Остров

– Юля, на танцы идешь? – поинтересовались какие-то проходившие мимо нас парни.

Она вопросительно посмотрела на меня.

– Как хотите, – сказал я ей, – можно и потанцевать. А где живет ваша подруга?

Юлия назвала город, где я учился. Парни ушли, не дождавшись ответа.

– И вы там же? – спросил я.

– Я там учусь, в горном, на экономическом, а живу в общежитии.

– Вот это да! А я там в этом году закончил второй курс мехмаша.

– И конечно живете в общежитии номер один!

– Точно! Нет, кроме шуток! Не верите? – я назвал фамилию декана.

– Что-то не хочется на танцплощадку, каждый день одно и то же, надоело. У вас на весь срок путевка? – спросила она.

– Да.

– Тогда я советую записаться в тургруппу и сходить на перевал. Ничего сложного, категория очень лёгкая, не требует специального снаряжения и экипировки.

– Вы что, занимаетесь альпинизмом?

– С третьего класса, меня папа в детстве всегда таскал с собой в горы!

– А я больше море люблю. Хотя детство прошло на Урале, среди гор. Может поэтому море-то и люблю, горы – это привычное, обыденное для меня, а море – как праздник. Знаете, давайте перейдём на ты.

– Как хотите, не возражаю.

Мы гуляли по освещенной аллее вблизи гостиничного корпуса, сюда с танцплощадки доносились звуки музыки – там уже лабал какой-то местный оркестрик, исполняя все подряд из репертуара Лундстрема и Эдди Рознера.

– Ну что, до завтра, – сказала Юля, – пора спать, я что-то сегодня устала.

На другой день за завтраком я попросил пересадить меня за Юлин стол, на место её уехавшей подруги. Потом до самого вечера с перерывом на обед мы гуляли в окрестностях пансионата, болтая обо всем, что приходило в голову. Она рассказывала о своей семье, об увлечении альпинизмом и скалолазанием, о том, какая у неё чудесная собака – белый пудель, такая же умная, как в рассказе Куприна. А вот когда речь заходила о её школьных друзьях и подругах, она почему-то сразу же замыкалась, мрачнела и старалась побыстрее сменить тему. Мне с ней было легко и интересно, и ей со мной, судя по всему, тоже. Два последующих дня у нас ушли на экскурсии, мы съездили на водопады, побывали в местном художественном музее, а вечером опять танцевали под магнитофон и скромный оркестр, в котором, кстати, играли классные старички-профессионалы.

Накануне её отъезда, утром, наскоро перекусив, мы решили прокатиться на только что построенной канатке. До нижней станции добрались на автобусе нашего пансионата. В подвесную кабину маятниковой канатной дороги народу набилось битком и нас придавили друг к другу, словно в трамвае в час пик. Я осторожно обнял Юлю, оберегая её от натиска окружающих. Она с легкой тревогой посмотрела на меня снизу вверх, что-то хотела сказать, но передумала. Мне вдруг ужасно захотелось её поцеловать, просто слегка прикоснуться губами к её чистому лбу или загорелой щеке, но я не решился на это.

Наверху было прохладно, ветрено, и Юля зябко куталась в шерстяную кофту.

– Знаешь, – сказала она, – вон там, высоко-высоко, расположен «Приют одиннадцати».

Она имела в виду наш вечно покрытый снегами Монблан, о двух сверкающих на солнце вершинах.

– Почему одиннадцати?

– Столько их было, когда они поднялись на четыре тысячи метров и разбили там первый лагерь. Только это было давно, лет пятьдесят назад! Потом на месте лагеря построили хижину, а сейчас там трехэтажная гостиница, приют альпинистов.

– Ты там была?

– Пока нет, но обязательно побываю. Его ещё в шутку называют «Отель под облаками». Там круглый год зима. Ты смотрел фильм «Вертикаль»?

– Это с Высоцким? Нет, только песни знаю все наизусть.

– Кто их сегодня не знает! Я думала, там покажут приют, не показали, не так-то просто туда добраться, особенно с аппаратурой, всё-таки больше четырёх тысяч метров над уровнем моря.

Мы стояли и любовались нашим советским Монбланом.

– Холодно, надо спускаться, – зябко передёрнув плечами, сказала Юля.

Я обнял её и на этот раз поцеловал.

– У тебя есть девушка? – спросила она.

– Была, но сейчас уже, думаю, нет.

– Куда же она подевалась?

– Никуда, просто разлюбили друг друга.

– Как все просто, оказывается!

– Да нет, не просто. Но всему приходит конец.

– Приходит конец… – задумчиво повторила она. – Как все просто.

– А в жизни всё, в общем-то, просто. Если специально не усложнять.

– Она усложняла?

– Не знаю, может быть, это как раз я усложнял. Просто отношения исчерпали себя, или встретила кого-то другого.

– Исчерпали себя, – опять повторила она вслед за мной. – Что в таком случае ощущает человек? Душевную пустоту?

– А разве с тобой такого не бывало? Я, например, никакой пустоты не почувствовал.

Мы замолчали. Сказать по правде, я ещё никогда не вёл с девушками таких серьезных разговоров. С Зойкой мы были знакомы тысячу лет, и там никаких рассуждений не требовалось, мы понимали друг друга с полуслова. До последнего времени, разумеется, пока с ней не случилось то, что случилось. А вступать с другими девушками в более близкие отношения мне тогда не позволял мой пресловутый внутренний кодекс. Да и не нужен мне был никто, кроме неё! Сейчас все изменилось, и я чувствовал, что Юля постепенно начинает занимать в моей душе, как это цинично не прозвучит, освободившееся после Зойки место. Мы вернулись на станцию, дождались прихода кабинки, доставившей новую порцию отдыхающих, и поехали вниз. На обед мы, конечно же, опоздали.

– Давай смотаемся в город, где-нибудь посидим, перекусим, – предложил я.

В кафе, как и во всех заведениях общепита курортной зоны, было полно народу, но нам повезло, какая-то парочка, закончив трапезу, вышла из-за стола. Мы заняли её место. Напротив сидела мать с маленьким толстым мальчиком. Он все время капризничал, вертел головой, когда она подносила к его рту ложку с едой, словом, всячески выказывал своё возмущение. Наконец, так ударил мать по руке, что каша из ложки забрызгала Юльке платье.

– Знаешь, пойдём отсюда, – сказал я ей, – только настроение всё испортят.

Официант, подошедший принять заказ, оценив ситуацию, предложил:

– Садитесь вон за тот столик, видите – служебный, всё равно он пока пустует.