Вкус вечной ночи

Та женщина, что отражалась в зеркале, пылала страстью, в каждом движении ее был многообещающий эротизм, но при этом чувствовалась какая-то отстраненность, недосягаемость и тихая, томная грустинка. Не было той теплоты, что исходит от девушек восемнадцати лет. Да и вообще возникало ощущение, что подобная женщина, отраженная в зеркале, попросту не может существовать на земле.

Ее и прежде сравнивали со статуями древних античных богинь, что являли в прошлом идеальное воплощение красоты, но ныне совершенно белоснежная, дивная кожа вампирши самым точным образом удивительно подчеркивала те утверждения.

Волосы Насти были черны и блестящи, и, роскошною волной струящиеся по плечам, они ничем не напоминали сейчас былую скромную прическу на балу из прошлого.

Лицо отражения имело абсолютно совершенные черты, что особенно подчеркивали эпикурейские изящные скулы. Они непередаваемо тонко дополняли аккуратные пологие брови и похожие на омут черные глаза, с тонким налетом оттенка крови, что обрамлялись очень длинными и густыми, похожими на крылья бабочки, ресницами.

Глаза эти были на редкость глубоки и волнующи, но Настю поразило то, какая в них таилась многовековая грусть, а также опыт, мудрость и исключительная проницательность. Это не могли быть глаза молодой дебютантки. То были очи уставшей отчасти, но все же полной желания жить и любящей себя уверенной женщины. Очи женщины, знающей себе цену и умеющей себя соответственно подать.

Помимо глаз, бровей и ресниц бледность лица изумительно оттеняли очень чувственные, нежные губы алого цвета. Губы, за нежностью которых уже много лет скрывалась лютая смерть.

Впервые за столетия на глазах у Насти навернулись слезы. Только сейчас она осознала, насколько прав был Люцифер, когда обрядил ее именно в это, кровавого цвета, бальное платье. Носить платье белого цвета она уже больше была недостойна.

– Спасибо тебе, падший ангел, – прошептала она, поднеся руку к лицу и недоверчиво погладив себя по щеке.

– Называй меня лучше добрым волшебником, – допив одним глотком бурбон, попросил девушку Люцифер. – Ты единственный человек за всю ужасную историю вечности, который был столь трогателен в своем подобном убеждении. Не скрою, что я часто вспоминаю тот момент с какой-то грустной теплотой.

– Ты так и не ответил. Оболенский был твоим посланником? Ты оскорбился на меня за мой отказ принять твой дар и решил отомстить так, сделав вампиром?

– Ну вот к чему мне такая мелочность! – поморщился демон и, встав со стула, он подошел к Насте и положил ей руки на плечи. – Оболенский был совершенной случайностью, капризом судьбы, и только она виновна в том, что он подарил тебе тогда темный дар.

– Много лет, освоившись в новой жизни, я потратила на его поиски… – опустив руки падшего к себе на талию, произнесла девушка. – Не передать словами, насколько сильно я хотела отомстить ему. И ему, и всем его возможным потомкам. Но месть моя в итоге так и не свершилась.

– У тебя была возможность отомстить потомкам! – хитро прищурился Люцифер. – Но в тебе тогда взыграла жалость.

– Что толку мстить невиновным, если убийца о том не узнает?

– Убийца ничего уже не узнает, ибо князь Оболенский пал смертью храбрых на поле боя. Это случилось во время Второй мировой войны.

– Пал смертью храбрых? Не слишком ли громкие слова для убийцы?

– Как бы ни кипела в тебе твоя заслуженная ярость, увы, девочка, но это так. После революции поручик гвардии залег на дно и много лет скитался по Ленинградским лесам, питаясь теми, кто случайно забредал в них за грибами или на охоту. Оставив пышность Петербурга, он стал отшельником и вел тихую жизнь убийцы, но все же истинный Оболенский был в душе древним русским офицером и дворянином, для которого слова честь и отечество никогда не являлись пустым звуком. Он был ярым патриотом и с большой любовью относился к русскому народу, несмотря на то, что ему приходилось периодически употреблять его представителей в пищу.

– Не очень-то вяжется с былым портретом этого франта! – хохотнула Настя. – Ну и как же он погиб?

– Произошло это за две недели до начала Ленинградской блокады. Железнодорожное сообщение было прервано, и Советская власть эвакуировала население Ленинграда, используя для этого автомобильный и водный транспорт. То была одна из последних автомобильных колонн, наполненная ужасно перепуганными и совершенно одинокими маленькими детьми. Некоторые из них лишь только-только научились ходить. Отцы их и деды были призваны в Красную армию, а матери и бабушки занимались строительством защитных укреплений в городе. Эта колонна попала тогда в немецкое окружение, детей выгнали из грузовиков и собрали в кучу, чтобы расстрелять.

– Беспощадные нелюди… – прошептала вампирша.

– Вовсю осуществлялся тогда план «Барбаросса», а он предусматривал практически полное истребление русского, украинского и белорусского народов. Когда на детей уже были направлены пулеметы, а пальцы фашистов лежали на курках, на них неожиданно набросился Оболенский. Князь понимал, что он погибнет, но он не мог безучастно смотреть на то, что собирались сделать немцы с зареванными и трясущимися детьми. Те малыши, что успели его рассмотреть, потом рассказывали, что сам Бог послал к ним ангела на помощь, ибо древний офицер был облачен в свой белоснежный парадный гвардейский мундир. Немцы тогда так и не поняли, с чем же на самом деле им пришлось в ту ночь столкнуться.

– Неужели несколько немецких солдат смогли остановить могучего вампира древности? – спросила Настя.

– Пулеметчики успели подать сигнал бедствия, и Оболенский, отправив детей в леса под руководством водителей колонны, отважно остался на месте бойни, отвлекая внимание фашистов на себя. Немцы потеряли в ту ночь около трети одного из полков, и лишь когда нацисты догадались задействовать артиллерию, этот бой был прекращен. Несмотря на то что традиционно вампиров убивают осиновыми кольями, светом солнца, серебром и святой водой, попадание под прямой артиллерийский обстрел не оставляет им никаких шансов на спасение точно так же, как и простым смертным людям.

– И все же убийца мой должен был быть наказан! – продолжала настаивать на своем Настя.

– Уже много десятилетий поручик Оболенский находится в преисподней и ежесекундно принимает полагающееся ему наказание. Правда – он оказался кремень, и, несмотря на все наши старания, князь так и не издал ни звука. Ни крика, ни мольбы, ни плача, ни стенаний.

– Я хочу его видеть, – попросила девушка. – Если ты и правда сегодня мой добрый волшебник, то дай мне его увидеть и подари хотя бы час!

– Хочешь добиться того, что не смогли добиться опытные в пытках черти? – усмехнулся демон.

– Хочу и добьюсь!

– Ну что ж. Сегодня я буду особенно щедр и вместо часа я дарю тебе целых три!

С этими словами зеркало растворилось в воздухе, и Настя увидела скалистую узкую дорогу, что уходила в небеса. По обе стороны от нее простиралась бездна, пылающая яркими всполохами огня, а где-то высоко наверху девушка увидела крест с висящей на нем обессиленно поникшей человеческой фигурой.

Фигура показалась Насте до ужаса знакомой и, гордо вскинув изящный подбородок, девушка медленно направилась к возвышающемуся над нею деревянному кресту.

Она шла нарочито неторопливо, чтобы дать Оболенскому прочувствовать, что к нему приближается боль. Сам Люцифер ужаснулся бы, если бы смог узнать, какие мысли наполняют сейчас черноволосую голову прекрасной вампирши.

Она шла величаво и царственно, и в этот раз она точно знала, что является королевой происходящего вокруг неистово беснующегося адским пламенем бала. Ее личного бала. Ее не пугали ни всполохи огня, ни дикий вой ветра, ни рев бушующей по обеим сторонам дороги преисподней, это все воспринималось ей как праздничная легкая иллюминация.

Оболенский был прикован серебром к кресту из осины. Помимо гвоздей, которыми были прибиты к дереву запястья и стопы офицера, их, для верности, опоясывали еще и толстые цепи из того же металла, обильно сдобренные по всей длине своей многочисленными шипами.

Несмотря на то, что серебро является мягким металлом, подручные Люцифера сумели придать ему необходимые свойства, и кровь поручика, шипя, как в огне, стекала вниз к подножию креста и далее – тонкими струйками бежала по скале навстречу Насте.

Из одежды на поручике были только белые военные кальсоны, и обнаженное тело его терзали с жадностью и визгом три огромных и кружащихся вокруг креста мохнатых, черных нетопыря.

Их клыки вновь и вновь вырывали куски мяса из тела князя, но раны сразу заживали, как у мифического Прометея, и страшная пытка продолжалась вновь и вновь, как бег воды по кругу.

На голове имперского гвардейца был шипастый серебряный венец. Он очень сильно впивался в кожу, и стекающая из-под него густая кровь каким-то чудом превращалась постепенно в святую воду, что заливала собою лицо поручика и причиняла тому неимоверные страдания.

В правом боку Оболенского, всаженный в тело едва не по рукоятку, торчал отесанный грубо осиновый кол, и было удивительно, как, чувствуя осину, пронзившую внутренности, поручик исхитрялся не издавать при этом ни звука.

Завершая великолепие, на шее вампира висела добротная связка ароматного и ядреного чеснока, и даже Настя поморщилась от того, насколько удушливым был тот ненавистный всем вампирам тошнотворный аромат.

Несмотря на все причиняемые мучения, взгляд кавалергарда был полон гордости, спокойствия и странного, какого-то мудрого и печального смирения.

Настя подошла к кресту и задумчивым томным взглядом окинула тело своего убийцы. Взглянула изучающе, неторопливо и как будто бы примериваясь.

Взгляд Оболенского прояснился, и он даже криво улыбнулся девушке.

– Приветствую вас, мадемуазель! Я так и знал, что мы еще встретимся, но не думал, правда, что при таких вот грустных обстоятельствах.

– Я очень долго не могла тебя найти… – совершенно бесцветным голосом сообщила ему Настя.

– Судя по тому, что ты нашла меня здесь, у тебя у самой сейчас дела не очень. Хотя не скрою, что ты выглядишь сейчас лучше меня.

– Спасибо одному очень доброму и крайне щедрому, могущественному волшебнику!

– Да уж, мои-то дела совсем паршивые! – кивнул поручик.

Окинув снова взглядом князя, Настя медленно и с опасной, хищной грацией подошла к нему вплотную.

Взглянув в глаза вампирши, князь понял, зачем она здесь, и низким голосом произнес: