Семейные обязательства

Охранитель встал между канцлером и кавалергардом, всем видом показывая – от меня не отвязаться. Придется ответить на вопросы.

– Понятия не имею, – пожал плечами Воронцов, досадливо поморщившись. – Это Павел Лунин, мы с ним лет двадцать не говорили, – канцлер хмыкнул, но уточнять не стал. – Он окликнул, я обернулся – а из живота уже нож торчит. Спасибо Георгу, не дал психу меня дорезать. – Канцлер мотнул головой в сторону кавалергарда и замолчал на несколько секунд, справляясь с тошнотой. – Простите… Мне сейчас очень странно. Я ведь и без этого вашего магического зелья призрака

видел. Думал – все, пришла за мной костлявая.

– Расскажите, пожалуйста, поподробнее, – вкрадчиво попросил епископ.  – Призраки по моей части.

Канцлер отвел глаза.

– Лиза. Лунина. Покойная сестра этого… убивца дерганого. Моя первая любовь. На старости лет да перед лицом смерти, – канцлер незаметно перешел на пафос дешевой пьески, – такое вспоминаешь отчетливо, особенно, когда видишь во плоти…

– Вынужден разочаровать, – вклинился кавалергард. – Это был не призрак, а вполне живая племянница Лизы, прибежала на вопль папеньки. Изумительное фамильное сходство, но никаких привидений. Ваше преосвященство, опрос потерпевшего закончен.

Там временем котик обходил оглушенного Лунина. Он двигался аккуратно, будто перетекая, осторожно ставил лапки так, чтобы не испачкаться в крови.

Рядом с забинтованной культей Дымок снова поднял свой роскошный пушистый хвост.

Отец Георгий скосил глаза на кавалергарда. Тот пристально смотрел на Дымка, но охранителю показалось, что мысли господина фон Рауха витают где-то очень далеко от залитой кровью гостиной.

***

Возвращаясь на подворье, отец Георгий чувствовал не утонченные запахи разбитых на бульваре клумб, а тошнотворную вонь канализации. В памяти оживала его первая встреча с кавалергардом фон Раухом. Это было почти четверть века назад, еще при жизни императрицы Изольды, но воспоминания остались отчетливыми, как будто та драка была вчера. Или полчаса назад… Или длится до сих пор.

В катакомбах смердело – смесь испражнений, разложившихся тел, гнили и слизи. Разгром логова людоедов в залитых нечистотами подземельях под Гетенбергом после стали называть «Дерьмовой бойней». Что, вообще-то, полностью отражало суть.

Кровь мешалась с грязью, от невыносимой вони резало глаза, факелы шипели и гасли, когда из вязкой темноты вырывались нечеловечески быстрые твари, родившиеся людьми. В тоннелях старой канализации полег почти весь отряд охранителей.

Твари защищали свои гнезда и право жрать людей.

Сержант Михаэль Фальке (отцом Георгием он станет спустя год) нес в заплечном мешке фляги с освященным лампадным маслом. Два гнезда уже сгорели синеватым огнем, осталось еще одно.

«Не дай жить тому, кто убивает людей ради своей утробы», – сформулировал он намного позже. Михаэль никогда не отличался особенным красноречием. «Жги людоедов!» – и ткнуть факелом. Пусть корчатся.

Пламя занялось мгновенно. Окутало синим облаком с рыжими сполохами последнее гнездо, похожее на кучу гнилого тряпья. Что-то зашевелилось в нем, взвыло, белесая тварь размером с трехлетнего ребенка, оглушительно визжа, вылетела из кучи. Рядовой Гришка пинком отправил ее обратно – гореть. Повернулся к сержанту, открыл рот – сказать что-то…

С темного свода тоннеля на него прыгнул монстр. Раздался влажный хруст, зазевавшийся Гришка осел в вонючую слякоть, сержант отпрыгнул к осклизлой стене – на то место, где он только что стоял, приземлилась вторая тварь.

Над щегольским кружевным воротником с оборванной тесьмой отделки скалилась жуткая, удлиненная морда.

«Придет серенький волчок…» – невпопад вспомнилось сержанту.

Твари и правда немного походили на волков. Только не на лесных хищников, вечную беду пастухов, а на хитрых разумных тварей, способных сожрать бабушку, нацепить ее одежду и дождаться внучки.

Охотники ведь не каждый раз приходят…

Сержант увернулся от когтей, провел обманную атаку, целясь в живот твари. Чудом удержал равновесие на размокшей грязи, покрывавшей пол тоннеля, но сумел не уронить факел. Делая вид, что поскользнулся, дождался от противника следующего замаха когтями и провел точный укол в подмышку.

Зубастые уродцы когда-то были людьми, крупные сосуды у них расположены почти по-человечески.

Рядом орал кто-то из отряда. Хрипела, подыхая, разрубленная другим охранителем тварь. Скрип когтей по каменной кладке мешался с чавканьем грязи под сапогами.

Гнездо горело уже без голубых отблесков. Столб дыма уходил вверх, в квадратную дыру в потолке – на счастье людей, здесь сохранилась вентиляция. Пока еще огонь потрескивал, но становился все тусклее. Еще несколько минут – и останутся только свет факелов да тлеющие угли.

– К стенам! – рявкнул сержант, скорее почуяв, чем увидев, как из вентиляции выбираются новые твари.

Нестройный залп из пистолетов. Заряжать их снова нет времени – весь мир стал чередой ударов, блоков, финтов и уколов. Сержант был бы рад возможности пользоваться двумя руками, но берег факел. Остаться без света в катакомбах – верная смерть.

Рядом, заковыристо ругаясь, рубил тяжелым тесаком брат Вильгельм. Там, где только что был Славка, самый молодой из отряда, шевелилась невнятная булькающая куча. Парень сумел повалить нападавшего монстра и размозжить ему череп о камни, но в этот момент второй вцепился ему в плечи и попытался вгрызться в затылок сквозь кольчужный капюшон. Он не сумел порвать тонкое плетение, фыркнул и разинул пасть неожиданно широко, сминая шею вместе с кольчугой.  Последним усилием Славка скинул с себя людоеда, добил поваленного, но тут же сам осел на его тело.

Сержант не мог сосчитать, сколько тварей сейчас отчаянно нападало на охранителей. Гнездо погасло, из пяти оставшихся на начало боя факелов светило только два. Что стало с остальными – неясно.

Уклонение – защита – удар. Визг, треск, хлюпанье грязи под ногами, шипение, вой, чавкающий шлепок – еще одна тварь сложила свою зубастую голову.  Снова удар…

Грохот выстрела, почти сразу за ним – второй. Взмах факелом вырывает из темноты новую, незнакомую фигуру. Невысокий человек в кожаной куртке, из-под нее блестит край кольчуги.  На его спину прыгнул очередной людоед. Неожиданный союзник извернулся, схватил его за когтистую лапу и швырнул головой в стену. Череп людоеда раскололся, как гнилой орех, мозги разбрызгались по шляпкам растущих в камнях грибов.

Удивляться некогда. Уклонение – удар – защита. Полумертвая тварь схватила за ноги, скользила бессильными когтями по толстой коже сапог, пинок, хруст, визг…

Боль в левом плече. Факел почти упал, но кисть сжалась еще тверже – зуб твари повредил какой-то нерв, разжать руку невозможно. Последний факел горел. Слава Тебе, Господи!

Сержант воткнул острие тесака в мутный глаз вцепившегося в руку монстра, провернул и стряхнул себя труп, почти не чувствуя боли. Вскинулся, ожидая новой атаки…

Вокруг были мертвые людоеды. Разрубленные, простреленные, заколотые твари в истрепанной, а когда-то дорогой и красивой одежде.

Брат Вильгельм привалился к стене, опустил свой тесак и тяжело дышал.  Гришка выползал из-под кучи тел, тряся головой. Неожиданный помощник помог ему встать, и Гришку тут же стошнило на оторванную руку убитой твари.

Остальные охранители не шевелились.

– Спасибо за помощь, – проскрипел сержант, с трудом сдерживаясь, чтобы не зашипеть от боли в левой руке. Факел начал падать, он перехватил его правой и обессиленно сел в грязь.

– Ты кто, спаситель? – невежливо, но с большим чувством спросил брат Вильгельм нежданного союзника.

– Дворник, – ответил тот, брезгливо разглядывая разодранный рукав куртки. – Прибираюсь я тут. Вы бы сержанта перевязали, что ли, а то он скоро геройски истечет кровью.

Пока брат Вильгельм наскоро обрабатывал рану, «дворник» стащил трупы монстров на тлеющие угли гнезда. Их было вроде бы четырнадцать, но из-за мутной пелены перед глазами и накатившей боли сержант не был уверен, что посчитал точно.

Кажется, странный господин прекрасно видел в темноте. По крайней мере, обошелся без факела.

Потом «дворник» подошел к охранителям, забрал последнюю бутыль с маслом и облил останки. Факел снова не понадобился – пламя взметнулось мгновенно.

Незнакомец несколько секунд смотрел на дело рук своих, потом усмехнулся и перекинул через плечо стонущего Гришку.

– Сами дойдете? – бросил он сержанту и брату Вильгельму. – Тут недалеко выход в подвал бани, минут десять идти.

– Дойдем, – прокряхтел сержант, с трудом поднимаясь на ноги.

От известного охранителям спуска в катакомбы они шли сюда около часа.

Когда они выбрались в пахнущую мылом, березовыми вениками и ароматическими маслами подсобку бани, неожиданный союзник аккуратно сгрузил Гришку на лавку. Коротко, светски поклонился сержанту и вышел в коряво вымазанную белой краской дверь.