорию прикрывало русло впадавшей в Каменку речки Гремячки, в устье которой на высоком берегу стал в XII веке монастырь Козьмы и Демьяна – покровителей кузнечного дела.

С севера посад защищал искусственный ров (Нетёка), смыкавшийся с Каменкой. Видимо, незадолго до монгольского нашествия по этим границам посада, превосходившего по площади кремль в два раза, был сооружен вал с крепкой тыновой оградой – острогом. Он имел трое главных ворот.

За северными в 1207 году был основан Ризоположенский монастырь.

Вторые ворота выходили к верховью Гремячки.

Через третьи, южные, шла дорога к селу Кидекша – впоследствии резиденции князя Юрия Долгорукого.

В 1107 году Суздаль подвергается нападению булгар. Ростовская летопись рассказывает так: булгары «обступиша град и много зла сотвориша воююще сёла и погосты, убивающе много христиан… суздальцы затворишася во граде».

Булгарское разорение и вызвало приезд в Суздаль Владимира Мономаха в 1108 году.

Он строит первое соборное здание в честь новой, христианской религии, и собор тот, в отличие от деревянного ростовского, был воздвигнут каменным, стены внутри его расписаны фресковой живописью. Сохранились также Златые врата южного и западного порталов – памятник древнерусского прикладного искусства.

Так Суздаль постепенно отнимал первенство у Ростова и в результате стал стольным городом Ростово-Суздальского княжества, первым самостоятельным князем которого был сын Владимира Мономаха Юрий Долгорукий.

«Строитель русских городов» любил Суздаль, устраивая его на свой лад, построил здесь церковь Спаса и жил в нём больше, чем в Ростове. Из Суздаля он выступал в походы и возвращался в него.

Суздаль делается его постоянной резиденцией. Даже когда Юрий стал киевским князем, в Киеве его окружение составляли не ростовцы, а суздальцы.

Суздаль времён Юрия превращается в столицу огромного северо-восточного княжества, границы которого на севере доходят до Белого озера, на востоке – до Волги, на юге Суздальское княжество граничит с Муромо-Рязанскими землями, а на западе – со Смоленскими и Новгородскими. Сильная и обширная Новгородская республика начинает считаться уже с Суздалем, а не с Ростовом.

Сильная княжеская власть вызвала противодействие ростовского и суздальского боярства, дабы возвратить свое политическое первенство. И тогда князь Юрий Владимирович обустраивает себе резиденцию в Кидекше.

Кидекша закрыла вход в Каменку – водный путь на Суздаль.

Именно здесь Юрий оказался гораздо большим господином над Суздалем, чем если бы он сидел в самом Суздале среди враждебных бояр, власть и самовольство которых сильный князь ограничивал.

Основной политикой Юрия Долгорукого было сохранить и закрепить эту молодую растущую вотчину за своей семьёй и утвердить её первенство по всей Руси.

Юрий держит своих младших сыновей – Василька, Михалка и Всеволода – в Ростове и Суздале. Однако старший его сын (от другой жены) Андрей (позже названный Боголюбским) не выпускает из внимания богатейшие просторы Суздальской земли, хотя по повелению отца и сидит на юге, в Вышгороде.

В надежде на восстановление своего политического господства и усиление веча над властью князей суздальское боярство сманивает Андрея на правление Суздальским княжеством.

Летописец под 1157 годом сообщает, что «Суздальцы и Ростовцы вздумаши вси пояша Андрея», то есть просили Андрея. Избранием князя «по своей воле» боярство думало ограничить его власть. Однако расчёты старейшин не оправдались. Нарушивший своим уходом из Вышгорода ряд отца, Андрей не только не становится на суздальский стол, а, наоборот, порывает с Суздалем и его старыми боярскими кругами и обосновывается в младшем городе – Владимире, основанном его дедом Мономахом.

Руководящей мыслью Андрея Боголюбского было укрепление единовластия в княжестве, создание новой общерусской столицы, вместо старой матери русских городов – Киева, и объединение раздираемых усобицами русских княжеств с учреждением во Владимире – пригороде Суздаля и Ростова – великокняжеского стола.

С этого времени Суздаль начинает терять своё политическое первенство.

Алёша Суздалец часто вспоминал слова, ещё в детстве услышанные из уст батюшки своего Фёдора Семёновича, мастера Фёдора, как любила повторять матушка Марфа.

«Зодчий он, Божьей волей каменных дел мастер».

Именно Божьей волей, иного объяснения не существовало.

– Силы во мне необъятные, – говаривал мастер Фёдор. – Сомкну очи и вижу – собор, палаты, а то и терем из белого камня.

Он по привычке отряхивал руки, словно от извести или алебастра, даже в те дни, когда не трудничал, поправлял ремешок на волосах и добавлял значительно:

– Господь так судил! Зодчество наше – суть отражение лепоты Духа Небесного, дабы землю нашу украсить. А из камня – суть долгота и прочность сооружений. Ведаю, в свитках древних сказано о благолепных градах русов-пращуров, кои возносились до небеси самой… То мы – наследки их! Ныне ромеи обучают нас зодчеству – кривда и блядословие, прости меня, Господи!

Истово крестился, и лицо делалось светлым изнутри, торжественным.

Сейчас, спеша домой, переходя с рыси на галоп, но не забижая верного коня ударом плётки, Алёша Суздалец с особой теплотой вспоминал недавно прошедшее, но теперь казавшееся таким далёким.

Дед Семён поначалу обосновался неподалёку от Ильинских ворот кремля, за восточным валом.

Но когда посад этот облюбовали рядовичи-торгаши и стали селиться, махом возводя большие избы с хозяйственными дворами, а потом и терема, Семён плюнул и переселился южнее, ближе к речушке Мжаре, при её впадении в Каменку-реку.

Сладил баньку, в которой временно и жил, пока рубил просторную избу.

Был он простым плотником, но человеком гордым, настоящим суздальцем; как и многие горожане, ратовал за восстановление прежнего статуса столицы княжества, утраченного стараниями Андрея Боголюбского, который всемерно возвышал Владимир: украшал его новыми храмами, укреплял оборонительными валами.

Глядя на всю эту красу и мощь, радовались только княжеские милостники, то есть те, кто получал от князя Андрея милость – земли, дары, звания. Но бояре, видя усиление единодержавной власти и чувствуя на себе крутой нрав властителя, смотрели на всё с затаённой злобой.

Проще говоря, старые грады Ростов и Суздаль завидовали Владимиру.

«Они холопы наши, каменщики», – говорили о владимирцах гордые ростовские бояре.

«Владимир – наш пригород», – твердили суздальские – надменные, с серебряными обручами – гривнами – на толстых шеях.

«На чём старшие града сдумают, на том и пригороды станут» – таков был древний обычай.

Теперь всё выходило иначе.

Обострились противоречия между старыми Ростовом и Суздалем и новым Владимиром. Это и было противоречие между старым родовым боярством и новым служилым сословием.

Поэтому после убийства великого князя в 1174 году, когда разгорелась кровавая борьба за владимирский стол, суздальцы, в том числе и дед Семён, ведомые боярином Андреем Фёдоровичем Голтяевым, выступали в поддержку его рязанских племянников, старших по возрасту Мстислава и Ярополка Ростиславичей.

С другой стороны выступали младшие – Михаил (Михалка) и Всеволод.

Они-то и одолевали.

В 1176 году Михалка сгиб под серой завесой тайности, но Всеволод исхитрился и наголову расколотил войско Мстислава, а потом и рязанского князя Глеба, который вскоре умер в темнице.

Ростиславичей Всеволод лишил зрения и отпустил на волю.

Хотя какая же воля без света божьего?

Великокняжеский стол во Владимире, словно норовистого коня, оседлал Всеволод III Юрьевич.

Судьба Суздаля, таким образом, была решена, никакого князя ему не досталось, он просто вошёл в состав княжества, в наименовании которого сохранилось его славное название – «Владимиро-Суздальское».