Остров

«Надо же, – подумал я, – и такое бывает, мир не без добрых людей!». Мы пересели. Я помог Юле оттереть с платья кашу.

– Пить что-нибудь будем?

– Это необходимо?

– В общем-то, нет. Но ты ведь завтра уезжаешь, давай выпьем за твои удачно проведенные каникулы. Нет, лучше – за нашу встречу!

– Главное – был бы повод, да?

– А ты считаешь, за это не стоит выпить?

– Не знаю, мы с тобой, между прочим, только три дня, как познакомились.

– Четыре! – уточнил я.

Я заказал бутылку какого-то местного сухого зелья, закуску, салаты. Шашлыка, естественно, в наличии не оказалось, пришлось остановиться на котлетах «по-киевски».

– Как это родители отпустили тебя одну, будь я твоим папой – ни за что бы не отпустил.

– Если бы мой папа был таким, как ты, мы бы с тобой здесь не встретились. Да и не одна я сюда приехала, а с Катей и Машкой, просто им раньше надо было вернуться домой.

– Ну, не здесь, так в институте я бы тебя все равно засек, рано или поздно.

– А если бы это случилось поздно, тогда что?

Я разлил вино по бокалам, и мы выпили по глотку.

– Тогда бы сожалел об этом всю жизнь.

– Всего-то! И не попытался бы отбить меня у кого-то другого?

– Понимаешь, отбить можно только того, кто хочет, чтобы его отбили. Вот если бы ты захотела…

– У-у, да у тебя философия!

– Да, Юленька, именно так! Есть у меня дружок, который считает иначе.

– А мне нравится твоя философия, она оставляет за женщиной право выбора.

– Право выбора всегда остается за женщиной! Это только нам, мужикам, кажется, что все обстоит наоборот. Мы можем, конечно, пыжиться, производить впечатление. Но если женщина потеряет к тебе интерес – пиши пропало! Так что важно не довести дело до этого. Иначе – пеняй на себя.

– Знаешь, есть женщины, даже среди моих подруг, которым нравится, когда подавляют их волю. Я даже думаю, что таких женщин большинство.

– Ты тоже к ним принадлежишь?

Юля задумалась:

– Честно сказать, ещё не знаю, возможно.

– Тогда я тебе сочувствую.

– Почему?

– Видишь ли, им, этим женщинам, нравится вовсе не то, что их подавляют, а что решения за них принимают другие.

По мере того, как бутылка пустела, язык мой развязывался все больше. А Юля почти не пила, так, лишь пригубливала бокал. Мне нравилось, что я говорю столь умные вещи, это должно произвести на девушку впечатление.

Когда мы вышли из кафе, на улице уже смеркалось. Мы медленно брели по аллее и молчали. Навстречу нам шли такие же праздные люди, парами и компаниями, никто никуда не спешил, откуда-то доносилась музыка. Зажглись фонари, вокруг каждого из них бесчисленным роем клубились мошки. В парке под огромным развесистым деревом я хотел было поцеловать Юлю, но она легонько меня отстранила.

– Не надо, давай не будем спешить.

Мне показалось, что она хотела сказать ещё что-то, но передумала. Возле нашего пансионата мы сели на скамеечку.

– Ты знаешь, в школе у меня был мальчик, с которым мы вначале просто дружили, а потом дружба переросла в нечто большее…

Она замолчала, как бы раздумывая, продолжать ли дальше.

– И где он сейчас? – спросил я.

– Его больше нет. Он прыгнул вниз с девятого этажа, когда узнал, что у меня появился другой.

– Неужели не было иного выхода?

– Был, наверное, но, очевидно, не для него. Знаешь, как тяжело сознавать, что ты виновна в смерти кого-то.

– В чем же твоя вина? Что полюбила другого?

– В том, что предала. Помнишь, у Данте – предатели находятся в девятом круге ада, вмерзшие в заледенелое озеро.

«Боже! – подумал я, – и такое творится в голове девочки, которой всего девятнадцать!»

8

На другой день я поехал провожать Юлию в аэропорт. С самого утра она была грустна и сосредоточена. Большую часть пути мы молчали. Я чувствовал, что она сожалеет о том, что вчера так разоткровенничалась со мной. Мне тоже было неловко, как будто я прикоснулся к чужой тайне, которую мне вовсе не следовало знать. Но что сделано, то сделано, сожалеть об этом бессмысленно.

– В нашем городе ты не задержишься? – спросил я её. – Сразу домой?

– Да, до самого сентября теперь из дому ни шагу, надо с родителями побыть.

В аэропорту перед выходом в накопитель я обнял её, прощаясь, и она на какой-то миг импульсивно прильнула ко мне. Когда все вошли в автобус и он тронулся, я наугад помахал рукой, не видя её в окне. Потом подождал, пока самолет вырулит на полосу и взлетит. На обратном пути в пансионат у меня не выходил из головы наш вчерашний с ней разговор. Я пытался представить себя на месте того паренька, чья жизнь закончилась так нелепо. «Ну вот, – рассуждал я, – у нас, например, тоже так получилось с Зоей. И что же? Мне ведь даже в голову не пришло ничего подобного! То ли чувство было недостаточно сильным, то ли с психикой у меня все в порядке. И о каком предательстве может идти речь? Кто кого предал, я её или она меня? Чушь какая-то, детские бредни». И постарался выкинуть всю эту белиберду из головы.

За пару дней до начала занятий я первым из нашей комнаты вселился в общагу. Как мы и договаривались, уходя на каникулы: кто раньше других приезжает, тот и забивает в деканате места для остальных, что я и сделал. После обеда вселился Виктор, чуть позже – Володька Моторин. Все классно отдохнули, каждый рассказывал о своей практике, о том, как провел каникулы. Я ещё утром справился у комендантши – Копытин уже не работал, говорят, вышел на пенсию – вселилась ли Юля? Нет, она пока не приехала.

Ближе к вечеру, обустроившись и бурно приветствовав каждого вновь прибывающего сокурсника, мы решили отправиться на «кафедру автоматики» – отметить начало нового, третьего курса. Конец августа в нашем городе лучшее время года! Осенью ещё и не пахнет, но нет уже и летнего зноя, изнуряющей духоты. Воздух прозрачен и светел, листья едва начинают желтеть, кроме каштанов, которые стоят с пожухлой кроной чуть ли не с середины июня. На набережной Сены с раннего утра и до позднего вечера сидят рыболовы, таская из воды пропахших мазутом пескариков и красноперок. И для нас, кто увлекается греблей, будь то на байдарках, каноэ или, как я, на лодках академических, это тоже лучшее время. Потому что весной ещё прохладно, и тебя, разгоряченного, может запросто прохватить свежим весенним ветром; летом – жара, которая не позволяет гребцам показывать наилучшие результаты; а вот такая погода, как сейчас, самое то! На днях возобновлю тренировки!

За всей этой радостной кутерьмой я даже не успел толком поговорить с Витькой. А рассказать мне ему было о чем, так же, думаю, как и Виктору – мне. Мы с ребятами наменяли в кассе гривенников для пивных автоматов и всей компанией оккупировали два или три стола. Свежее, не разбавленное, как это часто бывает, пиво после двух кружек ударило в голову не хуже шампанского. Наша большая компашка распалась на группки по два-три человека, каждый, перебивая других, спешил поведать о чем-то своем, то здесь, то там раздавались взрывы молодецкого хохота. Чуть прихрамывая после перелома бедра откуда-то нарисовался Ваня Степанов, который, я уже говорил, впоследствии станет Саидом. Его встретили радостным воплем, Ваню все любили и уважали! Он, как всегда смущенно улыбаясь, стал рассказывать, что только недавно приехал и не знал, где нас искать. Пришел сюда наугад и вот, не ошибся.

Мы заметили, как мимо «кафедры» по аллейке бочком пробирается Станислав Витальевич, институтский преподаватель, доцент, читавший нам неорганическую химию два семестра подряд. В одной руке он держал кукан с только что выловленной плотвичкой, в другой – бидончик. Ему было неудобно предстать в таком виде перед своими студентами, хотя, конечно, вряд ли он нас помнил в лицо. Но он, видимо, очень хотел выпить пива. Собственно, бидончик и был для этого предназначен. Мы бурно приветствовали старика, усадили его за стол, пододвинули кружку с пивом, накрытую шапкой из пены. Кто-то взял из его рук посудину и пошел к автомату наполнить её. Станислав Витальевич что-то пытался нам объяснить, оправдывая свою страсть и к рыбалке, и к пиву. Минуту-другую его почтительно слушали, все-таки лестно было сознавать, что с тобой за одним столом находится преподаватель, которого ещё недавно мы имели честь лицезреть лишь в аудитории и боялись как огня за то, что он мог любого из нас выгнать с экзамена, обнаружив шпаргалку.