Среда: Омега-день

– И долго они плавали? – спросил я.

– Ровно столько, сколько потребовалось кое-кому на то, чтобы прихватить с берега пистолет, наручники, а главное – ключи от участка и ящика с оружием.

Лебедева указала острым подбородком на Юджина.

– Морн не забудет это купание, – заключила Катя. – Но не по той причине, по которой бы хотел.

Юджин, Мамфо и Адриан Зибко тем временем чинно расселись за столом перед толпой островитян.

– Это купание запомним мы все, – сказал я.

– Видишь связку ключей на столе перед Юджином? – вполголоса спросила Катя. – Это ключи от всех помещений отеля. Только Юджин теперь решает, какие двери и когда отпирать. И запирать.

– Нас ждет веселье с этим Юджином, – вздохнул я.

– Кстати, если до тебя еще не дошло официальное распоряжение… – вспомнила Катя. – Для нас всех он больше не массажист Юджин. Перед нами комендант Алакосо. Слева от него – Мамфо, она же Мурена, но для простых смертных – старшая по хозяйству. Справа от коменданта кашляет Адриан Зибко. Теперь он – старший по безопасности.

– А еще говорят, что после апокалипсиса приходит анархия!

– Только посмотри на это существо, – презрительно проговорила Катя, глядя на Юджина. – Как ему уютно там, в скафандре скудоумия! Он всеми любим, а мир вокруг прост и понятен. На месте и главный спутник глупости – тотальное недоверие: с Truvelo он не расстается ни на минуту. А что касается Западной рощи, где ты сегодня участвовал в групповом стриптизе… Островитянам теперь запрещено ходить туда под страхом смерти – болван все еще ищет револьвер Оливье Пирсона. Вдобавок он запретил всем разговаривать на любом языке, кроме английского.

– Это еще почему?

– Массажист родом не с Алакосо, – объяснила Катя. – Он не знает местного диалекта. Очередная параноидальная предосторожность.

– Думаю, ближайшую революцию стоит ждать уже на этой неделе, – предположил я.

– Я рада иметь приятеля-оптимиста, – усмехнулась Катя. – Но не будем забывать, что жажда свободы у людей редко превосходит жажду подчинения.

15

На полуденном небосводе одновременно зажглись две небольшие вспышки, а внизу, на лужайке возле отеля, продолжалось заседание. Юджин, Симо и Мамфо, похожие на участников судебной коллегии, восседали за длинным столом. Непоседливый Зибко стоял спиной к ним, опираясь на столешницу тощими ягодицами.

Перед «экзаменационной комиссией» держала ответ Венди – та самая толстая негритянка, которая в Омега-день отбила Тамби от притязаний пьяного Робина Фриза. Язык тела женщины (втянутая в плечи голова, шарящий по земле взгляд, мнущие подол пальцы) свидетельствовал о глубоком почтении и даже трепете перед новоиспеченным руководством.

Мы с Лебедевой сидели на заборчике в другом конце лужайки, поэтому не слышали слов Зибко, обращенных к Венди. Зато со стороны было забавно наблюдать за выразительной жестикуляцией Адриана.

Неожиданно Зибко зашелся в кашле.

– А наш полицейский рановато выписался из больницы, – заметил я.

– Он упустил кучу возможностей, пока валялся в медблоке, – объяснила Катя. – Наверное, теперь боится вовсе остаться не у дел.

– А как он вообще угодил в медблок?

– Откуда я могу это знать? – хитро прищурившись, спросила Лебедева.

– От дяди Януса, естественно.

Катя улыбнулась, не собираясь отпираться. Она развела обтянутые камуфляжными штанами колени и сплюнула себе под ноги.

– Односторонняя пневмония, – выдала она диагноз Зибко.

Я тут же вспомнил небольшой эпизод двухнедельной давности. Мигрень, сверлившая мою голову третий день к ряду, привела меня в медблок. Я сидел в кресле гостевой комнаты, растирая пальцами виски и медленно покачиваясь взад-вперед.

Скрип открывающейся входной двери довел мои страдания до локального максимума. В медблок пожаловал Джошуа:

– Доброе утро, мистер Нобби!

Мой взгляд скользнул вверх по шортам, подтяжкам и рубашонке мальчика.

– Привет, Джошуа, – ответил я, гадая, в какой глаз ребенка заглянуть (они смотрели в разные стороны).

В руках Джошуа держал лист бумаги, и, когда мальчик подошел ближе, стало понятно, что это рисунок. На картинке был изображен парусный корабль с надписью «Hispaniola» на борту.

– Молодец! – похвалил я Джошуа. – Сам рисовал?

– Ага. Это… как ее… Ну… На букву «с», – постучал себе по лбу мальчик.

– Шхуна, – подсказал я.

– Точно! Шхуна! Это для моего друга, мистера Зибко, – с гордостью сообщил Джошуа.

– Мистер Зибко – это полицейский?

– Начальник местного отделения, – подтвердил ребенок.

Открылась дверь, ведущая в медицинский стационар, и к нам вышел старый доктор Янус Орэ. На нем был опрятный белый халат, гармонировавший по цвету с седой шевелюрой врача. Во рту доктор Орэ держал средних размеров курительную трубку.

– Мистер Орэ, а можно мне повидать мистера Зибко? – обратился к врачу мальчик.

Янус потрепал ребенка по волосам и помотал головой:

– Увы, мистер Зибко пока не в лучшем состоянии. Давай отложим вашу встречу на неделю.

Джошуа разочарованно вздохнул. Очевидно, желая подбодрить его, доктор извлек из халата конфету. Глаза Джошуа засверкали при виде нежданного угощения.

– А вы можете хотя бы передать ему мой рисунок? – попросил он.

Доктор взял из рук мальчика бумажный лист, при этом стала хорошо заметна дрожь в руках Орэ. Осмотрев рисунок, Янус одобрительно улыбнулся и выпустил изо рта облако белого дыма.

– Да наш товарищ Зибко обрадуется твоему подарку, как куреву! – проговорил доктор.

Из-за двери стационара послышался громкий надрывный кашель.

– Если только этот сукин сын не отбросит коньки в ближайшие сутки, – добавил Орэ и подмигнул мальчику.

Мы с Джошуа переглянулись.