Городъ Нежнотраховъ, Большая Дворянская, Ferflucht Platz

Древний философ Спирмофоклюс задолго до него обратил внимание на особенности этой стороны человеческой натуры – наблюдательности.

А через месяц в очередной раз реформу коммунальных лавочек отодвинули года на два.

«Страшное время настало на моей родине. По телевизору метались чернявые таланты с неописуемым зловонным юморком. В подвалах домов повсеместно гнездились и множились анарейские катакомбы, в которых зачиналось пост-индустриальное суперновоХаристованство наряду с древними, как мир торгашескими проделками. То они торговали музыкальными инструментами, то разнокалиберными товарами, то отмывали криминальные деньги. Трещали телефоны и „Рога и Копыты“ осуществляли свою как бы законную деятельность. И среди этой шло… честным людям великое государство Зиглинга вспоминалось теперь райским чудом для белой расы Европы, а не жупелом насилия, как о том науськивали в школе толстые женщины-педагоги. Не случилось! Но дай бог будет! Будет! Невозможно, чтобы ЭТО долго продолжалось! Невозможно! Нетерпимо!» – думал он, пока новое изменение диспозиции не отвлекло от размышлений.

Тут все на секунду расступились, и бешеный поэт снова вознамерился на трибуну залезть, потому что вспомнил свои староновые вирши и решил поделиться с миром, кривду клюнуть клювиком острым.

В то самое время, когда только начал раскрываться клюв, прямо над нами начался фейерверк, и в небо из сквера полетели петарды. Они стали рваться в холодном небе, и надо сказать, грохотали не хило. Гром победы, хоть и раздался, но удовольствие доставил не всем.

Я спрашиваю у киоскёрши, у которой каждый день штучные сигареты покупаю: «Что это за праздник? Вы не знаете? Чего-й то они засуетились? А? Может, вы знаете? Скажите по секрету!»

А она в своей будке пожала плечами, как будто ей всё до фонаря, а потом видит, что невежливо почти знакомому человеку вообще ничего не отвечать, говорит лениво так, безразлично: «День призывника наверно! Или бизнесмены празднуют линчевание негра! Только музыки нет! Жаль!»

Вот такие тут развлечения, я вам скажу, происходят на просторах нашей родины! Почище корриды! Я аж присвистнул. Вау! Ну и празднички у моих лживых землячков! Ха! Это день траура, а они тут петарды выпускают в небо! Сначала сумасшедший поэт колбасился перед нами со своими корявыми стишками, потом неизвестные герои погрозили двери у честных людей дерьмом измазать снизу доверху, а кончилось всё дело сумасшедшим фейерверком по поводу того, что кого-то в армию загребают. Каждый год подводникивместе с десантниками в городе шухер наводят, моряки в грязных фонтанах плавают пьяными, а десантники с крыш прыгают – страна в надёжных руках! Во, дела! Даже никто не знал, что тут какой-то праздник намечается!

Карнавал! Боливия, мать её за ногу!

Ха! Но вообще ничего удивительного! Тут всегда радуются, когда у кого-нибудь горе, это я точно знаю!

Но мы, кажется, отвлеклись от основного предмета нашего разговора – от нашей родины! Итак… Внимание! Что я могу сказать о своей стране? Одни дифирамбы! Одни дифирамбы на моих устах! Начнём!

Глава 19

В коей Автора заклинивает и он продолджает воспевать уже всем изрядно поднадоевший НежнотраховЪ, что не вызывает у Автора никаких эмоций.

М-да! Фиглелэнд – это срединная республика, занимающая огромные пространства на диком азиатском континенте, и в цивилизованном мире о ней ходят страшные легенды, которые я не буду пересказывать. Морозы и медведи функционирую в большинстве из них. Лет пятнадцать назад здесь была так называемая «Тихая Буржуазно-Демократическая» революция, в результате которой потихоньку умерло или было по-тихому перебито около пяти миллионов моих земляков. В основном это были честные, не очень вороватые, наивные граждане, верные присяге и долгу. Очень терпеливые! Впрочем, их смерти никто не заметил. С тех пор в Фиглелэнда правит всякая сволочь в двубортных пиджаках.

Впрочем, сволочь здесь правила всегда, сначала в шкурах, потом в аксамите, потом в шинелях. А теперь в Джипах.

М-да… Последние годы страна упорно шла вперёд, успешновато преодолевая семимильными прыжками отдельные препятствия и препоны, возникшие на её пути.

Так держать, родина! Мы идём вслед в ногу с тобой! Тру-ту-ту-ру-ту-ру! Гони гусей!

Нефтянникик истошно добывали ценный полусферический газ из бездонных кладовых земли и гигантских куч пустынного кизяка и лозы, обильно орошённых теперь благостным летним дождём. Кизяк остался в поле после паломничеств инопланетян и блужданий голых динозавров и был в завидном изобилии. Но не везде царила такая отменная гармония, не везде. Африка – нация, страдающая от немыслимого заболевания, в это же самое время подпревала вдалеке в бедности и безверии под основными галимыми лучами солнечного светила. Она ещё не пресытилась едой, а потому и не мечтала о компьютерах и сказочных чипсах. Её дети не смеялись при виде зебр, слонов, бегемотов и жирафов, но мечтали о снеге и радуге.

Будущее заглядывало в окна горожан загадочными, мерцающими глазами, не говоря ни слова оправдания.

«Анусинское месторождение газа» возрождается» – в голос кричали газеты. – Стройка продвигается невиданными темпами».

И снились пророческие сны, какие снятся от долгой скуки жизни и вялого прозябания чувств.

Сны, какими бы они ни были, означают всё же уход из реального мира.

Глава 20

В которой снова появляется уже хорошо знакомая нам Белокурая Бестия, походя произносящая весьма насмешливые энциклики родному город Нежнотрахову.

Доброе утро, страна! Это я, Алесь Хидляр, твой неведомый герой, верный сын твоего народа и всё такое прочее, и тд. и тп. иду к тебе с честным римским приветствием и замечательными намерениями, приветствуя твоё бессмертие и радуясь новой встрече с тобой! Доброе утро, моя любимая, моя родина! Новая Фиглелэнд, встающая ото сна и тяжело продираюшая очи после вчерашней попойки и тысячелетнего, тяжкого ратного труда! Приветствую тебя! Пробуждающаяся от векового сна страна! Выздоравливающая от долгой болезни! Устремлённая к свету и радости! Здравствуй! Ура тебе! Слава! Слава! Слава! Тысяча поцелуев в диафрагму! Впрочем, героям мы воздали дани, теперь поговорим о дряни!

Сегодня, в день летнего Солнцестояния я начинаю свой седьмой крестовый поход против хамства, жлобства и мерзости! Война будет вестись без правил и жалости к поверженным жлобам! Окружённых не жалеть! Сдавшихся добивать боем курантов! Победа или смерть! Смирно! Хенде хох! Не подходи, враг! Нихт шиссн! Как раньше не будет! Новые Времена на пороге! И свет новых времён будет озарять всегда только нас! Вовеки веков! Аминь! Зиг Хайль!»

Это говорит наш герой – стойкий спартанец Алесь Хидляр. Он не успеет надоесть читателю, потому что как все герои этой повести появится перед нами в своём обычном виде только тысячу и один раз – сейчас и позже.

И любимые его будут всегда рядом с ним, как и вечная песня о стойком немецком солдате, теперь уже сквозь века рвущимся в вечный бой с мировым злом. Она вертится в его голове уже неделю.

Патриотов он внутренне просил ни о чём более не беспокоиться.

Кажется, его речь не окончена? Вау!

«Давайте сначала сделаем зарядочку! Раз! Раз! Раз! Раз!

У меня приятель – игрок на фондовом рынке. Его зовут Антошка Финтифлеев. Раз! Раз! Он выбрался за счёт своей удачи в этой ужасной игре из такой постперестроечной нищеты, что описывать его прошлую жизнь совершенно не стоит. Раз! Раз! Он развёлся с женой и переехал из города Флякина в вечный город Нежнотрахов, где мы имеем возможность познакомиться с ним поближе. Фу-у-у-у!»

Внешне он довольно приятен, но беспокойная жизнь уже наложила на него свой отпечаток. Он всё время потирает руки и смотрит на собеседника очень пристально. У него затаённые, обращённые внутрь глаза. Когда-то он не говорил ничего.

«Жизнь – это тренд! – говорит он теперь всегда поучительным голоском, – Тренд бывает падающий или поднимающийся! У Вселенной есть свой тренд. У нашей галактики – тоже! У нашей страны тоже есть тренд. Она то поднимается, то падает в пропасть! Иногда случаются фондовые катастрофы. И ещё! Фондовый рынок всегда хочет обмануть большинство участников! Жизнь обманывает всех, потому что всегда кончается смертью! Любая жизнь и любой успех строятся в конечном итоге на борьбе и несправедливости, поэтому мы сами, как сообщество, вольны определить рамки нашей справедливости для себя и остальных! Никто не должен удивляться, что для врагов мерилом нашей справедливости будет петля!»

В юности он писал нравоучительные поэмы. Драма «Чацкий и Коровяков», продолжение блокбастера Грибоедова, могла бы на многое претендовать, но из скромности её утаили Графья Приречные – Сигизмунд и Иммануил. Два в одном!

Я его понял только спустя время жизни в Нежнотрахове Нежнотраховском.

Он попытался бежать, да не смог зацепиться вближнем забугорье. И я на писал ответ на его истошное, раздражённое письмо:

«Антоша

Уж не кори меня без нужды,

Хоть за бугром тебе видней!

Разочарованному чужды

Всеобольщенья прежних дней!

Привет! Чего на меня мальчонку набросилси? Поприкалываться уж нельзя! Я и не хочу сейчас ничего хорошего писать! Против бога не скажи, против Пушкена-тож, против начальников тож уже как бы низя, Чебурашку писать и Гену рисовать! Либо то, либо то. Да не хочу я быть хорошим! Премудрый пескарь вон как у Салтыкова отличился, я всё равно не буду! Смотрю вот на нашу жизь глазами тех Тевтолийцев, да ненавидели они эту страну без дорог, еды, справедливости и т. д. Где крестьяне, как животные, а крестьянки на людей не похожи! Где солдаты без всего и никому не нужные на самом деле! И слова о том, что де в чужой монастырь не нада – да монастыря-то не было! Никакого!!! Стрижка баранов тысячу лет под псалмы! Потёмкинская видимость одна наглая глаза порошить! Я бы сам такое громил бы. Эта форма жизни своей сущностью страшна тем, что она отвергает Законы Природы – Иерархию, Порядок, хотя бы позыв к справедливости. И слова тут ничего не означают, под ними пустота. Наша вина, что мы меж молотом и наковальней. И громить всё это должны были не они, а мы сами! А мы только тряслись, трясёмся и иного тогда не дано! И в таких условиях ни я, ни ты не знаем и не можем знать, что делать, куда идти! И не надо думать, что будучи ниже травы, чего-то получишь! Наоборот! Анарейского Чебурашку этот тип всё равно лучше нас сляпает, не конкуренты мы с ним в этом! Это игра по их правилам для них! Я над ними смеюсь на самом деле. Это как в пустыне идти – иди куда хошь – никуда не придёшь! Я сейчас сталкиваюсь с людьми и чувствую их мировоззрение! Смута в голове, там и минин и пожарский с рожей Михалкова и как бы спереть бублик во время похода за русь. И никому не дать высунуться! Упаси бог! И все хотят понимания, и даже начали патриотично требовать у мира уважать такую жизнь! Типа – оригинальная, ни на чего не похожая! После бомбёжек воронеж лучше был, чем сейчас. МЫ в аду!

У тебя не получилось вот уехать! Плохо! Оказалось немыслимо тяжело в чужой мир въехать! А всё-таки как-то отсель бечь надо, Андрюша! Чует моё! Кисель тут прокисает потихоньку! Холостой ход, этот слабак, игры под ковром уж совсем мутные! Сговоры. Ещё нефть подприкрыть – и будет полная картина Репкина – «Кирдык пропагандиста» И даже не в этом дело! Везде напряжение! Это первые признаки войны. Печаль только в том, что мы не оливковое дерево – это дерево чем старше, тем на новом месте лучше приживается. А мы уже не приживаемся даже на родине!

Я хожу на источник купаюсь в холодной воде! Класс! Видел К.! Он снова в трансе! Похож на персонажа из американских фильмов ужасов. Он начинает пить всегда, когда фортуна валит, вот и сейчас судьба надавала ему вполне приличных заказов на очень хорошие деньги, вот он и запил страшно, классика. Он – модель этой жизни в чём-то.

С тяжким сердцем ездил на дачу. Мрак! А в лесу хорошо! Не забыть бы, что скоро сморчки.

Когда тебя встречать оркестром? Напиши!

Успехов и нормального настроения! Держись!

Глава 21

В которой Автор впервые сводится с Алесем Хидляром и между ними проскакивает яркая философская искра.